Неиспитая чаша любви - Глава 4. Айбеншток

    Г л а в а 4

    ИНГА

    Форменная одежда шахтёра ему очень шла. Он был неподражаем в военной форме, каким встретился с Ксенией. Знал, что форма сидит, как влитая, что нравится девушкам. По возвращении с войны из далёкой страны, на которую немецкие солдаты по призыву фашиста Гитлера пошли с оружием в руках, Хельмут решил пойти в горняки, как и отец. Форма шахтёра ему к лицу. Ему всё шло. Высокий, стройный, атлетического сложения юноша привлекал внимание сверстниц не только внешним видом, но и особенностью поведения: никак не реагировал на реплики задиры, острой на язык, но чертовски красивой девушки Ингеборг, медицинской сестры. Она ежедневно, отправляя в шахту Рудных гор очередную смену крепких парней в касках, измеряла им давление. Одному поправит прикреплённый на каске шахтёрский фонарь, другого потреплет по щеке бархатистой ручкой, к третьему придерётся по пустяку… Ясное дело: язык без костей, девчонка молодая, кровь бурлит, вот и стремилась обратить на себя внимание. Главное, ей хотелось, чтобы Красавчик-Хельмут, - так она звала его про себя, - хоть раз бы посмотрел в её глаза, ну один-единственный раз, а потом она заставит его взглянуть ещё раз. Как только тот вернулся с фронта, встретился ей при оформлении на работу, так и обжёг душу.
 
    Инга - так её звали близкие и друзья, была собой очень даже хороша. Бойкая. Но не дай Бог попасться ей на язык,  - не уйдёшь живым! Правда, чего греха таить, некоторые ребята и норовили запутаться в её сетях, которые она ловко плела и расставляла, но ни о ком, кроме как о Хельмуте, не мечтала.
    - Эй, ты, Красавчик, что ходишь такой понурый? Иль не выспался? Кто та счастливая, что не даёт тебе спать? И чего ты из-за неё чахнешь? - Смеясь, говорила Инга, готовя тонометр, не переставая буравить Хельмута глазищами, в которых со дня её рождения поселились и постоянно прыгают-пляшут чёртики. - Слушай, а приходи-ка ты ко мне вечером в скверик под раскидистый дуб на окраину Айбенштока. Под тем дубом лавочка старенькая. На берегу нашего большого озера, знаешь где? Ну-у, у озера, которое окружает старый лес. Попробую тебя развеселить, а то точно зачахнешь, засохнешь на корню. Я то уж знаю, как тебя привести в чувство, м-м-м… От моей ласки у тебя закружится голова, станешь мягким и податливым, как воск! Встрепенётся душа! - Затем, понизив голос до шёпота, произнесла:
    - Хельмут, взгляни в мои глаза и сердце: там только ты, ты, ты… Неужели не догадываешься, что моё поведение - это кокетство, рисовка?
    - Милая, ты и вправду прекрасная девчонка, но если ответить твоими же словами, то в моих глазах и в сердце - действительно другая, понимаешь, дру-га-я! Я не видел её тысячу лет! Умираю от тоски! Стараюсь забыть и не могу! Не могу!
    - Хельмут, я буду ждать, не тороплю. Очень страдаю от своих чувств к тебе, и потому веду себя так вызывающе, чтобы ты…
    - Не надо, Инга, продолжать. Я полюбил, возможно, некстати, возможно, не того человека. Ничего не поделаешь. Видимо, должно пройти время, чтобы я смог забыть.
    - А кто она? Почему я тебя с ней ни разу не видела? Так переживаешь, а что ж не поговоришь с ней? Если есть какие-то проблемы, выяснил бы…
    - В том-то и дело, что ни встретиться, ни поговорить нельзя. Нельзя! - Спустив рукав и застегнув пуговицы на манжетах, Хельмут махнул рукой, круто повернулся и пошёл быстрой походкой к друзьям.

    Инга вдогонку ему только и успела молвить:
    - Не витай в облаках, смотри, не заблудись в подземных лабиринтах!
    Вся смена двинулась к стоящему поодаль автобусу, который отвозил шахтёров к разрезу. Хельмут поправил каску, перекинул сумку на другое плечо: в ней - сосиски с горчицей, бульон с куском курицы в термосе, фрукты и кофе в маленьком термосочке. Без сытного обеда под землёй нельзя, долго не продержишься.
   
