А жизнь идёт
А ведь как Лизавета готовилась к встрече с дочерью, когда получила письмо, что её кровиночка выходит замуж за достойного человека.
Заменила в квартире треснутый унитаз, повесила красивый плафон, голубыми колокольчиками, в кухне. Сватов ждала.
А сваты всё не ехали и не ехали. Звонила она дочери в Казань, но та нехотя отвечала, что, возможно, приедут через месяц. Шёл месяц за месяцем, зиму сменила весна, весну лето, незаметно хитрой лисичкой подкралась осень. И кошки заскребли на материнском сердце.
Вероничка сообщила матери адрес дома будущего мужа, где она давно счастливо и богато живёт, приписав неуверенным почерком: «Штамп в паспорте, мама, не заменит нашей горячей любви».
За глаза Лизавету называли ходячей заразой. Замуж её никто не брал. В девках прославилась. Поводил-поводил её шофёр Васька к стогу, покувыркались с ней, да и бросил.
Стали примечать соседки по общежитию, что Лизка подозрительно быстро полнеет. Когда она стала ходить вперевалочку и еле-еле таскала свой изрядно округлившийся живот, комендант выгнала её из общежития. Лизка за свои права бороться не стала и поехала домой к отцу с матерью. Но родители её даже в квартиру не впустили, обозвав
шлюхой подзаборной и шалавой.
Женские колготки, мужские носки, чёрные, белые, кремовые, синие. вишнёвые. Женские носки, с цветочками и затейливыми узорами и крохотные детские, в полоску, с цветочками, машинками…
Лидка строчила, обхватив двумя руками швейную машинку. Спина болела.
Превозмогая боль, кое-как доплелась до роддома. Никто не провожал. Квартирная хозяйка предупредила: «Как только родишь, убирайся!»
Никто не встретил Лизку из роддома. Счастливым жёнам дарили букеты цветов. Счастливые отцы фотографировались с кричащими свёртками на руках. А она шла к соседке по площадке бабе Тосе, которая не выходила на улицу и которой покупала то молоко, то хлеб, подолгу пила с ней чай.
Время летело, и мать-одиночка получила однокомнатную квартиру в новом доме, который поглотил и часть бывшего колхозного поля, и место, на котором стоял стог, где Лизка миловалась с Васькой, и где зачалась новая жизнь.
Чулочно-носочная фабрика реконструировалась. Построили новую просторную, с нарядной столовой. Швейные машинки заменили современными, появилось много другого оборудования.
Чтобы у доченьки было всё, как у людей, Лизка мыла полы в подъездах нескольких домов, шила на дому. Не замечала, как сутки сменяли сутки.
И однажды её доченька, златовласая красавица, заявила, что едет в Казань поступать в театральное училище. И стыдно ей стало показывать друзьям свою мать-швею.
В нескольких фильмах увидела мать свою дочь, красивую, счастливую, всегда любимую мужчинами. Вот она вылезает из богатой кровати, надевает сорочку возлюбленного и в его тапочках шлёпает в кухню, вот она в салоне роскошного автомобиля, вот она на море…
Приезжала доченька с гастролями в родной город, но не у матери остановилась, а в гостинице. Лизавета караулила её у входа, а когда доченька вышла с галантным мужчиной из гостиницы, и мать бросилась к ней навстречу, засмеялась: «Да это какая-то ненормальная! Что вы! Разве у меня может быть такая мать?»
Носочки детские, такие крохотные. Все её ровесницы – бабушки. Как же ей хотелось надеть на ножки внученьки или внука вот эти нарядные носочки. Когда она заходила в магазин при фабрике и в очередной раз выбирала и покупала самые красивые детские носочки, продавцы удивлялись: «Тётя Лиза, да ведь вчера только покупали. Или у родни так много малышей? Сейчас же нет дефицита, в любое время купите».
Ничего не отвечала пожилая женщина. Она купила большущую куклу, которая смеялась и говорила «мама», сосала соску. Туловище у куклы было мягким. Каждое утро женщина меняла кукле носочки.
Однажды ночью залился соловьём дверной звонок . Лизавета спросила: «Кто!»
«Я, мама!» - услышала такой знакомый, родной, голос.
Открыла дверь. На пороге стояла дочь с розовым свёртком, похожим на большую конфету в розовой обёртке.
«Ничего, доченька, не пропадём! Иди, милая, в ванную, небось, устала с дороги. Потом ляльку искупаем, покушаем и - спать».
Свидетельство о публикации №115101705562