Дима Стрижов о Владимире Гандельсмане

 

Летом 1990 года был вечер памяти Сергея Довлатова. Я читал рассказ со сцены. В зале было полным полно народу.
Подошёл ко мне молодой человек Дима Стрижов с просьбой прочитать свои стихи. Я сказал ему что это никак невозможно, поскольку вечер посвящён памяти Довлатова, а не ему.
Дима Стрижов художник из Санкт Петербурга. Он приехал в Нью-Йорк, поселился здесь на Бродвее в районе 60-х стрит. Жил он в маленькой студии, за которую платил 1200 долларов в месяц! Сумма тогда казавшаяся мне неподъёмной, но он был уверен в своём будущем в Нью Йорке.
Я бывал в студии Стрижова, видел его картины, был знаком с его женой. Вот что он рассказывал мне.
Стрижов был знаком с сыном Иосифа Бродского. Бродский чувствовал вину перед ним и его матерью - Мариной Басмановой, Ленинградской возлюбленной Иосифа. Сын Иосифа и был причиной похвальбы Гандельсмана в журнале "Континент", когда Гандельсман представлялся журналу, как друг сына Бродского. Иосиф после пожалел об этом, узнав от журнала истину.
Я помню телефонный разговор Бродского со Стрижовым. Гандельсман попросил Стрижова о связанном с его приездом в Америку делом, чтобы Стрижов попросил Иосифа походатайствовать за него - то есть Гандельсмана. Что то надо было подписать в его пользу, так как он жутко боялся, что ему откажут и он вынужден будет вернуться в проклятый Ленинград.
Гандельсман удивил меня. Он спросил под какой фамилией лучше в Нью-Йорке: Владимир Мишин или Владимир Гандельсман? Я сказал ему что Гандельсман, поскольку стихи он печатает под этой фамилией.
Откуда всплыла фамилия Мишин я не знаю, но все евреи в Нью-Йорке от Грицмана до Гениса не трогали своих фамилий и только Гандельсман переживал, не будет ли ему плохо, если он еврей?
Вернемся к разговору Бродского с Гандельсманом. Гандельсман стоял рядом с нами - Стрижовым и мной вечером на улице в районе 60-х. Стрижов говорил с Бродским по телефону не из телефонного автомата, а по обычному, переносному. Звук Стрижов  включил на полную мощность, так как попросил его об этом Гандельсман, сильно переживавший, выгонят его или оставят в благославесном Нью-Йорке. Каждое слово Бродского я и Гандельсман слышали. Иосиф очень злым голосом сказал:
- Гандельсман? Я написал о нём в журнале. Я не специалист по оставлению кого нибудь.
Разговор на этом закончился. Я понял, что дело было не в стихах Гандельсмана, а в сыне Иосифа, в чувстве вины Бродского, а Гандельсман был поводом и не более того. Бродский улаживал дела перед "Континентом". Что ему было написать одну фразу, которой попользовался Гандельман? Лиля Панн, идиотка-критикесса, ходила на задних лапках перед Иосифом. Лариса Шенкер, главный редактор журнала "Слово/Word" приняла его, как гения и только потому, что был-то Бродский гений, а не Гандельсман - просто грязь. Он даже проник в Википедию - энциклопедию Мира, прaвда там он представлен ущербно. Во первых: нет его фотографии. Во вторых: статья о нём крошечная. В третьих: не работают ссылки, что показывает, что это примитивный подлог для публики.
А я-то был другом его. Он с каждым днём становился хуже и хуже.
Умер Бродский. Я написал стихи ночью на его смерть, стихи горькие о которых отозвался Соломон Волков по радио "Свобода", газета "Новое Русское Слово" и т.д. и т. п.
Гандельсман тогда озлобился на меня и стал совершать подлости. Как так, думал он? Почему Алейник, а не я? Так дело не пойдёт! Топить! Он написал о том, что голубь какнул на мои стихи, которые лежали на подоконнике, а я рассказал об этом только ему. Газетка и заметочка, подленькая заметочка, без подписи (!!!), где и - ха-хи (!!!) - изложено то, что известно исключительно ему (гы-гы-гы!!!). Вот вам и история про меня и двух других знакомых.                16 окт 2015