Крымская фантазия 1990 года

От катакомбы, с Меганона,
когда смеркалось, к Судаку
я вышел, виноградных гномов
пугая. Волн в морском полку
всё прибывало (для погромов
скалистых местечковых кущ –
бухт новосветских).
                Был озонов
и виноград, и... пыльный плющ (?!!)

...(Опять вторгается легенда
в реальности воспоминаний.
Так миф берёт себе в аренду
(вернее «под свою аренду»),
и до свершенья не узнаешь
как он, цепляясь за детали
сегодня выкрутит: где плющ? –
на лозах или на балконе,
или в кудрЯх? И кто Дионис? –
ты, или этот тавр из кущ,
из местечковых, новосветских,
разбойничьих? – Сидит на ветке
сосны и ждёт, чтобы гортанно
дать старт для штормового танца
пираний-лодочек (их стая
в засаде за скалой)…
                - Но каюсь!
кричит мой миф, – о, как я только мог! –
Ведь это ж маленький индийский бог,
ещё смуглей, лиловей ставший от
финальных инфракрасок…  Нежный рот,
как розовый бутон… Вай-вай!..  в улыбке,
с которой пчёлы пьют божественный нектар!...
!...
!...
!...
(и прочее... - здесь мифом долгий выпад
восточных вязких красноречий дан
потоком штампов из давно забытых
поэтик (на «тришубхе» по-кашмирски)

Ну, а малыш на ветке, позабыв о риске,
на пляжик медитирует сквозь листья,
вернее, на играющих нудисток:
там тусовались хиппи)...
               
                Так завёл
миф с Меганона на миниатюру
средневековую из Кангры…   Только шёл
я к Судаку.  В Крым возвращались тюрки,
и край желал своей легенды.  Ходоку
за каждую удачную строку
он предлагал вишнёвую амриту
из чашки солнца, для него пролитой
на скалы генуэзские и тени
финальных крепостей, чьи восковые стены,
напоминая молча об ином,
его встречая, сквозь него ж глядели
за мыс туманный Меганон*…


26.04.96.


--------------
*Цитата из Мандельштама