Марко Фраческий

                МАРКО ФРАЧЕСКИЙ



            Начало христианства особо ознаменовалось отшельничеством. Люди уходили в пустыни, глухие леса и там, в молитвах и уединении достигали небывалого совершенства, а если правильно выразить мысль – общения с Богом. Это,  впоследствии и наложило благодать на дальнейшее развитие христианской веры, как таковой. Вот об этом я и хочу рассказать, воплощая замысел Сергея Нилуса в поэтические рифмы.
             Что мы ждем в этом мире – мире, напичканном суетой и проблемами? Что мы ищем: спокойствия или умиротворения, или удовлетворения своих страстей? О чем мы думаем сидя в пустой колыбели? Каждому дана свобода в выборе и каждый, хочет он этого, или не хочет, пройдя границу физической смерти, предстанет перед Богом,- только с чем…. Вот извечный вопрос!


               
Историю сию поведал
Достойный муж Серапион.
О, сколько тропок я изведал!
Но то, что в слове мудром он
Порывом уст благочестивых,
Благочестивым передал –
О том, увы, я не писал
В стихах Боголюбивых.
Но видя слабость утешенья
Кричит мне совесть «опиши
Тот чудный миг без промедленья» -
В том Божий дар благоволенья…
И осмысляя крик души
Хочу поведать о прекрасном;
Кому-то глупым в мире властном,
Покажется рассказ сей мой,
Кто-то проронит «Боже мой,
Как Ты прекрасен». Чудотворно
Кто-то услышав то упорно
Будет к беспечности внимать,
Во клочья душу разрывая…
Мы можем лишь о том гадать,
И в даль тревожну убегая,
Дабы и нам Любовь познать,
С мольбой взывая в Божье лоно,
Дозвольте сестры, братия,
Пером со слов Серапиона
Вам описать, что слышал я.               

                I

Живя в Егинетской пустыне,
Мольбами, сглаживая зло
Увидел я, что глупость стынет,
И сердцу стало так тепло,
Что я решился, зло дурмана,
Дабы навеки иссушить –
У Преподобного Иоанна
Благословения просить.

Я получил благословенье -
Пройдя в пустыне долгий путь
Нашёл любовь и утешенье….
По новому дышала грудь,
Душа, сияя, восторгала,
Предвосхищая свежесть дня,
Плоть, замирая, оживала
От лучезарного огня.
Но долгий путь и утомленье
От путешествия сего:
(В том Божье зрю благоволенье)
Сковала ноги, моего
Ходьбой измученного тела,
В глазах от света потемнело,
И я присел в тени дерев;
Истомою главу задев
Сонливый ветер пробежал,
Прохлада окружила члены,
Сомкнулись сладкой неги стены,
И я в тени той задремал.

Что ж вижу я в виденьях сонных:
Отшельники передо мной,
Одежда, лик уединенных,
Их разговор такой простой.
Казалось мне сие всё странно,
Они ведь, так же как и я
У старца, славного, Иоанна,
Богобоязненно, любя
Пришли просить благословенье,
Дабы найти в нём утешенье
Душе и телу своему….

Но сердце плачет, почему?!

Один из них прогнав истому,
Мой, разгоняя сладкий сон

Отшельнику сказал другому:
«А, авва здесь Серапион!
Примем же брат благословенье
Днесь от него» - но старец мой,
Что дал мне Божье утешенье
Просить их начал, чтоб покой
Мне не нарушили они.
Не потревожив чуткий сон;

Так я в блаженстве спал в тени,
Под шум листвы широких крон.

Здесь впору надобно сказать:
Что нынче было мне дано
От тех отшельников узнать,
В моём сознании давно
Теплилось славно – видит Бог
Желанья дивные мои
Хотел я выполнить – не смог,
Теперь закрыв глаза свои
Я слушал дивный разговор,
Страстям и сну наперекор.

