Ответь, осенний ветер...

* * *


 Сбылась моя мечта - брожу себе по свету
 и песню ни о чём чуть слышно бормочу.
 Приветлива земля, а от людей привета,
 наверное, не жду, должно быть, не хочу.
 Покорны и грустны осенние деревья,
 их кротости к лицу часовни белизна.
 Багрец и тишина. Ничейные кочевья
 пустынны, но полны воздушного вина.

 О чём я ни смолчу, а помню всё о том же:
 "Спасибо, краткий век, за вечную красу!"
 Задуют холода, но, пеший-перехожий,
 шиповника кармин я в сердце унесу.
 Последний листопад самим собой томится.
 В цыганских лоскутах пылает клёнов знать.
 А нам, щепоть синиц, - о, троица, седмица! -
 счастливых колких слёз не счесть и не унять...





 * * *



 Есть правда одиночества. Оно
 жестОко, но целительно-высОко.
 Чутьё слепца и ястребово око
 ушедшему от скопища дано.

 Когда-то сон огромный нас слепил.
 Затем и сон и явь вместились в малость.
 И что же нам в конце концов осталось?
 Ответь, осенний ветер, брат-зоил!

 Осталось тесной комнаты тепло
 на чёрно-сером, на предзимнем свете,
 когда уже и в полдень не светло,
 когда всё долгожданное прошло
 и упорхнули, к дальним гнёздам, дети...





 * * *



 Кого люблю? Да Осю, да Арсюшу,
 да Борьку с рюмкой горькою в руке.
 Не клялся вслух, но клятвы не нарушу –
 ни здесь, сейчас, ни после, вдалеке...
 Ещё Петра кохаю да Ивана,
 холщовых братьев, кровников моих,
 что долго шли пешком от Иордана,
 чтоб на Донце отдать мне осень-стих...
 Приснится ль мне теперь, что хлопчик малый,
 кому я «Аве!» передать берусь,

 приблизится к той ноте небывалой,
 что длит Элладу, Галилею, Русь?
 Надеяться ли на Господне утро,
 на связь живую – ножевую нить?
 На то, что перекрёстной рифмой мудро
 решит Он мой сентябрь перекрестить?
 Пишу своим – Арсению, Борису,
 тому, что не отводит синь-глаза...
 Да Осипу – про свежий дух аниса,
 про осень, чьи осинники и лисы –
 заката золотая полоса!