Больнее вдвойне

               

                Бывшему  мэру Ялты  С. Брайко

Двор потери понёс, словно смерч здесь пронёсся, тайфун,
сад под пилы пошёл, сквер под пилы, тошнит от их воя,
а всего-то и дел, что во власти проныра и лгун,
обещавший одно, а на деле – творящий другое.

В центре Ялты растут небоскрёбы, отели, дома
планировки улучшенной  в парки врываются, ибо
нувориши, стройбанды совсем посходили с ума:
безнаказанность плюс капиталы, плюс дикая прибыль.

И «презренная проза», под стать им, всё рвётся в стихи,
А куда от неё? (тем не менее, автору стыдно!).
Столько в жизни ненужной и вредной подчас шелухи,
что за нею порой позитивных явлений не видно.

Мне, по-честному, жалко, что Чеховской Ялты уж нет,
время мчится вперёд, кружат звёзды над городом  роем,
а над бывшею школой торжественно взмыл минарет,
здесь когда-то деревня была, и звалась – Дерекоем.

Дере – это ущелье,  деревня в ущелье, сейчас
это Ялты кварталы, сильна где исламская вера;
прохиндеевский мэр продаёт и наш город, и нас,
он приезжий и Ялту считает он вотчиной мэра.

Центр продан, горсад лишь аллеей остался одной,
на закате в платанах  воронья тусуется  стая,
и волнуется море, и бьётся волна за волной
о причалы и пирсы, бессильно потом затихая.

Я люблю этот город, мне, значит, больнее вдвойне,
новострои помпезные выглядят часто нелепо,
но весёлые яхты всё так же бегут по волне
или против волны, и всё так же пленительно небо.

Я люблю этот город и гор очертанья кругом;
здесь любимую встретил, и здесь же венчались в Соборе;
здесь мой друг закадычный стал наипервейшим врагом,
потому что он предал и дружбу, и Ялту, и море.

Всё бывает на свете, как пели Гомер и Шекспир,
все обиды пройдут, были б только счастливыми дети.
Я люблю этот город, он мне заменил целый мир,
я другого такого не знаю, не видел, не встретил…