    Поравнявшись с Клаусом, Хельмут шёл одно время с ним, и они почти одновременно взобрались на подножку автобуса. Тот ему подмигнул и сказал:
    - Что, охмурила тебя Инга? Договорились? Кстати, вы с ней прекрасно смотритесь. Хорошая пара будет из вас. Она от тебя без ума, это видно невооружённым глазом. Влюблена в тебя по уши - факт!
    - Ты уверен? - Ответил Хельмут, застёгивая куртку на подстёжке ; в шахте прохладно. И погрузился в свои мысли. Механически вышел с толпой из автобуса и вместе со всеми зашёл в клеть, которая доставляет их в забой. «Господи, как же я соскучился по любимой! Ксения, Ксения, где ты? Почему не отвечаешь на мои письма? Неужели забыла наши встречи, мои нежные поцелуи, от которых мы оба пьянели?.. Услышь меня, Чайка, моя любовь, отзовись!.. Если бы ты ответила, я б на крыльях полетел к тебе, забрал бы тебя и никогда не выпускал из своих объятий...». Хельмут стоял с закрытыми глазами, отрешённый от разговоров, которые вели его друзья.

    Хельмут очнулся от толчка в бок:
    - Что с тобой, друг? Ты заболел? Или влюбился? Взгляд романтически-мечтательный. О ком думаешь, признавайся! - Тормошил его Клаус. Слушай, я за тебя боюсь! Не буду отходить от тебя ни на шаг! При нашей работе так нельзя, сам знаешь.
    Хельмут улыбнулся, обнажив белые ровные зубы. Он не курил, следил за собой с малых лет, как воспитывали родители. Знал, что хорош собою, но только какой прок от всего этого, если он не может быть со своей возлюбленной. И, правда, он какой-то сегодня блаженный. Заторможенный. Действительно витает в облаках, хотя они и далеки, из-под земли их не видать. Надо сосредоточиться, всё-таки работа слишком серьёзная, чтоб думать о постороннем. Да, но разве любовь - постороннее?..
    Новый толчок, на сей раз - остановилась клеть. Все вышли и стали работать. До конца смены Хельмут был неразговорчив, думал и думал о своём, но был предельно внимательным. Нет-нет, кто-то из ребят его подкалывал при разговоре. Тут вмешался Альфред:
    - Я знаю, по ком грустит Хельмут. Помню, очень хорошо помню ту русскую девушку, в квартире которой мы останавливались перед отправкой на передовую. Она на самом деле была ослепительно красивой. Не девушка, а мечта! - Разъяснил ребятам один из лучших друзей Хельмута. - Помнишь, Хельмут, как мы провожали вас с ... Ксенией, - так, кажется, ее звали? - Помнишь, вы с ней часто гуляли вдоль леса, а мы тебе завидовали. Я тогда очень скучал по своей жене.
   
    В ответ - тишина. Хельмут был слишком далеко от друзей.
    - Эй, Хельмут, ты слышишь? Ты вообще здесь, на этой грешной Земле? Вернее, под Землёй, но всё-таки - это Земля, а не Марс, Луна…Так ты где?
    - Да-да. Ты о чём? А-а, скучал, ещё бы не скучать! Да я её никак не могу забыть! Пишу ей письма чуть ли не ежемесячно, но ответа ни-ка-ко-го! Ни на одно письмо! - Огорчённо вздохнул Хельмут.
    Грохнул хохот. Хельмут покраснел. Выдал себя по макушку.
    - Слушай, а у неё красивое, редкое имя, я никогда не слышал такого русского имени. - Продолжал Клаус. Друзья решили своими разговорами отвлекать Хельмута от мрачных мыслей, хотя при гулком шуме, который сопровождает производство горных работ, «беседовать» было не легко.
    - У Ксении? Да, ты прав, редкое имя. Оно мне напоминает что-то маленькое, кругленькое, пушистое, словно цыплёночек. - Задумчиво добавил Хельмут.
   
