Чувства в голодные годы
учителя. а и директора школ ели мох, как в Лешуконье. В следующем году стали спасать от голода восточных немцев, а не сотни тысяч своего родного народа. Выдающийся русский писатель Фёдор Абрамов рассказал, как толкли древесную кору
в ступе, муки почти не было. Крестьяне снова вспомнили частушку, которую пели
семь голодных лет при Ленине:
При царе, при Николашке
Ели белые олашки,
А теперь, хоть исполком
Да всю мякину истолкём.
При царе так называемые голодные бунты в Питере были из-за того, что буханка хлеба стала стоить не 3 копейки, а 11 - 12 копеек. Но ведь и на третий год войны никаких карточек не было. А вот академик Рыбаков мне рассказывал, что после революции в 1918 году в Москве был такой страшный голод, что хотели спасти
хотя бы школьников. 3 тысячи московских школьников, в числе которых был будущий академик, посадили на пароходы и отправили в Уфимскую и Казанскую губернии, а когда разразился в 1921 году страшнейший голод в Поволжье с миллионами жертв, о
московских школьниках было забыто . Рыбаков рассказывал , как они с матерью еле добрались до Нижнего Новгорода. Родные, которых они нашли, сами несколько месяцев голодали. В этой семье была няня, сын которой подрабатывал на разгрузке
барж и получал скудный паёк. "Он повёл нас на вокзал,- рассказывал Борис Александрович,- и мать еле втиснул в последний вагон уходящего на Москву поезда,
а я был настолько исхудалый, что он меня сунул поверх голов. Мы добрались до Москвы, а здесь начинался НЭП и что-то стало появляться из съестного".
Я не буду рассказывать душераздирающие истории про людоедов в Поволжье и в
1921 и в 1932-34 годы. Помню, когда я признался Михаилу Алексееву, что его роман "Драчуны" потряс меня до глубины души правдой о страшном голоде, когда в его родном селе из 600 дворов в результате раскулачивания и голода люди остались только в 150 дворах,он сказал:" Да если бы я всю правду рассказал, как девки 14-15 лет предлагали себя за кусок хлеба, так страшно было умереть от голода".
В наших местах бытовала частушка после голода 1946-47 года:
Одна бабка мне сказала:
Вашу жизнь да мне бы!
Я ведь в голод всем давала
За краюшку хлеба.
Ели загребённый в сусеках амбаров и в гумнах сор, в котором были хоть какие-то крупицы муки ли зерна. У охотников была привычка сушить сухари и было посушено, но скоро кончилось. Про одного из охотников говорили, что он сухарями спас не только свою семью, но и любовницу-соседку. Правда мне он сказал
спустя полтора десятка лет, что спасался рябчиками. Однажды, когда он возвращался с охоты, за ним увязались девки из соседней деревни и наперебой пред
-лагали ласки за рябчика." Дошли мы до гумна и я в каменке овина сжёг несколько поленьев и в углях и горячей золе сварил рябчика, пахло горелыми перьями, девки второпях плохо ощипали. Когда запахло варёной дичью, девки стали
разрывать рябчика руками и, обжигаясь, пехали куски мяса в рот. Они словно опьянели от съеденного рябчика и мы зашли в гумно. В сумерках гумна я расстелил свой пиджак на охапку сена поверх снопов. Самая старшая задрала подол, я кроме белеющих ляжек ничего не разглядел, она сама направляла. Наверное, даже если и
была боль сначала, то что она по сравнению с голодом. Под конец она сказала "Ой,
девки вот теперь сладко стало, я поняла из-за чего бабы по мужикам сохнут".
В другой деревне во время голода ребята снимали штаны, завязывали штанины и
ловили мелкую рыбёшку - пескарей и меев. Над костерком немножко подваривали и ели. Один раз две старшие девки стали у них отбирать. Ребята сказали, а вон у мельницы, где глубже, старик мордой и удочкой ловит, у него просите. Девки пошли к мельнице, а мужик с бородой, которому ещё не было и сорока почти голый вынимал как раз плетёную из ивовых прутьев морду. Вынул травяную затычку и, сверкая чешуёй, рыба стала брыкаться на траве. Девки хватали и пытались раздирать зубами сырую рыбу. Мужик предложил им сначала сварить в котелке.