«Ведь сколько лет в трудах в пустыне,
А к Марку всё он не идет;
Марк в Эфиопии живёт
На Фраческой горе… и ныне
Между подвижниками нами,
Ведь тому Марку равных нет,
Своими видел я очами,
Минуло уж сто тридцать лет
С тех пор, как он рождён в гордыне
И девяносто пять из них
Он подвизается в пустыне
Не видя лиц людей живых.
Но до того как мы решили
Сюда, отец, прийти к тебе,
Святые к Марку приходили,
И обещали взять к себе,
Туда, где в свете жизни вечной
Душа его покой найдет».

О, мир во плоти скоротечной!
Я вмиг проснулся; хладный пот
Струился, вежды заграждая:
Был дивный сон и нет его!
Садилось солнце в свете тая…
Гляжу – у старца никого!

Ему, что видел, рассказал,

На это старец мне сказал:
«От Бога, брат, тебе виденье,
Но Фраческая где ж гора!?» -
Ответ тот, был мне в утешенье,
И про себя сказав «пора»
Я сотворил молитву сразу:
«Молись отец здесь за меня»,
И следуя его указу,
И в сердце Господа храня
Ушел путём необычайным,
Хотя всё ж ноги и стары,
По землям древним и бескрайным,
К юдоли Фраческой горы.

Александрия, град сей пышный
Красой меня не привлекал:
Средь злата, роскоши, зеркал,
В местах тех ярких я был лишний.
Я брел туда, где хлад пустынный
Терзал ландшафт и сон долин:
Я брел туда, где жар лавинный
Сжигал пески. Я был один
В местах забытых и широких,
Где клич Хатфеев, словно яд,
Сжигал сердца у одиноких;
Где Эфиопии уклад
Тиранил веру, вняв запрету;
Ни дождь строптивый, ни роса
Сжимая пеплом небеса
Не сходит влагой в землю эту.
Там ничего нет, только свет:
Ни зверь, ни птица много лет
Туда без страха не стремится,
Там нет покоя, корм иссох,
Нет пищи, дабы насладиться
Могла там тварь, один лишь мох
И пыль, что в зное веселится.

Уж сколь в пути те дни прошли,
Последней каплей влага дышит;
Иссохла плоть; конец; пришли;
Последний финик губ не слышит.
Я опустился, тело жжёт,
Но вижу…. Господь, Ты велик!
Вдали – не зной ко сну ль зовет?
Мне дивно то. Знакомый лик.
Не знаю, как я поднят был;
Отшельники – их зрел в виденьи:
Теперь я знал – я жив! Я жил! –
Вот благодать и утешенье!

Не буду я вас утомлять
Рассказом вольнодумства
О том, как был спасен – мне б знать
Границу до безумства,
Которую уже я зрел,
Как телом ощущал:.
Я был спасен, но мой удел
В места иные нынче гнал.
 
И вот она гора - близка.
Мгновенье; рядом я.
Она настолько велика,
Что сущность вся моя
Затрепетала в гневе том.
Казалось мне она
Своей вершиною стройна,
И каменным хребтом
Пронзает небо. Жуткий хлад
Окутал плоть мою:
Я торжествую, я стою,
Каменья невпопад
Лежат, припадшие к земле…
И больше ничего.
Я ближе подошёл, во мгле
До взора моего
Дошла невинность красоты.
О, Боже! Прав был Ты!
Когда терпел, когда страдал,
Когда Себя Ты в нас влагал,
Тем самым душу очищая
Того, кто этого желал.

Я долго зрел, довольно зная
Людской, похотливость вины,
Я видел блеск морской волны,
И бурным чудом наслаждая
Свой ненасытный тихий взгляд
Я видел, как волна играя:
Пенясь, кружась и тихо тая,
Минуя рифов перекат
Прильнув к подножью величавой
Тревожной Фраческой горы
Там застывает до поры,
И возмущённой и усталой
Уходит в море. Я стоял
Теряясь в красках, отдыхая,
Я тем движением дышал
Тогда, увы, ещё не зная
Сколь радости и сколь терпенья
Достигну я для вразумленья.