    Все, кто был на войне, стали вспоминать всякие эпизоды из жизни того времени.
    - Слушайте, а помните, как мы спасали русского парня? Забыл его имя. -Спросил Альфред.
    - Ну да, редкое имя девушки он запомнил, а вот парня - нет, зачем? - Засмеялся Фридрих.
    - А как же не помнить? - Послышалось сразу несколько ответов. - Ведь это были почти последние дни нашего пребывания в чужой стране.
 
    И тут Хельмут ясно увидел картину: они отправили партию раненых на свою Родину. Два крытых грузовых автомобиля возвращались обратно в Смоленск после полудня, ближе к вечеру. Разыгралась метель, усиливался ветер. Группа молодых антифашистов ехала во второй автомашине. Они так и держались группами: те, что стремились проявить героизм, рвались на линию огня, ненавидя русских и всех, кто жил в Советском Союзе, мечтая уничтожить советский народ и поскорее вернуться с победой в Германию. Гитлер поставил цель: «Советский Союз стереть с лица земли». Вторые старались на фронте не афишировать своё мировоззрение, исподволь вести подрывную деятельность, но очень осторожно. Те, что ненавидели войну всем сердцем, скрывали истинную позицию по отношению к войне.
 
    По дороге на подходе к огромным валунам у леса, вдоль которого Хельмут гулял с Ксенией, как и другие молодые немцы, водитель второго грузовика резко затормозил. Он заметил что-то чернеющее за валунами. Показалось, что это распластанный на снегу человек. Все соскочили с автомашины, подошли к лежащему. Точно, человек. Подошли ближе, нагнулись к нему. Явно не немец. Они услышали стон. Прислушались: человек стонал и произносил какие-то слова. Не разобрать ни слова. Вокруг раненого тёмные пятна. Он в тулупе, валенках, без шапки. Хельмут вздрогнул: вот так, наверно, лежал его брат Рихард под Сталинградом, которого не вернуть никогда. Он решил спасти этого человека. Нет, нет, жестокости, мести у него не было. В нём кипело чувство ненависти к войне, к тем, кто развязал войну.
 - Ребята, разговаривайте и смейтесь громче, пойте, кричите, чтобы не слышался стон. Давайте его в машину! Мы его должны спасти! Быстрее надо доставить к Ксении. Она поговорит с ним. Ведите себя шумно, пойте. У кого губная гармошка? У тебя, Петер? Играй, играй, дружище, чтоб не слышался стон. Ведь город рядом, мы почти подъезжаем к дому. Мы его привезём к нам, Ксения поговорит с ним. Хельмут снял свою шинель, обернул раненого. И приказал ребятам:
 
    - Слушайте, ругайте его, обзывайте, что он напился и тому подобное. Больше шума. Помогите мне, - обратился он к трём немцам. Под руки, они раненого еле стащили с грузовика: тот закоченел от мороза. Ещё немного, и пропал бы.
    В доме быстро вызвали Ксюшу, чтоб та поговорила с русским. Сами переодели раненого, успев перед этой процедурой открыть ему рот и влить несколько ложек коньяка, силком запихнули кусок шоколада. Раненый застонал сильнее и очнулся. При виде немцев испугался, заскрежетал зубами, снова застонал и впал в беспамятство. Очнулся от тепла, которое разлилось по всему телу и от русской речи, но не спешил открывать глаза. Чётко разобрав, что перед ним и русские и немцы, повернулся на бок и посмотрел на девушку, которая его спрашивала тихо:
    - Вы кто? Куда Вы ползли, откуда? Как Вам помочь?
 
    Раненый молчал. Он никак не мог понять: где он, как попал в помещение. И что это за маскарад: он сам в немецкой форме, рядом с ним - немцы, какие-то не похожие на фашистов, которых он видел на передовой. А тут ещё и русская девушка…
    - Как Вас зовут? - Ксения без остановки задавала вопросы, чтобы раненый понял, что тут свои. - Меня зовут Ксюшей. Мы хотим Вам помочь.
    - А почему я должен верить, что ты мне друг, а не враг? Почему я в немецкой форме? М-м-м… - Застонал раненый. Он недоумевал. Не укладывалось у него в голове: как это «свои» в немецкой форме. И сам он… - Меня ранили вот такие же немцы. А ты кто такая? И как это я сюда дополз? Ведь я держался тропинки, которая должна была вывести через поле к лесу, к партизанам ... Боже, что теперь будет со мной? Мне надо в лес. Вы знаете, что их там тьма!?
 
