улыбка

Кому ты обещана, снишься кому ты уютною женщиной, чья западня заманит, желая такого уюта, которому, кажется, небо — родня? В каком ты блаженстве нерайского сада себя утаишь в мельтешении дней, кому в том саду ты обещана ладой, кому королевой, на кухоньке чьей? И дни заснуют... Недоварены, сшиты, заштопаны в спешке порой кое-как, на кухне куражась с бессменною свитой кастрюль, сковородок, и времени в такт ошпарены или остужены, в годы рецептом житейским давно сложены, елеем помазаны горечи мёда... сладка она роли уютной жены... и мамы — до боли чудесных творений... им каждому крылья ты шьёшь за спиной: себе на беду — из твоих же владений на крылышках выпорхнет каждый в окно... но это потом, а пока ты мадонной, волшебницей, ладой по кухне кружишь, и телеэфир в ней — твой мир заоконный, но мегазвезда в нём не ты... А Париж красавиц торопится русских увидеть; увидев, торопится он умереть. Тобой не забредив... Но ты не в обиде, хоть стала тесна тебе кухоньки клеть... И вот уже ты примеряешь украдкой двух ангелов крылья, что сшиты тобой, и вот уже снишься кому-то загадкой о жизни, взлетевшей слегка над судьбой... взлетевшей по ангельской чьей-то ошибке, закравшейся в кухни уютный мирок, по чьей-то ошибке, в нездешней улыбке, скорее похожей на твой островок для полуулыбки, в сиянии зыбком в тенистый уют ускользающей... 

Но...

Какой-то художник той полуулыбки нездешним сиянием бредит давно. Она им однажды украдена тайно, и просится в вечность, и льётся на холст...

С улыбкой Джоконды как будто случайно обещана в вечности спорить всерьёз.