***

*   *   *

С гримасой времени питомца,
безмолвных пасынок порук,
я никого не жду. Лишь Солнце
здесь возвращается на круг.
Неотделим от камня кожей,
с кипящей тишиной в груди,
ботинком чавкает прохожий
меня на вечность впереди;
где, око требуя за око
в застолье выкопанных ям
глазниц, по руслу кровотока
ведёт на крест оконных рам.
Зрачки царапаю о стёкла,
об окоем в гнилую суть,
в которой даже смерть поблёкла,
мечтая выжить как-нибудь;
пристроившись у смятой плошки,
и, нахватавшись дешевизн,
так пафосно прославить ложку,
чтоб зачерпнуть чужую жизнь.
От вдохновенного порыва
до щелочи набухшей слез
я в небо падаю с обрыва
верхов, текущих вниз берез.
И с волчьим племенем не ровня:
(не волчья кровь во мне течет),
я выхожу сквозь преисподнюю,
не чувствуя, сколь горячо.
Всё выменяв  строки звучание
на смерть наедине с собой,
я выпадаю из отчаяния,
в октябрь канув с головой.
Теперь и многого не нужно:
соприкоснувшись вдруг рукой
с её губами, стиснуть туже
свое плечо её щекой...

вс