Поединок со зрителями
Центр Москвы сотрясает раздающаяся из репродукторов громкая, бравурная музыка. На улицах транспаранты: «Решения декабрьского 1927года съезда партии в жизнь!» « Даешь коллективизацию сельского хозяйства!» – И много портретов Сталина. На пересечении улиц Тверской и Охотного ряда, у Манежной площади, милиционер жезлом регулирует движение, указывая путь одиноким машинам. За его спиной Кремль. По Тверской в сторону Кремля движется конница. Перекрывая цокот копыт, звучит песня:
Мы красные кавалеристы
И про нас
Былинники речистые
Ведут рассказ…
По тротуару в ту же сторону движется людской поток, обтекая огромную очередь, стоящую за хлебными карточками. Камера фиксирует объявление на двери магазина: « Хлебные карточки выдаются только по предъявлению паспорта и справки с места работы».
Мы у Политехнического музея. Здесь – страшная давка. Крики, гвалт и волнение толпы, контролируемые конной милицией. Все хотят попасть на вечер Владимира Маяковского.
На огромной красной афише белыми буквами: « Вечер поэта Владимира Маяковского. Поэма из отдельных стихов на тему «Париж». Отрывки из поэмы «Хорошо!»
В Большом зале Политехнического музея негде упасть яблоку. Публика сидит по два человека на одном месте. Сидят в проходах на ступеньках; на эстраде, свесив ноги. На эстраде поставлены стулья для знакомых.
Маяковский выглядывает из-за кулис. Он явно доволен наплывом зрителей.
– А публика все прет, – говорит он, смотря в зал. – Уважают, черти. – Потом поворачивается к стоящему рядом писателю Льву Кассилю: – Пожалуйста, Кассильчик, спуститесь к администратору – мне уже совестно. Там пришли комсомольцы, кружковцы. Пусть пропустит пять человек. Скажите: последние. Ну ладно, заодно уж восемь. Словом, десять человек – и ни одного больше. Бейте себя в грудь, рвите волосы, выньте сердце, клянитесь, что последние. Он поверит. Десять раз уже верил.
Кассиль уходит, а Маяковский, встреченный дружными аплодисментами, выходит на эстраду и сразу приступает к делу.
– Я – поэт. Этим и интересен. Об этом и говорю. Об остальном – только если это отстоялось словом.
Я земной шар
чуть не весь обошел, –
и жизнь хороша,
и жить хорошо.
А в нашей буче, боевой, кипучей,–
и того лучше.
– Маяковский, как вам не стыдно все время себя выпячивать. Все я да я, – кричит хорошо одетый молодой человек, не вставая с места.
– Тише, ты, буржуй недорезанный,– шикают на него сидящие рядом комсомольцы. – Ничего не понимаешь – сидел бы дома.
– Товарищи! Пусть выскажется, – вмешивается Маяковский.– Идите сюда, на сцену,– приглашает он молодого человека.– Не желаете? Может, кто еще хочет высказаться? Кому еще не нравится моя поэзия? Я вас очень прошу, товарищи, поразговаривать. Мне это необходимо. Кто хочет слова? Никто не хочет. Жаль. В таком случае – вы в меньшинстве. Я – выиграл, – весело заключает Маяковский, обращаясь к своему оппоненту.
В этот момент вскакивает еще один молодой человек. По одежде – студент.
– А верно ли говорят, что Хлебников гениальный поэт? А вы… все у него слямзили!
– Я удивлен вашим культурным уровнем, товарищ. Чем вы только думали, когда задавали такой вопрос?
– Известно чем – головой.
– Ну и садитесь на эту голову.
– Нет уж! Теперь уж и я выскажусь! – На сцену протискивается маленький толстый человечек с бородой. Большой любитель всего классического.
– Вам тоже не нравятся мои стихи? – вежливо осведомляется Маяковский.
– Вы!.. вы мне не нравитесь, в первую очередь! – брызжа слюной, выпаливает коротышка.
– В первую, во вторую. Это вам не очередь за прдуктами.
– Мне не нравится ваше лицо, ваш готтентотский зад, которым вы виляете на ходу…
– Товарищу нужно в зоологический музей, – говорит Маяковский, обращаясь к залу. Он отходит от оппонента. Чего говорить с таким!
– Ваша поэзия непонятна массам! – кричит коротышка.
В этот момент в его поддержку из зала раздается зычный голос:
– Правильно! Гнать Маяковского с эстрады!
– Кто кричал? – спрашивает побледневший Маяковский. В зале устанавливается напряженная тишина. – Товарищу нечего боятся. Пусть выйдет сюда. Пусть выскажется… Сегодня у меня плохое настроение. Мне не хотелось идти сюда…
Маяковский сходит с эстрады и устало опускается на ступеньку. А его оппоненту голос из зала, напротив, придает силу. Он уже чувствует себя победителем. Наконец-то, он может осадить этого выскочку Маяковского, мечтающего сбросить Пушкина «с корабля современности»!
– Забуржуазились вы, товарищ Маяковский. Народ бедствует, а вы по Европам разъезжаете!
– Это моя работа, – вяло, как бы нехотя защищается Маяковский. Он говорит тихо. В зале шум, его мало кто слушает. – Ведь не для себя же… Общение с живыми людьми мне заменяет книги. Европейская техника, индустриализм, всякая попытка соединить их с еще непролазной Россией – всегдашняя моя, как поэта-футуриста, идея. Результат – стихи, публицистика-проза…
– Я должен напомнить товарищу Маяковскому… – чувствуя поддержку зала, наносит решающий удар коротышка – простую истину, которая была известна еще Наполеону: от великого до смешного один шаг.
После этих слов Маяковский, как сжатая пружина, которую вдруг отпустили, вскакивает, распрямляется во весь рост. И вот он опять уже на эстраде, смелый, задиристый, готовый к бою.
– Да! Действительно. От великого (Маяковский показывает на себя) до смешного (показывает на коротышку) – один шаг! – говорит он и делает этот шаг.
И тут происходит что-то невообразимое. Настроение в зале резко меняется. Все до единого, даже враги Маяковского, умирают от хохота. А коротышка, видя, что ему уже ловить нечего, ретируется с эстрады.
– Пошел побриться,– под гром аплодисментов и смех заключает Маяковский. – Товарищи, – перекрывая шум зала, гудит Маяковский,– меня таким, как он, не сбить с избранного пути! Не переспорить! Не переиграть им меня, если хотите!
В едином порыве бо;льшая часть зала встает. Слышатся крики:
– Правильно! Заткнем глотки нэпманам! Уничтожим кулачество как класс!
– Ура Маяковскому!
– Великому поэту революции слава!
Недовольные возмущаются и свистят…
П р о д о л ж е н и е з а в т р а
Свидетельство о публикации №115101303341