- Да нам не дождаться, пока сварится, мы сильно оголодали, сказала одна из девок.
- Ну быстрее могу чего-нибудь дать, если которая из вас мне даст, что до свадьбы бережёт.
Он повалил ее на кучу скошенной травы и потом дал засохший кусочек испечёного
из муки с растертыми головками клевера хлеба. Сытней ей показался минет, правда это в деревне так не называли.
Марья не утерпела и рассказала подружке - соседке рыбака, а у той мать с сестрой маялись, мечтали хоть что-нибудь съесть.
Мать сказала, что будь она помоложе она не только ради рыбы, чтобы спастись от
голода, отдалась бы Фёдору, а чтобы погибший на войне её старший Стёпушка возродился в новом дитя. Степан был от Фёдора, а дочери от второго мужа, пришед-
шего с войны израненным и недавно умершего от голода.
Соня, старшая из дочерей зашла к соседу, когда он чистил рыбу, помогла ему
почистить. Когда была готова уха, поела и крынку с ухой снесла матери с сестрой.
Потом вернулась.
- Я бы ещё поела. Да и осталась бы ночевать, а то у нас клопы кусачие, а у тебя вроде нет.
- Так у меня одна кровать в избе, а горнице всё захламлено, я никого не пускаю, чтобы не сказали, что не прибрано.
- Ну и на одной кровати можно, я не легаюсь, а ты, надеюсь, не храпишь.
У Фёдора была истоплена баня и он предложил Соне помыть друг другу спину.
Как потом Соня признавалась матери, он был очень ласков с ней в бане и после бани. Месяц почти Соня жила у Федора и кормились рыбой, о потом пошли ягоды,
грибы. Фёдор на рыбу выменял у кого-то в соседней деревне чудом уцелевшую курицу
и она стала нести яйца, вывели поздних цыплят. Однажды он покормил Соню мясом.
Когда она спросила, что это за мясо, он сказал, что из ракушек, в реке выловил
перловиц. Промолчал, что к этому мясу он ещё добавил лягушачьи лапки, раскрошив,
чтоб не догадалась. Потом Соня узнала, что ещё одну семью он подкармливал рыбой,
спал с молодой вдовой. Забеременели они почти одновременно и в апреле Соня родила. Беременность спасла её от надрывной работы в лесу , её сверстницы спиливали лес лучковой пилой и возили на лошадях, а роды от отправки на сплав.
Малыш через несколько лет стал, подрастая, всё больше походить на погибшего в войну брата, к радости матери и бабушки, которая воспринимала его, как внука,
а иногда, забывшись, вместо Лёши называла Стёпой. Фёдор бороду сделал в три раза короче, а потом по просьбе молодой жены и вообще сбрил, помолодел, так , что разница в возрасте как-то скрадывалась. В конце сороковых он работал брига-
диром, а потом, кончив курсы трактористов при МТС, комбайнером и трактористом.
Как когда-то на паре лошадей он жнейкой скашивал поле, теперь убирал его на комбайне . У них в середине пятидесятых родилась дочь и Соня уговорила Фёдора не ехать на целину. К тому времени Маленков отменил продуктовый налог и крестьяне несколько лет вздохнули свободней, пока при Хрущёве не стали отнимать
треть приусадебных участков и до 90 процентов накошенного сена. Тогда же деревянную старинную церковь переделали в клуб. Старухи долго не ходили в кино
не пускали девок на танцы." На сцене-то не танцуйте, ведь в том месте алтарь был, грех-то какой!" - с ужасом говорили они.
Конечно больше было ломовой работы, но и праздники престольные всё-таки иногда
справляли, как и игрища по гумнам. Народу ещё немало было в деревнях, хоть и убыло и-за раскулачивания, войны, послевоенного голода и непосильной работы в лесу, на сплаве. Парни всеми силами старались получить справку в колхозе, поступить в ремесленное или техникум, а девчата выйти замуж, кто-то подавался
на железную дорогу или в лесопункт из-за хрущевских перегибов.
Свидетельство о публикации №115101407373
это мы сейчас как в масле катаемся,
народ уж и позабыл про голод.
не дай Бог такому повториться!
С уважением Сергей!
Сергей Карпеев 3 25.03.2016 17:22 Заявить о нарушении
Валентин Суховский 2 25.03.2016 18:13 Заявить о нарушении