Длинная сказка

Снег, кружась, свой хвостик ловит, крутится волчком. По погоде непогодит. Кто-то в гости не приходит, кто-то ищет дом. И на стенке – белой, чистой – видит кружево и снег, всё такой же неподвижный, как расколотый орех, что хрустит под каблуками в темноте, где жёлтый лист фонарём бульваром катит и глядит под ноги вниз. Горсть их, собранных в охапку, как рождественский сугроб под окном свернулся сладко. Зябко. Сумрак. Бой часов. И невестой убежавшей заплутавшая луна кроет белым одеялом неподвижные дома в икебане листопада на лучей дневных стерне. Год стоит и смотрит рядом постаревшим сизым взглядом в раму окон и за ней. И кружатся белым снегом свет луны и муть в глазах, потолка в извёстке небо, поле белое в часах, молоко, куда все пули улетели мимо нас. Журавли не протянули ключ в дверь осени сей час. Но стрело'к сбивает листья стре'лками с календарей. И в закрытую калитку лезет ветер всё смелей. Налетев, хватает хлопья почерневших грязных туч и, с проворством печенега – лебедиц белее снега – норовит в ночь умыкнуть, как ясак неся по степи по Чумацкому Шляху, в пене, в мыле, в хрипе, в меле... Клоун пляшет на суку, – Тайберна Весёлый Роджер, – весь в серебрянной пыли, пропуская внутрь прохожих, чтоб наружу не ушли; и крадёт их спины, тени, осыпая путь мукой с бледной маски – по колени намело её луной. Маска прячется и манит: то исчезнет, то моргнёт, крутит нос, в небесной манне сыплет свет – и снег идёт. Он приходит к нам на лица занавесок и дверей, и приносит яркость блица ледяных ночных огней. На душе пригрелся холод. Ницца. Пицца. Бублик шпица. Зачарован иней дней. Снова, вновь, опять о ней...


   06.10.2015 в 22:58