Лиля Брик издевается над Маяковским

               



     И вспомнился Лиле Юрьевне еще один случай. Ей даже совестно стало. Очень уж нехорошо тогда все получилось.
     Ее голос  за кадром.
     – Вы думаете, у нас с Володей после этого никаких проблем больше не было? Ошибаетесь. Однажды, через несколько дней после этого объяснения, он засиделся у нас допоздна. Не помню  уже, о чем мы говорили, но только Володя  расхвастался, что он неотразим, и я решила его проучить. Что поделаешь, молодость! Тогда мне хотелось, чтобы мой мужчина был идеальным во всех отношениях. С современными взглядами, без этих мещанских предрассудков.
 
     Камера в петербуржской квартире Бриков. На кухне трое: хозяева квартиры Брики и Маяковский. Маяковский собирается уходить.
     – Уже поздно, Володя. Оставайся у нас ночевать, – говорит Лиля Юрьевна.
     – Нет, я пойду. – Маяковский встает и берет свой цилиндр.
     Лилю Юрьевну поддерживает Осип Максимович:
     – В самом деле, Володя. Чего ты будешь тащиться через весь город ночью? Оставайся!
     – Ну, все! Нечего рассуждать! Мы тебя оставляем, – решительно заявляет Лиля Юрьевна. – Постелем на кухне. Не возражаешь?
     Маяковский бледнеет. Говорит глухим голосом:
     – Тогда заприте меня!
     Хозяева запирают его и идут спать. Долго еще, лежа в постели, они слышат, как Маяковский, словно в клетке, ходит по  кухне. Наконец, Осип Максимович не выдерживает:
     – Мы так и будем всю ночь его ждать, пока он не заснет?
     – Подождем еще немного. Ему скоро надоест так ходить.
Но Маяковский продолжал ходить, еще более яростно и быстрее.
     – Ну, всё ждать я больше не буду. В конце концов, ты моя жена!
     – Ну, хорошо. Иди ко мне, только потехонечку.

     И они начинают заниматься любовью. И что после этого сделалось с Маяковским?! Барабанил по двери. Тряс ее, пытаясь открыть. Осип Максимович порядком перетрухнул. А Лиля Юрьевна спокойно ему говорит:
     – Ну, чего ты остановился? Продолжай!
    
     Голос Лили Юрьевны за кадром.
     – Конечно, нехорошо получилось. Но, с другой стороны, надо же было Володе когда-нибудь привыкать к новой жизни. Позднее он описал этот случай в поэме «Флейта-позвоночник»:

                А я вместо этого до утра раннего
                в ужасе, что тебя любить увели,
                метался и крики в строчки выгранивал,
                уже наполовину сумасшедший ювелир.

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а