   - Скажите, куда Вас доставить, мы постараемся это сделать. И надо торопиться, пока не наступило утро. - Пояснила Ксения.
   Раненому ничего не оставалось, как сдаться на произвол этих людей.
   - Доченька, меня зовут Владимиром. Слева от леса стоят отдельно три высоких раскидистых берёзы и небольшая дубовая рощица, - раненый попытался привстать, ; где резкий поворот дороги. Как раз там есть еле заметная тропка в лес. Тут же старая, с огромной кроной сосна. Правда, сейчас тропку трудно найти, замело снегом. Ориентир - берёзы и роща! И сосна! Надо пройти метров двести и рядом со старой сосной остановиться, два раза сильно ударить по стволу вроде топором, выждать пять секунд и опять повторить три удара. Далее за сосной стоит другая сосна, точно такая же старая с разлапистой кроной и высокая ель. Из-за ели должен выйти Старик. Если все на месте, - значит, мне повезло. Если нет, то не выйдет никто, но вы меня оставите в землянке, я укажу к ней дорожку уже на месте. Может, меня найдут наши. Вы всё правильно запомнили? Ладно, я буду подсказывать по дороге.
 
    Его снова напоили горячим кофе с коньяком, перевязали рану на ноге, накормили консервами и шоколадом, чтоб были силы. Одели и под руку повели к лесу. По дороге изображали подвыпивших немцев. Так, гурьбой, они шли, пели, громко разговаривая, насвистывая. Метель им помогала. Завывала и заметала следы.
    Ксения с Хельмутом шли чуть впереди, прислушиваясь к подсказкам Владимира. Едва они поравнялись с сосной, как вздрогнули от оклика:

    - Стой! Кто идет? Руки вверх! Стреляем без предупреждения! Не шевелиться! - Задорный мальчишеский голос требовал подчиниться.
    - Мы ведём к вам вашего друга Владимира. Он ранен, просит выйти Старика. - Ответила Ксения.
    - А где сам Владимир? Я тут вижу немца. Ха! Это и есть Владимир?
    - Он у края леса. С ним немецкие солдаты, которые живут у нас на квартире, - пояснила Ксения.
    - Ничего себе! Немецкие солдаты! А ну-ка руки повыше поднимите!
    Хельмут, глядя на Ксению, тоже поднял руки выше, не понимая, что происходит, но по голосу догадался, что тут что-то не то.
    - Не бойтесь, не бойтесь! Эти немцы хорошие, это антифашисты, не такие, как все остальные. Они не убивают наших. Это...
    В это время из кустов из-за ели вышел плотный, коренастый старик с длинной, белой окладистой бородой, в тулупе, в заячьей шапке-ушанке. Ему действительно шло имя Старик.
    - Где, говорите, Владимир? И как он к вам попал? - Спросил дед.
    - Мы его сейчас приведём. Он ранен в ногу. Его нашли у огромных валунов при дороге. Он был без сознания. Его пришлось переодеть в немецкую одежду, чтобы не бросался в глаза, волокли, как пьяного.
 
    Старик окликнул кого-то по имени и попросил принести саночки для Владимира, -это были партизаны, не знакомые Ксюше. Знать, их в лесу действительно много. - Ладно, поверим вам, опустите руки. А тебя как величать, барышня?.. Ксения? А друга твоего?
    Хельмут услышал свое имя от Ксении, протянул старику руку и сказал:
    - Ich bin Antifаschist!
    - Ну что ж, друзья-антифашисты, привозите нашего Владимира!
    - Хельмут сообразил, для чего санки, схватил их. Через минуту Владимира сдали Старику и поторопились домой. Прежде чем выйти из лесу, они огляделись, прислушались. И вдруг раздаётся:
    - Ну, дорогой, набрался ты, как русская свинья! Это ж надо так напиться! Жена тебя точно не впустила бы в дом. Может, оставить в лесу тебя на ночь протрезвиться? С русской Снегурочкой будешь хороводы плести своими неустойчивыми ногами. - Усилился и без того громкий смех, похожий скорее на ржание, чем на обычный смех.
    Га-га-га, гы-гы-гы ... - Разносилось вокруг.
   
