От любви до смерти шаг. Прованс 16 век

          (начало романа "Миледи и все, все, все". Франция, 16 век)
.                ПРОЛОГ
.
…Бой шёл, как в героических преданьях.
Враги с дубьём попёрли на клинки…
Врагов бей в их круженьях орбитальных
и на себя гнев   нОвых  навлеки!

Жан – дока в столкновениях летальных.
Гвардейцы с давних пор – силовики.
Пока паж за спиной, а не в скитаньях,
у Жана шансы выжить велики.

Враги по мёртвым бьются не в рыданьях.
Дубинки в их руках, как ветряки.
ЕщЁ   чьи смерти на повестке – в тайнах…
У Пьера два клинка на две руки.

И ближних он колоть готов, и дальних.
Хозяева дубин так наседали,
что ад всерьёз затребовал с них дани.
Пьер бился очень ловко, вопреки

летам. Двоих столкнул паж даже лбами
За девушку он мстил, скрипя зубами,
но в ход пускал клинки, а не клыки:
«Я  жЁсток  с гугенотскими жлобами»!

У боя смрад тройной: кровь, пот и кал.
Паж страху своему не потакал –
в ответе за двоих и часть плацдарма.
Жан только  озирАлся  благодарно.
Противников последних по клокам

Пьер скармливал чертям, когда нежданно
шум наземь обронённого клинка
заставил оглянуться вмиг на Жана.
Тот был обезоружен не слегка,

но в нём лишь трубы  гнева  протрубили.
В глазах у Жана вспыхнули рубины,
вспугнув врага, что парня и спасло.
Рапира Жана под удар дубины

попала и  сломалась,  как на зло.
«Пьер,   шпАгу  мне свою»! – скакнул козлом
Жан в сторону с уходом от удара.
Заканчивалась уличная драма…

Со лба стереть не успевая пот,
Жан пажеским клинком сам без хлопот
пополнил счёт побед ударом встречным.
Насколько долгим или скоротечным
был бой, кто мог бы дать себе отчёт,
когда всё закрутилось, как волчок,
в условиях жестоких и брутальных.
А начиналось всё с шагов спонтанных…

…Носильщики портшеза добела
нервозно раскалились без тепла.
Сброд агрессивных и в упрямстве странных
не прочь был возомнить: «Мы – та метла,
что  выметет  безбожников вертлявых!
Вот двое пьяных. Спутница   мертвА их.
В отличие от них,   ужЕ  мертва.
Не грех смочить ножи и в  этих  тварях»!..

Коль возмущенья дух в ночи восстал –
опасность либо дальше, либо ближе.
Прованс в ночь безопасней ли Парижа?
Возможно, безопасней был. Но встарь.

МилЕе   ли стада баранов    стай
волков, коль те и те грозят кровь  выжать!
Для пары молодых дворян настал
час икс: позорно смерть испить, иль выжить.

Чертовски каждый труден миг, да мил.
Кто в уличной кишке неодолим –
тот истинный боец с кровавым стажем.
Ущелье меж домов – не  ширь  долин.

Сражаться было   тЕсно,  мягко скажем.
Пред Жаном пролетел у горла дрын:
злодеи подступали не с массажем.
Дубинки воздух гулом хоровым
наполнили: по стенам вас размажем!

Тьма улицы ночной чернее сажи,
но Смерть всех метит взором роковым.
Смерть – грубый  сортировщик, но со стажем…
…Встречать дубинки плясом скаковым?

Какой удар по психике! Жан стАрше,
но более душевно уязвим.
ОбИдно   гибнуть юным! И не   стАль же
тому причиной, а напор дубин.

Подарит смерть удачливый кретин!..
Двум смертникам жить надо было дальше,
пусть каждый и   физИчески  раним.
«…Прочь, упыри! Убью! – грозя без фальши,
внезапно протрезвевший дворянин

напором быстрой шпаги затравил,
подвижностью своею удивил
сброд «упырей», его одолевавших. –
Пьер! Что с кузиной?! Всех пущу на   фАрш их!

Им более не стать уже наглей!
Таков  их мерзких жизней апогей!..
Какой  подонок  к ней с кинжалом прыгнул! –
сопровождал Жан каждый выпад рыком. –

Она мертва?! Не будем наспех к ней
сейчас мы пробиваться. Ну-ка мигом,
Пьер, тыл  прикрой  мне! Горя что ль не мыкал»!
У пары, осчастливленной заминкой,
один  шанс выжить: встать спина к спине,
иль мчать по-тараканьи по стене.