Семь дней на гору восходил,
Я плоть свою терзая;
Семь дней в кровь руки раздирая
В трудах не ел, не пил.
Суставы непослушных ног
Ломились, но я брёл:
Я знал, со мною рядом Бог –
Он к Марку меня вёл.
Сомнение изыди прочь!
В нём смерть и жизнь моя,
И вот когда седьмая ночь
Настала…, вижу я
Как тьмы покров с небес ушёл,
Как белыми крылами
Взмахнувши, Ангел вниз сошёл
К святому со словами:
«Блажен ты авва Марк, в борьбе
И благо будет оно,
Мы привели сюда к тебе
Отца Серапиона»

Воочию я видел свет.
Досель мои глаза
Неволить надо было ль? Нет!
Багровая слеза
Катилась по устам моим.
Пещера, вот он вход,
Что далее меня здесь ждет?
Как быть трудам моим?!

                II

Достоин ли, вас утруждать
Былых времён рассказом.
Когда я спал, земля под стать
В тени, под старым вязом
Была блаженнее одра:
Тепло там и покой,
А здесь угрюмая гора -
Пещерный хлад ночной.

Но всё же я пещеру зрел:
Её каменья, своды,
В пещере кто-то тихо пел
Псалом Давида.  Годы
Я слушал в храмах песнь сию,
По всякому дивился,
Но здесь тому я поразился –
В оцепенении стою.

Очнулся я; но дивно зрит
Луна меж звёздных груд.
И слышу, он мне говорит:
«Велик духовный труд
В делах земных Серапиона;
Душе его похвально оно,
Яко желанно бытие
После трудов земных увидеть
Здесь пребывание мое».

Мне приходилось много видеть:
Нет места, где б моя стопа
Не оставляла след глубокий,
Но Божья дивная тропа!
И взгляд там одинокий
Годами прожитыми звал,
В нём я как отрок трепетал,
Когда святой меня руками
Нежданно вдруг благословив
Поцеловал мой лик устами,
И я, в безмолвии застыв
Там услаждал свой слух словами.
Его неслыханных речей:

«Я девяносто пять лет пробыл
Серапион в пустыне сей…
И так увидеть не сподобил
Я никого здесь из людей.
И ныне ж лик твой зрю здесь я,
Который…да! Душа моя
Уж много лет желала видеть.
И ты желание обидеть
Моё, не смея, труд такой
Терпел, взваливши на себя,
Дабы прийти ко мне, сын мой…
И вот я зрю тебя».

Смущен я был. Блаженны очи
Коими ныне Марка зрел
Под сводом жуткой чёрной ночи
Небесных ярко-хладных тел.
Душа моя – моя отрада
Чиста была как никогда,
Свежа и нежна как прохлада…
И я спросил его тогда:
«Скажи отец мне, как сюда
Приход твой чудный совершился».
Мне более хотелось знать.
Яко немыслимо понять.
Зачем он здесь уединился.
 
Как славно все же! Ночь, обитель,
Пещера – тихий уголок,
Слова простые – их хранитель
Изживший слабость и порок -
Марк преподобный, годы глуша
И собирая вместе их
Мне излагал о днях своих,
А я сидел и тихо слушал,
Скорбел молитвою, дивился,
А он мне молвил:
                «Я родился
В Афинах много лет назад.
Я не искал себе наград,
Когда в тиши уединенья
Я философские ученья
Там проходил; средь старых книг
Я предавался размышленьям –
Тогда я многое постиг.
Пришел конец моим сомненьям.

Так задыхаясь среди «лживых»,
Рождённых бурей и грозой
Душа моя в глуши мирской
Искала дел светолюбивых.
Она плескалась и рвалась
К брегам невиданным и нежным,
К пустыням грозно-безмятежным
И улетая, к ним неслась
Над онемевшею землёю
Сияя радугой, звездою.
А я, склонив главу с мольбой,
Молился над своей судьбой.

Но вот когда закрылись в муке
Глаза родителей моих,
Когда тела их в странной скуке
Лежали скорбно средь живых,
То я сказал: «И я в сих латах
Как и они сейчас умру,
Зачем же мне в чужих палатах
Влачить судьбу в грешном миру.
Восстану я, да доброй волей
От мира отлучусь сего,
Прежде чем мне своей неволей
Восхищену быть из него».
И в тот же час с себя одежды,
Совлек я, радуясь в тоске,
И в сине море на доске
Поверг себя, сомкнувши вежды,
В необозримо долгий путь.