    Из лесу вышла молодая пара, русская девушка и немецкий солдат, под руку. Их лица сияли от радости. Они шли за группой солдат. Теперь все молчали. Каждый думал о своём, но, кажется, у всех как будто с души свалился тяжелый камень: понимали, что сильно рисковали. А ещё они поняли, что убивать не будут никогда. Сколько их не убеждали, что русские - это свиньи, представители не арийской нации, - они пришли к выводу, что славяне такие же, как они. Почему, за что их убивать? Зачем мы пришли на чужую землю, как поработители? Какая кара господня ждёт нас после этого?
   
    ... А метель продолжала рассыпать свой белый пушистый бриллиант по полю, по дорогам, наряжала деревья в сказочный наряд. Им повезло: было темно. Ни звёзд, ни луны.
    Стало на мгновенье тихо. Тишину изредка нарушали завыванье ветра да поскрипывание деревьев…
    Хельмут пришёл в себя и тут же его память обжёг и другой эпизод.
    Их группа покидала город. Автомобиль только-только тронулся от дома Журавушкиных. Ехали на передовую, захватив своих раненых друзей, которые были безумно рады, что для них война так удачно кончилась, - могли бы остаться навсегда под Смоленском. А так - их отправят домой.
    Ещё даже не выбравшись из города, попали под обстрел. Советская авиация не дремала. Ганс и ещё три человека были смертельно ранены. Грузовик задержали: Хельмут очень горевал по брату, похоронил его с погибшими друзьями на кладбище, на котором уже покоились сотни его соотечественников. Замёрзшая земля плохо поддавалась лопатам. Работали быстро, чтоб поскорее вырваться из города. Кто знает, где спокойнее?.. Позади машины оставалось большое кладбище с высокими берёзовыми крестами и номерами. Хельмут ещё сильнее возненавидел эту бессмысленную войну.

 

    ******

    - Ich bin Antifaschist! - Повторил Хельмут, и тут клеть с шахтёрами резко качнувшись, остановилась, вывела юношу из далёких воспоминаний.
    Друзья взглянули на Хельмута, не поняв, о чём это он, вышли в забой.
Война давно позади. После Нюрнбергского процесса многие из немецких преступников наказаны, многие сбежали в другие страны, страшась от возмездия за содеянное. Поделённая на две части Германия чувствовала вину перед многими народами. Германская Демократическая Республика строила, как и другие страны, социализм.
    Перед глазами проплывает русская зима с ослепительно белыми снегами, огромными сугробами и трескучими морозами...
    По окончании работы, уставший, весь в угольной пыли, только глаза сверкают, как угольки, Хельмут вернулся домой. Помылся, привёл себя в порядок. Мать его накормила, и он прилёг на диван отдохнуть. Вдруг его словно пронзило стрелой: опять Инга и друзья своими расспросами взбудоражили сердце. Он вновь в плену воспоминаний. Глаза прикрыты, слегка увлажнились. Весь день какой-то не такой. Прошлое настойчиво теребит его память. К чему бы это?  Сквозь ресницы ему померещилась Чайка, его Ксюша. Господи, как же он соскучился по этой необыкновенной русской девушке! Матери он рассказал всю историю любви, теперь и мама переживает вместе с ним. На миг он даже замер: как будто услышал живой голос любимой! Он был так далёк от реальности, что начал слух произносить какие-то слова, вздыхал с закрытыми глазами, на лице застыла гримаса, как при зубной боли. Бормотал, бормотал, пока мать не подошла к нему:
   - Сынок, что так гложет тебя? Чем тебе помочь? Как развеселить? Ты бы посмотрел и на других девушек! Может, найдётся та, которая поможет тебе забыть Чайку. Фрау Катарина думала, что это и есть настоящее имя русской подружки Хельмута. Отец, герр Алекс, бывший горняк, тоже переживал за сына. Он симпатизировал советской стране, был активным членом Общества Дружбы «СССР - Германия» - общества передовых шахтёров, куда предложили вступить и Хельмуту. И прекрасно! Это позволяло изредка бывать в Советском Союзе. Пусть попытается найти свою Златовласку: так иногда сын называл любимую, русскую девушку Ксению. И отец, и сын немного знали и понимали по-русски. Им было интересно бывать в Союзе.


(продолжение - см. Глава 5)