Но честь не подкрепляется слабинкой,
да и в ночном бою не всяк – простак.
У жертв, на откуп отданных дубинкам,
во тьме мелькали шпаги. С каждым бликом
в глазах у нападающих рос страх.
Те, что ползли, казалось, на бровях,

в действительности более чем трезво
и стойко защищались. Не зарезав
их сходу, обладатели дубин
надежду перебить двух пьяных резво
утратили (не вдруг) все, как один.

Враз собственной же крови всяк кретин
тут нахлебался: горячо, не пресно…
Как о бойцах о них совсем  нелестно
Жан отозвался. Он и прекратил
побоище, прикончив блиц-атакой
последнего противника в пах шпагой.
Жан – барс, что возложил на Пьера тыл.

И только после этого запасы
последних сил покинули вмиг барса.
Как будто стал совсем здоровьем плох,
у тела мёртвой девушки Жан лёг

(между сестрой и брошенной дубиной).
Он собственную жизнь отдать в залог
не смог за жизнь единственно любимой!
Таков был Жан: и жёсткий, и ранимый…
               *            *            *
…Не надо Вам межзвёздных униформ,
что нашим здешним не по вкусу пулям?
Не хочется зевать от «Звёздных войн»,
которые отвратны Вам сумбуром?
Гвардейский соответствует шеврон
интригам галактическим и бурям.

К понятьям Космос, плазма и нейтрон
притянут меч – оружье всех сторон –
что так к «лицу» межзвёздным мясорубам!
Ну, так и быть, дождь звёздный усмирён.

Реалии Вас ждут иных времён
со всем по-европейски жёстким, грубым,
со всем понятным и  земным  сумбуром.
А кто из Вас уж мысленно внедрён
в забытый век, что, как и все, был бурным
и жёг Европу протестантским бумом?

Для Вас абстрактны «Властелин колец»
и мир, что обагрён эльфийской кровью?
Представьте, Вас с   ЕврОпой  свёл Творец,
где близится конец Средневековью.

Путёвка Вам в роман, а не в романс…
Шестнадцатый  век, Франция, Прованс.
Здесь  ваш  шесток, а тут – шесток соседний.
Коль чьи-то блага жизни не про вас,
карабкайтесь за ними поусердней.

Ворс дыбом – с равным. С сильным – хвост поджат.
Никто ни с кем нигде не толерантны…
…Ах, Молодость! Кому-то госпожа,
кому-то – нечто данное для траты…

Пускай не на войну, не на пожар,
а чтоб не быть воспринятым превратно,
Пьер, юный дворянин, изображал
сверхсуету: туда-сюда-обратно…

Он год назад сойти мог за бомжа –
донашивал обноски старших братьев.
А ныне, возмужавший, в новом платье,
Пьер (без ума от статуса пажа)

ума набрался, поощрён в оплате
и вообще ни в чём не оплошал.
Была б и  кругосветка  парню кстати,
коль знал бы что уверенно про шар…

Жан – ставленник барона с неким стажем.
Где скажут, Жан упрётся как стена!
Для Жана Пьер  слугОй  стал, даже стражем.
Пьер   смЕл  был. И в час   бЕдствий  не стенал

(в провинции долг службы не был страшен:
вне города привычная стерня).
Его хозяин был намного старше,
но молодость ещё не растерял…

Жан  год  служил барону (был бы повод),
присяги ни на миг не осквернял.
Контракт с бароном кончился. Жар, холод
терпели год, хоть по часам сверяй.

Скоту и людям всё, что бьёт и колет,
кнут, меч продемонстрировав… и лай,
хозяин наконец вернулся в город
(Жан для барона охранял весь край).
А тут уж развлечений целый короб
и сундучок в придачу. Словом, рай!

Жан был жизнелюбивым господином,
но пил вино без тяги впасть в запой.
Таскал пажа он часто за собой,
но в гости к тётке шёл всегда  одИн он.

Возможно, там ждала его mar shear.
Возможно, не ждала. Сплошная тайна!
Оттуда, весь насуплен, ликом сер
(в глазах давно своя поблекла спальня),
Жан возвращался, как пустой фужер,
что заполненья требовал глобально.
Пьер и  познал  с ним удаль кутежей,
где всем хватало дам и после бала…

Синьора не разбалуй, но уважь!
По городу неспешно (где ж тут раж!)
шёл как-то Пьер с пустяшным порученьем.
Цвёл город красотою дам, а к черни
Пьер даже не приглядывался. Паж,
а среди дам – такой ажиотаж!

Ещё владея юношеским соком,
он выглядел красавцем краснощёким.
Рот полон крепких белых был зубов.
Улыбка Пьера прямо-таки шоком
в девчонках отзывалась и без слов!
Вот воплощенье их девичьих снов!

При виде Пьера, женский цвёл «розарий»:
сверкали дружно девушки глазами,
чтоб тут же опускать смущённо ниц,
следя за пареньком из-под ресниц.