Носимый волнами надежды,
Дабы в пучину не нырнуть
Я весь отдался Божьей воле;
Я в мыслях бурных на Престоле
Взирал на Господа: там Свет,
А я носимый столько лет
Предавши тело заточенью
Дремал, блуждая средь людей…
Но волны выли всё сильней!...
Как вдруг по Божьему смотренью,
Избитый, на доске своей,
К горе пристал, нежданно сей.

«Как я уже здесь говорил,
Почти что век здесь пребывая
В вертепе этом» -  Марк застыл.
И тихо что-то вспоминая,
Ко мне он вновь заговорил:
«Здесь я не видел никого,
Кто мог бы взора моего
Потребность усладить. В печали
Лишь только волны разбивали
Седые скалы, ветер рваный
Срывался иногда меж них…
Я был один средь скал чужих –
Кругом лишь ужас непрестанный:
Ни человечьих лиц живых,
Ни зверя, птицы средь простора
Не видел я, лишь бесов свора
Плоть досаждала здесь мою.
Я тридцать лет в нужде великой
Страдал, терпел; В пучине дикой
Порой казалось что я сплю,
Скорбя от голода и жажды,
От наготы, но я не спал
С тех пор, как в немощи однажды
Сюда пришёл, я тихо ждал
В смирении один страдая…
И Богу душу раскрывая
Его Любовь в себя влагал.

Но лишь одно мне здесь мешало:
Диавольских отродий жало –
Бесовских козней беспорядок.
Для них же плод мой был не сладок.
Я землю ел, вода морская
Была мне вместо пития,
Зато хрустальная моя
Душа, как птица молодая
Молитвой праведной дышала…

Но свора бесов ожидала…
До тыщи раз они клялись
Меня здесь в море потопить
И с диким воем во всю прыть
Пытаясь клятвы те исполнить,
Всей сворою ко мне неслись;
Дабы делами зло дополнить,
Вниз сей горы, меня схватив,
Побои нанося, тащили,
Но, я вставал, о, мой порыв!
Всходил наверх… и вновь влачили,
Они меня, пока на мне
Лишь кожа, кости да остались,
Но бесы те, крича, смеялись
И выли дико при луне:
«Как ты дерзнул прийти сюда!?
Ты слышишь, от начала века
Ни одного здесь человека
Не видели мы. Навсегда -
Вопили бесы издеваясь
Над моим телом и ругаясь -
Уйди из нашей ты земли!»

Так тридцать лет они вели
Борьбу со мною здесь, их своры
То, прячась с воем в свои норы,
То, выползая вновь…. И вновь
Меня влачили, избивали,
И разрывая тело в кровь
Тащили вниз и там бросали….

И я терпел все тридцать лет;
Тем бесам отвечая «нет!»
Я вновь вставал, страдая болью,
Страдая наготою, солью
Морской воды, бесовской брани,
От голода томясь, скорбя
Сбивая в кровь главу и длани,
Прося прощенья за себя,
За все грехи людей земных
У Господа, я ввысь всходив,
На эту гору и застыв
Здесь замирал во снах своих,
Росы Божественной испив.

Господь услышал мои речи:
Молитвы тишь, забытие;
Он милосердие Свое
И благодать излил на плечи
Моих немыслимых страданий…

И свет божественных сияний
Вдруг освятил меня. Мой Боже!
Его смотреньем плоть моя
(Кости разбитые под кожей)
Покрылись волосом и я
Не ощущал уже ни боли,
Ни наготы, лишь благодать
Во мне жила. Средь сей юдоли
Я перестал скорбеть, страдать.
Я был достоин откровенья:
Господь мне дал в Любви Своей:
И для души, с тех пор, моей
Как лучик дивного прозренья
Было дано увидеть радость
Царства Небесного и мне
Место то видеть было в сладость:
В Богоугодном тихом сне
Видел видение я Рая,
Где в одиночье рассыпая
Вкруг золотистые плоды
Древо немого вразумленья,
Древо любови и беды,
Древо, которого плоды
Волею злого искушенья
Наши земные праотцы
Без разрешения вкусили.
Святые, видел, как там жили -
Плачьте невежды и глупцы!»

