Колизей

Что-то будет. Наверное, будет!
Как тревожно. Как жадно. Скорее!
Собираются толпами люди
На арене в седом Колизее.

Подъезжают к нему колесницы.
Слышен топот и конские храпы.
Это правда? Иль это нам снится?
Уронившие морды на лапы,

Мы настроили чуткие уши,
Мы расширили хищные ноздри.
Что-то будет! Ты слышишь? Послушай
Этот рокот восторженно-грозный.

Мы давно уже тут прозябаем.
Как куски полусгнившего мяса,
По углам беспощадно воняем.
Ведь так долго и кормят здесь нас им.

Нас забыли в сыром подземелье,
Там, где крысы, клопы и мокрицы.
Мы давно уже так не хотели
Красной крови горячей напиться.

И судьба, как герой-гладиатор,
Открывает решетки и двери.
И выходим мы в амфитеатр,
Оглушенные криками звери.

Этот гул голосов, издалека
Заполнявший собой коридоры.
Это будет азартно, жестоко.
И толпа замирает - который?

И, песок под собой обагряя,
Кто-то рухнет в прыжке на арену.
И толпа заликует, вставая.
И назначит последнюю цену

Чьей-то жизни опущенным пальцем.
Это будет - последняя битва.
И тогда христианских страдальцев
С нашим рыком сольется молитва.

И она в небеса вознесется
К непонятному новому Богу.
И сперва ослепившее солнце
Станет меркнуть  в глазах понемногу.

И - так больно, так жарко, так сладко,
О темнице сырой не жалея,
До конца, до глотка - без остатка
Умирать на песке Колизея!

С этим гулом восторженным в уши.
Постепенно и он затихает.
И звериные дикие души
В облака, в небеса улетают.

Ничего уже больше не будет.
Завершились жестокие игры.
Только в контурах облака люди
Видят льва иногда или тигра,

Что глядит на них сверху и тает,
Загорается алым и меркнет.
Новый Бог в небесах принимает
Все, любые невинные жертвы.