«…Я чувствовать себя стал полупьяным.
От женщин в адрес мой – флёр или всхлип.
У той  взор  аж  прилИп  ко мне. Олимп!
Иль стал я нынче слишком популярным,
иль ниспослал Бог крылья мне и нимб.

На улице милашек –   трЕть,  примерно.
И всем я  интересен,  ну и ну!
А эта вот, взглянувши не манерно,
во мне всё всколыхнула на корню…
Девице ль изымать скотину с фермы!
Мадемуазель ли знать, какой я   звЕрь, но…
как смотрит на меня благоговейно!
Спросить её уместно про родню.

Общение начну я откровенно
и фактор отчужденья устраню.
И будет очень, сблизившись мгновенно,
нам с нею обсудить погоду верно.

Я хоть два слова с ней, но пророню.
Наверно, нравлюсь ей до одуренья, –
подумал Пьер бахвальски про одну. –
Но до чего же бдительна дуэнья!

Коль подойду, услышу ропот, ну
быть может даже,   рУгань  старой клюшки,
мешающей мне девку взять в подружки.
Я внешне перерос уж ребятню.
И в гульфике моём – не погремушки.

Я козочку лизну, козу – бодну.
Не   блЕять  комплимент сто раз на дню,
а, главное, вести себя галантно»…

– С тобою встреча – сладостный сюрприз!
Своих к тебе восторгов я – гарант, но…
           Коль ты вдруг горяча, не испарись,
   когда соприкоснёмся многократно!
  Высок и строен я, как кипарис.

  Ты тоже… вся изысканна, опрятна.
  Постой, моя душа, не торопись!
  Пройдись ко мне по улице обратно!
   Какой изящный поворот! Ап! Бис! –
воскликнул Пьер вслед девушке азартно.

– Пой жалобней! Давай! Хоть утопись! –
тут, вжавшись в деву, чтоб влиять изрядно,
дуэнья зашипела.  – Он незнатный.
   А что ещё отвратней, он – папист!
  Уж лучше пусть глазеет он на  зад мой,
  но крикните нахалу лично «брысь»!
  Подумаешь, крикун  какой развратный!..
  Уходим быстро, перейдём на рысь.
  И  плЮньте  на него… Юнец, утрись!

  Приличных дам своим считаешь кушем,
  на нас нарвался дерзко встречным курсом –
  от назиданий я не устранюсь!
  Что выскажу, мотает пусть на ус!
  Скажу, что не совпал он с нашим вкусом.

  И плюну! Мой плевок смачней в   длинУ сам,
  к тому ж я тренируюсь день-деньской
   на всех, кто в Божью веру внёс раскол…
«От подлой гугенотки день стал гнусным.
В ад вурдалачку! В сердце чтоб аж кол»! –
невольно Пьер попятился, споткнулся¬,
упал на что-то твёрдое башкой.
В сознании пробел был небольшой…

…Башку стянула боль, как бочку обруч.
Во рту не то солёно, не то горечь –
похоже, прикусил язык всерьёз.
Очнулся Пьер, когда нежнейший голос
задал ему участливо вопрос:

– Вам ложа не нашлось поинтересней?
   Иль просто шла сонливость по пятам?
  Вы не босяк? На пальцах –   вАши  ль перстни?
  Ответьте, не сочтите за бесчестье,
  как подобает юным господам.
  Вы, юноша, упав на ровном месте,
  тут возлежите из-за тех двух бестий,
  не давших вам… идти по их стопам?

Не то чтобы от ласки был в ударе,
но Пьер сумел без помощи встать сам.
Спешил задать работу он глазам,
но из-за плотной на лице вуали –
предмету повышения морали –

не смог лик юной дамы распознать.
Однако одевается так знать
и многие охотницы за модой.
Едва ли нежный голос связан с мордой.

Скорей всего,  прекрАсен  скрытый лик.
Не надо плыть на поиски за море.
Коль ангел вдруг сошёл на материк,
быть должен при знакомстве Пьер проворен.

Флюиды поспособствовать должны…
Соблазны очевидные сплошны.
У Пьера поползли глаза на конус:
– Не спрашивая походя про сны,

   иль почему в пыли, как гад, я роюсь,
  кто б мне сказал: эй, не кемарь, проснись!..
  Две  шИшки  на затылке наросли…
  Две  сИськи – пред глазами… Я дотронусь?

  Сударыня! Да вы ж меня спасли,
  вернули пульс и вообще весь тонус!
  Жаль,  плАтье  для меня не запасли.
  В запачканном же – с  мЕста  я не стронусь!..


        (продолжение выложено http://www.stihi.ru/2015/11/30/8182)