Рассвет прохладою томимый,
Упругий ветер; Недвижимый
Тугой меланжевый туман,
Сжимая утренний изъян
Светило яркое зардело.
Пещера, своды, камни, вход…
И я увидел Марка тело!
Он был как зверь, седой налет
Сплетаясь густо с волосами
Покрыл его. В пещере той
На Божий промысел святой
Воочию я зрел очами.

Тем временем мой преподобный
Читал псалом. Я слушал. Мир
Казался более беззлобный,
Я слышал звуки райских лир –
Чудесность тихого призванья
И ничему не удивлялся,
Ни благодати воздаянья,
Ни святости – я в ней купался,

И чтя, ту святость забывался,
Роняя слезы покаянья.

Не буду здесь упоминать
Как тихо сей святой
Псалом окончивши читать
В пустой пещере той
О трапезе, прося, взывал,
И я то братья зрел,
Я думать, даже там не смел,
Не мог я знать, не знал…
Не знал я сестры, братия
Где же на самом деле я!?
Толи в Раю, где Ангел Божий
Дары святые предлагал,
Толь средь пустынных бездорожий
(Для человеков путь нехожий)
Где зной безмерно жизнь сжигал.
Я мог лишь только удивляться,
Ну как могло такое статься:
Ведь с Марком были мы вдвоём.
Вот входим. Тихо,. мы идём.
Пещера, камень, два стола.
О, Господь! Ты, Бог мой!
Покрывшись нежной белизной
Хлеба и соль бела,
Рыбины печенные рядом,
Маслины, овощи нарядом
Благоговейно тешат взор,
Чудесны травы – Божьи блага,
Меж ними финики, коряга –
Небесных Ангелов узор –
Полна воды, а та вода,
Род человеческого рода
Не пил такую никогда, -
Она чудесней, слаще мёда.

О, удивления мои!
Конца не вижу им.
Когда: «Господь благослови»
Святой сказал, засим
Растаял свод пещерных зал,
Свет вспыхнув, воссиял,
И я увидел с Неба
Близ трапезы, светлее хлеба
Что на столах там возлежал –
Отбросившую лень и скуку
Нежданно Божью руку…

И ели мы – благи уста.
О, мир любви и зла!
Меня дорога неспроста
В пещеру ту вела.
И я дивился там тому
Как дивная рука
Не прикасаясь ни к чему,
Как ветр быстра, легка
Убрала трапезу; слуга
Невидимый исчез;
Пещера стала вновь нага,
Ночи спустив навес.

И я дивился там тому,
Как Ангел Божий был
Слугою Марку моему,
Как Марку он служил
По воле Господа, и я
Был оным удивлён….
И тут-то снова слышу я:
«Мой брат Серапион».

Марк весь лучился, тени стен
Не заглушали свет,
Он полыхал, он рвал сей плен,
Он наложил запрет
На жало бездуховной тьмы,
Он Господа любил
Сильнее, ежели все мы,
Хотя страдая жил.
Он к духу моему взывал
И я, прильнув тот час
К святому плотью, там рыдал….

И преподобный продолжал
Чудесный свой рассказ:

«Теперь ты видел Божий плод,
Его рабам своим
Господь в любви всегда даёт
Сюда к местам святым.
Сей трапезою Он, сын мой
Питает (день, иль ночь)
Мой дух и плоть, храня покой,
Ведь здесь я тридцать лет
Людей не видя, Божий свет
Без пищи, пития
Боляще землю ел;
В нужде великой плоть моя

Кровя от страшных дел
Босой скорбела; наготу
Пустынный зной сушил,
Я замерзал, мороз хладил;
Былую красоту
Я потерял средь тихих гор,
Отпали пальцы ног:
Как мертвый низ лежал с тех пор,
Как плотью изнемог.
И бесы выли там не зря
Безмолвию вторя,
Меня бороли, вне себя
Крича от страшных дел.
Я с Божьей помощью терпел
Те муки, возлюбя
Еще сильнее Божий свет –
Со мной был Господь Бог,
И бесам тем я сколько мог
Твердил лежаще «нет».

