Я стреляюсь, Лилик!

    
      Мы снова в Москве. В квартире в Гендриковом переулке. В этой квартире живут трое: Маяковский, Лиля Юрьевна и ее первый муж Осип Максимович Брик, которого она до сих пор любит, хотя давно уже считается женой Маяковского.      
     Лиля Юрьевна и Осип Максимович чаевничают. Как все москвичи, они любят чаевничать. Пьют чай чуть ли не каждый час. Но сейчас у Лили Юрьевны для этого особый повод. С некоторых пор у Осипа Максимовича появилась женщина. И сейчас Лиле Юрьевне во что бы то ни стало надо узнать, насколько это серьезно, не оставит ли он «семью». Начинает она с главного осторожно.
      – Это окончательно? Ты остановил свой выбор на Соколовой? –  говорит  она, отправляя миниатюрную ложечку с варением в рот.
      – Да, мне с ней хорошо,– отвечает Осип Максимович, с аппетитом жуя бутерброд с икрой.
      – Ты хочешь на ней жениться?– вкрадчиво продолжает Лиля Юрьевна, погружая ложечку в вазочку с вареньем.
      – Конечно, нет! Моя семья – ты и Володя. Володя, насколько мне известно, думает так же.
     У Лили Юрьевны гора с плеч свалилась.
     – Ну, все! Кушай!– говорит она совсем другим тоном, подходит к нему и целует в лысину. Она вновь чувствует себя хозяйкой.– Так ты думаешь, все спокойно в датском королевстве? – спрашивает она, озабоченная уже другой   проблемой. –   А вот мне кажется – нет! Ты посмотри на Володю. Разве он такой был раньше?
     И вспомнилось ей, как сильно Маяковский любил когда-то ее, как стрелялся из-за нее. Было это в Петрограде в 1916 году.
    
     Ее разбудил телефонный звонок.
      – Я стреляюсь! Прощай, Лилик! – Глухой голос Володи   разогнал сон. Заработала напряженная мысль.
     – Ничего не предпринимай! Жди, я сейчас! – Поверх халата накинув шубку, не застегиваясь, она бросается к выходу. Увы! пока не такую шубку, которую в будущем сможет себе позволить Лиля Юрьевна. При покупке которой Маяковский скажет: «Я настаиваю, чтобы горностаевую!» Но все-таки такую, в которой показаться совсем не стыдно. Даже такой котирующейся женщине, как Лиля Юрьевна.
     – Стрелялся, осечка. Второй раз не решился, – услышала Лиля Юрьевна, войдя к нему в комнату.
     – Ты в своем уме? – Она упала  на стул. Ей захотелось «убить» его.
     – Вчера был в своем. Сегодня – нет! – Изможденный, усталый, он не кричит, а стонет. – Всю ночь метался по комнате как помешанный. Видения меня мучили. Я не подкрадывался к двери твоей спальни. Не подглядывал в замочную скважину. Но я видел все!
      – Что ты мог видеть? Что мы с Осей спим вместе? Так мы муж и жена,– парирует она его доводы и сама переходит в атаку. – Сколько можно об этом говорить! За те несколько месяцев, что мы вместе, я каждый день это от тебя слышу. Сколько можно!
     – Я не знал, что мне будет так плохо.
     – Володя, не будь тряпкой. В конце концов, это мещанство. Мы строим новый быт, новую семью. Надо преодолевать собственнические инстинкты.
     – Но я не могу переделать себя! – ревет он. – Слышишь, не могу! Я ревную! Я не могу вынести эту пытку. Лучше четвертуй, но освободи меня от нее! Ревность меня сжирает. – После этого он подходит к ней. Просит по-дружески: – Мне плохо, Лилик!  Помоги!               
     – Боже мой, какой ты ребенок, – заключает она, пожимая плечами.
      – Уйди от мужа. Зачем он тебе? Любовь его износила уже. – Маяковский  с силой сжимает ее руки, как бы пытаясь передать ей свои чувства, образовать с ней одно целое. – Уйди от него! Чего ты медлишь?
      – Тебе придется с этим смириться, – спокойно говорит Лиля Юрьевна, глядя ему в глаза.
      – Тогда я выкраду тебя! – Маяковский начинает ходить. –   Или получу в виде приза вместе с короной лучшего поэта России! – Поэт заговорил в нем, и это придало ему силы, уверенность. – Но, думаю, сердце твое и так дрогнет, не устоит перед неотвратимостью моей любви! Слушай!
     Маяковский выпрямляется, гордо вскидывает голову – и вот зазвучал его голос, мощный! уверенный!

                А там, где тундрой мир вылинял,
                где с северным ветром река ведет торги,– 
                на цепь нацарапаю имя Лилино
                и цепь исцелую во мраке каторги.
                ……………………………………………….
                Любовь мою, как апостол во время оно,
                по тысячу тысяч разнесу дорог.
                Тебе в веках уготована корона,
                а в короне слова мои – радугой судорог.
                ………………………………………………..               
                Сердце обокравшая, всего его лишив,
                вымучившая душу в бреду мою,
                прими мой дар, дорогая,
                больше я, может быть, ничего не придумаю.

     И предстал перед ней уже не слабый человек, склоняющий перед ней голову, а исполин с вселенскими чувствами. И дрогнуло сердце Лили Юрьевны, не устояло перед мощью его таланта.
      – Откуда это? – спросила она.
      – Это из моей незаконченной поэмы, которую я посвящаю тебе, Лилик. 
      – Володя, ты гений! 
      – Этой вещью, правда, я Пушкина забиваю?
      – Правда… Нет, перед твоим обаянием действительно устоять невозможно. Ты не думай, что я такая уж строгая. Когда я люблю, я и мягкая, и податливая. Только ты никогда не изменяй мне. Я этого ужасно боюсь. А я тебе буду верна абсолютно, хотя от поклонников
у меня нет отбоя. Но мне никто нисколько не нужен. Все они по сравнению с тобой дураки и уроды… Иди же ко мне! С этой минуты мы муж и жена, чего уж там…

                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а