Тallинн-Таллinn

 
Город мой, я уже забываю

твой прибалтийский акцент.

Помнишь старый надёжный рецепт, 

как, смешав с серым ливнем Балтийское море,

получить перманентное горе

с прибавлением звона трамваев?

 

Город мой, где твои маргаритки

на зелёных газонах далёкого лета, 

где же детские гольфики белого цвета, 

глупый книксен, билеты в кино?

Все твои марципаны засохли давно, 

и по парка дорожкам  не ползают больше улитки.

 

Город мой, где твоя сумасшедшая датскость, 

латы рыцарей, звон кандалов и мечей, 

где герольды твои в обрамлении чёрных плащей,

хлебосольные бюргеры, Тиль Уленшпигель?

Видно, выстроен ты на погибель, 

раз тобою утрачены радость и детскость...

 

Город мой, ведь теперь ты не скажешь:

"Погуляем по улицам узким моим,

у свинцового моря давай постоим".

Нет ни флюгеров, ни фонарей, 

Стало много стеклянных дверей

С новым лозунгом "Всё на продажу".



Ты свободен от прежних старинных одежд,

улыбаешься как-то хитро, 

понаделал каких-то бистро, 

на витринах порядок и глянец, 

ну а я здесь теперь иностранец

с чемоданом под мышкой и отсутствием всяких надежд.

 

Всё прекрасно, но только вот эта старуха

достаёт себе завтрак в заплёванной урне,

только гимны звучат всё бравурней, бравурней,

и безумней, бездушней газеты,

треплет дождь кандидатов портреты,

только в сердце сплошная разруха.

 

"Уезжай", - скажет чёрствый чужой человек, 

"Уезжай, уезжай", - просвистят поезда.

Соберусь и уеду.  Уеду? Куда?

В сон, в тоску, в одиночество, в смерть, 

Надо только суметь, надо только посметь

лишь прикончить себя, так, как кончился век...

 

                1992 г