Когда же тридцать лет прошли
Страдания свои
Я позабыл, они ушли,
Суставы все мои
По воле Божьей здесь на мне
Покров волос покрыл.
Я был в чудесной пелене,
Я голод, боль забыл.
Не тяготят мороз и зной.
Они не возмогли
Уже нарушить мой покой.
Бесы с горы ушли.
Сегодня , брат, пришел мой срок
Земного бытия;
Переборов грехов порок
Теперь душа моя
Готова тела сбросить тлен
И к Богу вознестись,
Господь, послал тебя в сей плен,
Меня, взывая ввысь,
Дабы рукою ты святой
В прибежище сие
Опрятал тело здесь, брат мой,
Смиренное мое».

Как славно сестры, братия
Когда томится плоть,
Но слышу: «Лишь душа моя
Из тела изойдет,
Как только лишь меня Господь

К Престолу призовет –
Смиренно тело положи,
Мой брат, в пещере сей
И вход каменьем заложи
Избранницы моей»

Смятение….пещерный свод,
Обилие камней.
Заплакал я. Какой уж год
Дотоле средь людей,
Я, Божьим движимый перстом
И также как святой
Жду царствия, желая в нём
Душе найти покой.
Я знал, мне надобно туда,
Откуда я пришёл;
Я знал, что Господь без труда
Сюда меня привёл;
Теперь же Он меня опять
Для Богоугожденья
Ведет назад, Ему то знать,
Где мой венец спасенья.
Как трудно нам, душа коль ждёт,
Когда в миру кружило,
Куда дорога приведет….

Когда ж всё заискрило
Скрыв тамошний пещерный хлад:
Каменья, своды вкруг,
Горы величия наряд –
Мной овладел испуг,
Скажу я вам, как никогда. 

Теперь я зрел туда,
Откуда свет тот исходил,
Я в восхищении застыл.

Меж тем святой молился. Тень
У Фраческой горы
Накрыв прохладой яркий день
От чада и жары
Томила мглою уж ночной,
Погас светила свет,
Сплетаясь с сонною луной
Застывший силуэт
Горы впадающей в экстаз
Молитвенной любви:
Молитва «Господи» --за нас,
«Спаси, благослови».

Я поразился словом чудным;
Бродя пустынями по скудным
И обездоленным путям,
Где жизнь теплилась лишь желаньем,
Где ветер вкрадчивым дыханьем
Вдруг возмущаясь рвал к стопам
Песок, измученный жарою,
Где влага ленной пеленою
Переполняла зноем грудь,
Я находил покой в молитвах,
И в покаянье в плотских битвах
Дабы найти тот верный путь
В любови каплею смиренья
Блаженно наполнял свой дух,
Но мой в восторженности слух
Не находил такого рвенья,
Которое средь горных стен,
Попавши в сей чудесный плен,
Я возымел от слов тех Марка –
Услышав их в последний час:
Их красота любовью ярка
Так полыхала среди нас
Лелея плоть великой силой,
Что я забывши средь немилой
Пещеры сладко воспарял
Блаженностью взирая ввысь.
А те слова неслись, неслись….
В них я безвольно наполнял
Как безымянною росою
Цветок, измученный ночною
Прохладой - наполняет жизнь,
Я наполнял незримо мысль,
И наслаждаясь полно ими,
Я задыхался между ними
Роняя сладость и любовь,
И уповаясь вновь и вновь
Я с вожделением крылатым
Взирал на горныя пенаты.

                III

«Когда во вретище всё ж сем
Почиет моё тело,
Когда я стану глух и нем,
Когда днесь цветом мела
Оно покроется в скорбях,
Иссинь закроет веки,
Да не возляжет на власах
Одежда, человеки

Которой, покрывают стыд:
От тела моего
Да не возьмешь ты ничего»….

