МУСА

Первое известие о Джалиле пришло из захваченной советскими солдатами тюрьмы Моабит. На вырванной из какой-то книги странице было написано: "Я, татарский поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму и приговорен к смертной казни..." Неизвестному другу, который знал татарский язык, он написал на одном из блокнотов со своими стихами: "Если эта книжка попадет в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в Казань, выпусти в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Это мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь".

МУСА

Памяти великого татарского поэта
посвящается.

Песня призвана звуком рассечь высоту
И разбить крутогорбые льдины.
На земле в белоснежном весеннем цвету
Песня эта разгладит морщины
И согреет лучом дождевую струю,
Задохнется эфирами лилий.
Свою песню, друзья, я сегодня пою
О татарском поэте - Джалиле.

Сколько вод утекло,
Но как будто вчера
Все казалось мечтою крылатой.
Вместе с волжской водою
Текли вечера
Из восходов, сквозь полдни, в закаты.
Шелестела осина,
Крушина цвела,
И хмелели от запаха сосны.
Босиком, не спеша, от села до села
Шел Муса разнотравием росным.
Тишина зажигала костры на земле,
Освещая и грея ночное,
Доходила картошка в горячей золе,
На пастушьем столе - основное.

"Если б саблю я взял,
Если б ринулся с ней,
Если б саблей лихой
Я рубил палачей,
Если б пуля засела бы
В сердце моем,
Если б смерть
Придавила меня кулаком,
Я бы счастьем считал
Эту гибель в бою.
Славу смерти геройской
Я в песне пою".

И закат уж погас,
И уснуть бы пора,
Темнота уж раскинула крылья,
Но мальчишкам не спится:
Они до утра
Молча слушают песни Джалиля.
Он - поющий посланник
Мерцающих звезд -
В эту ночь подружился с землею.
Вот он - сын Мустафы -
Поднялся в полный рост,
Новый путь открывая за мглою.
Новый путь,
Новой песни звенящую нить
О желанной и скорой свободе.
Песне той суждено
Разрастаться и жить
В полноправном, свободном народе.

Отшуршали страницами юности дни,
И мальчишки давно повзрослели,
Только помнят - седые уже - как они
За нехитрою трапезой пели.
Кто как мог, так и шел, успевая едва
За мечтой, что так неуловима.
Вот и новая встреча,
Но где же слова
О единственной, нежной , любимой?
В это трудно поверить:
Не дружба, а страсть
Амину привязала к Джалилю,
И, терзая друг друга
Притирками всласть,
Вдруг достигла в любви изобилья.
Сквозь ресницы смеялись,
Не глядя в зрачки,
Отвечали не вслух, а глазами.
Чудаки - говорили про них - чудаки!
Разгорится из искорки пламя!
Наполняться друг другом
Им бог повелел:
Не любовь, коль у тайны есть тайна.
И Муса вдруг запел,
О любви он запел,
О единственной и неслучайной.

"Как нежно при первом свиданье
Ты мне улыбнулась, я помню.
И как ты в ответ на признанье,
Смутясь, отвернулась, я помню.
Меня ты покинула вскоре.
Отчаянье сердце прожгло мне.
Как часто я плакал от горя
В бессонные ночи - я помню.
Как сон, пронеслись те печали.
По давним приметам я помню:
Любовь - холодна, горяча ли -
Не гаснет. Об этом я помню".

Эту песню любви
Подхватила весна
Каждой веткой и каждою почкой,
И по лугу цветному
Пошла Амина
На руках с ясноглазою дочкой.
Мы из мира уйдем...
Но не жалко ничуть:
Продолжение наши - дети.
Наполняется счастьем поющая грудь
Для грядущих десятилетий.
Допою ли я песню свою до конца?
Сколько слов в языке!
Только мало
В нем бутонов любви
И соцветий венца,
Чтоб, как колокол, песня звучала.
Я к бутону бутон поднесу, и венок
Станет желто-малиново-синим.
Запоет мои песни глухой уголок,
Самый дальний во всей России.

Люди!
Слышите рвущийся голос фанфар?
Это голос тревог и призывов.
Дым ползет по полям -
Значит, где-то пожар,
Значит, где-то стрельба и взрывы.
Как-то сразу притихла
Старушка-Казань,
Мензелинск стал сурово-степенным.
Между жизнью и смертью
Заметная грань
Разгоралась вдали постепенно.
Говорили глазами,
Смотрели в лицо,
Целовали любимые руки.
Этот памятный день,
Огнестрельно-свинцов,
Замер в памяти гимном разлуки.
Синеглазая дочка,
Взглянув на отца,
Поняла не впервые в жизни:
Свое сердце певца,
Он отдаст до конца
За людей, за любовь, за Отчизну.

"Прощайте, друзья,
      И простите вы мне
Шутливые строки.
      Я еду сражаться.
Вернусь, коль останусь
      Живым на войне.
Счастливо тебе,
      Мензелинск,
             оставаться!"

Две весны отгремели
Под чавканье пуль,
Не светлея ни глазом, ни бровью.
Надвигался тот памятный
      жаркий июль,
От которого веяло кровью.
Вы не слышали
      гибельный крик сатаны?
Даже кожа синеет от жути!
Но гораздо страшнее молчанье войны:
Это жизнь, это смерть в перепутье.
То ли жив, то ли мертв,
      то ли ранен боец...
Хоть полслова - не многого надо.
Чей-то муж, чей-то брат,
Чей-то сын и отец,
Отзовись - всем наградам награда!
Но Муса не молчал.
За колючей стеной
Его сердце горячее пело
О цветущей весне
      над родной стороной
И о том, что воспеть не успело.
Он томился.
В неволе - ни ночи, ни дня.
За окном, за решеткою черной
Захлебнулась надежда пучиной огня,
Только кашель пробился упорный.

Допою ли я песню свою до конца?
Жизнь порой не подвластна поэту.
Только вспыхнет
      правдивое сердце творца -
От него отвернется планета.
И Джалиль не успел...
Его песня лилась
По цветущим проспектам Берлина
И по русской земле,
Через кровь, через грязь,
Как поэма, как плач, как былина.
Отказался от слов
      его друг - пистолет,
От последнего, звучного слова.
И засыпал песок окровавленный след
Полумертвого, полуживого.
Этот след, как рубец,
У великой страны
На войною истерзанном теле.
За строками борьбы -
      вдохновленный певец,
Перелетная птица в апреле.
Он уже никогда не вернется домой
Для беседы правдивой и жаркой
С отчим краем, друзьями,
      любимой женой
И для песни за полною чаркой.

Умирая, герой не умрет до конца,
Он останется вечно джигитом.
И под струны звенящие,
Струны свинца,
Станет песнею из гранита.