Глаголю сестры, братия,
В том к вам любовь моя,
В том милость Божья и печать
Событий чудных тех….
На что хотел Марк указать,
Что дать для нас для всех.

Меж тем сильнее свет сиял,
Ушла ночная мгла,
Срывая зной с отвесных скал
Прохлада веки жгла….
«Мне, принесите сей сосуд,
Избранный из пустыни» -
Я слышу вдруг! Глаза не врут!
Я слышу Бога ныне!
Он говорит, я как в бреду,
Скорбей ушла рутина:
«Я делателя правды жду,
Иже христианина
В нём совершенного Я зрю,
И верного раба».

О, Иерихонская труба!
О, Боже! Господь мой!
По правде ныне говорю…

Над Фраческой горой
Закат небесный полыхал,
Склонённа плоть моя,
Я в нетерпении дрожал…
О, сестры, братия!
Рождённый телом и душой,
Я зрел там Божий мир;
В звучании небесных лир
В преблагости святой
Я видел Ангелов крылатых
В одеждах золотом объятых,
Они святую душу Марка
Покинувшую плоть свою
Руками покрывали яркой
Одеждой бело-светлою.
И душу светлу возносили
Путем воздушным в Небо, там
Полки бесовские застыли
На их пути, но тем полкам
Не суждено на душу Марка
Отныне смуту изливать….

Мне было холодно и жарко,
Мне было дивно там  видать
Как сатанинский строй дрожал,
Как задыхался в злобной свите
Когда Господь с Небес вещал:
«Возьмите днесь и принесите
Мне посрамившего сих бесов» -
Как тут же дымная завеса
Раскрылась дивно, не спеша
И преподобная душа,
Пройдя сквозь строй полков рогатых,
В объятьях Ангелов крылатых
Десницею взята Святой.
Как луч с Небес, простертой славно….

Так Господь душу ту исправно
Вознёс на Небо. Над горой
Я слышал стон и дикий вой:
В изнеможении великом
Там замирая с диким криком,
И тая в вечной мерзлоте
Те бесы гулко голосили,
Да в изумлении вопили
В вечерней душной черноте.

И я, услышав песнь сию
Возрадовался иже выше.
Я, замирая, предстою
Над Марком в древней горной нише.

И вечер был. Там я святого
Опрятал, тихо положил
И поминая в том Живого
Всеблагодатнейшего Бога,
В молитве ночь без сна прожил.
Когда же день настал, над телом
Я преподобного отца
Сомкнувши в радости перста
И помня данное мне дело
Лишь песнопение простое
В слезах глубоких сотворив
Облобызал чело святое,
Молитвой пыл свой усладив
Враз заградил каменьем двери,
Дабы незримые воры:
Ни птицы разные, ни звери
Не потревожили горы
Тот час сошёл. Пустыня тая
От зноя спала белым днём,
Живя в сознании моём
Воспоминаньем тяжким. Зная
И помня плотью тяжесть ту
Я обращался ко Христу,
И перед Богом замирая
Просил святого и его
Помочь пройти мне путь пустынный
И той утехою, безвинный
После прошедшего всего
Я продолжал пустыней, длинный
Благословенный Богом путь.

Уж солнце село. Я присел.
Решил я телом отдохнуть;
Уж горизонт вдали алел,
Уж закрывалось небо тенью,
Я там томимый сонной ленью
Уж было закрывал глаза,
Ночная кои бирюза
Ласкала сладко, ею внятый,
И полудрёмою объятый
Я в даль взирал. О, славный лик!
Он тих и дивен испытаньем.
Я удивлен. Одним дыханьем
Вскочил, и сразу севши сник.
Передо мной, как в сне былого
Отшельники мои стоят.
И понял я, они от Бога
И слышу, слышу говорят:
«Ты путешествуй ночью с нами,
Так как прохладен воздух сей»….

Я рад был чуду тех речей,
Хотя устал, скажу, ногами
Все ж встал, последовал за ними,
И путешествовал так с ними
Всю ночь до самого утра,
Когда же луч теплом светила
Расправил утренние крыла
Пустыня темна и сера
Предстала вся пред моим взором;
Ослабленным, кружась, дозором
Пугливый ветер ранил дымку,
И вместе с нею же в обнимку
Вдруг припадал к пустынной пыли,
Затем поднявшись вместе с ней
В лучах бессмысленно кружили
Благотерпимости своей.

Открывши вежды, я увидел –
Стою уж у церковных врат:
Тому был несказанно рад,
Но Марк святой, сие предвидел.

О, благодатная пора!
Природно изваянье!
Аще печалию вчера
Был полон я, страданье
Переполняло чуткий дух,
Рыдала плоть безбрежно
Казалось, ныне мир потух,
Но сладость безмятежно
Вновь поглощала кроткий ум:
Я полон дивной силой,
Уж не тревожит слабость дум;
Терпимостью застылой
Пустыня жарко на заре
Сверкала в свете Божьем
Прильнув, как к Фраческой горе
Пустынным бездорожьем.

Закончен был нелегкий труд:
Гонимый силой чуда
Я вновь пришёл туда, где ждут,
Пришёл туда, откуда
В места иные я приспел,
Хоть ноги и стары,
Где Промыслом Господних дел
Святого Марка зрел
В пещере Фраческой горы.

Теперь же я в монастыре:
У преподобного Иоанна
Я отдыхаю; жизнь ли странна
Коль ты на утренней заре
В молитве радости склонишься
И Богу низко поклонишься,
Припав к кресту на алтаре.

Я рассказал о том, что было
И мы возрадовались все
И прославляя место се,
Расправив сладосветлы крыла,
В том возвеличивали Бога
В стихах прекраснейшего слога,
Псалмов великих и молитвах,
Дабы со злом в земных нам битвах
Наш Бог, Чья праведна Десница

Да освятив земные лица
Дал помощь и благословенье,-
В том видим свет и утешенье

Сказал мне авва Иоанн
(На то ему был голос дан)
«Воистину христианин
Он совершенный был, брат мой;
Деля и почести и чин
Под Божьей Славою Святой.

Лишь именуемся мы ими,
Делами же, увы, своим
Мы далеко здесь отстоим
От истинного христианства!»
И я же сестры, братия
Был полностью согласен с ним…

Так уберем покров убранства,
Душелюбовно, бытия
В кругу  возлюбленных сердец.

Да с нами Бог – Любви Отец!»


               ЭПИЛОГ


Вот такова, в своём прекрасном
Единомыслии (без нас)
Переданная в слове ясном
Нам Четь – Минеями (для нас),
Творящих в церкви Православной
(Бредя пустынею бесправной)
Нелёгкий, незабвенный труд,
Сия история, но время,
И разнуздавшееся племя
Что же потомкам да дадут?
Как мы творим, как любим, судим?
Подобно ль Марку? Бога ради?
Что завтра ждет? Какими будем?
Подобны ль старцу Иоанну,
Который в Божьей зря усладе,
Вкруг рассыпал небесну манну,
Себя считал христианином
По имени, не по делам
Владея славнейшим почином….

Что же осталось в жизни нам!?
Когда отступничества голос
Нам вопиющий в сонмах благ
(Хотя пред Богом слеп и наг)
Рвя на себе одежду, волос
Возводит в праздности хулу
На христианство, разрывая
И с диким смехом подавая
Нас всех к звериному столу.

Диаволу вести дано
(Поверьте, нам не все равно)
Войну меж нами со святыми,
И победить их, но увы!
Слетят звериные главы!
Путь христианства – да не с ними!
И после долгого мытарства
Скажу вам сестры, братия,
Лелеять праздность бытия,
Небесного желая Царства
Нет смысла нам , да и не надо
Коль мы возлюбленные чада
Того, Кто к нам благоволя
Зовет к Себе,
                В том нам награда.
На ней и держится земля!!!

Эта поэма написана по рассказу Сергея Нилуса «Марко Фраческий»

                21. 05. 1995г. – 16. 02. 2003г.