Когда б я был на жизнь замешан

               *     *     *
Когда б я был на жизнь замешан,
как рак не пятился б с коряг,
наверно б, больше было женщин
и меньше б жизнь стал укорять.
Она-то в чём тебе повинна?
Всегда нейтральна, словно шар,
где всем нам режут пуповины,
кто б дальше что не совершал.

Так вот, просеяна в поступках —
толь на щите, толь под щитом —
твоя, как дерево, проступит,
ладони вывернув в «потом».
Потом — когда-нибудь — в посаде,
куда телят не гнал Макар,
взяв ветку, в банку пересадят,
чтоб просто так не промокал...

Так по тропинке — вверх — по взгорью
кто-то к вершинам принесёт,
где Бог с горшечником повздорил
и зёрна высадить пресёк;
и где — с носка — летя в провалы,
взмолился глиняный горшок:   
«Чтоб горсть твоя не прерывалась —
верни тому, кто в горсть ожёг...»

И так хватил он горя лиху,
что зёрна высадить не смел
в другой горшок, где лимфа влипла,
и Сын твой выглядел как мел...
Три дня ходил как полоумный
и камень в бездну отвалил;
вдруг взвеселился — как Полунин,
пройдя таможню и АВИР...

Теперь в домах такая скука,
что без горшечника нельзя.
Пусть крутит, вертит и выстукивает,
станет известней, чем Эрзя...
В горшке готовили нам пищу,
сажали саженцы с глаза;
с него о греках много пишут —
нельзя лишь жизнь согласовать.

Так красоты его нездешней
глотнув из амфоры в веках,
ничто меня уже не сдержит,
чтоб пить иначе привыкал.
Так малыши сидят и млеют,
валютный курс в себе следя:
как с манной каши и омлетов
плывёт горшок их, как ладья.

Когда б я был на жизнь замешан
и нос зажав свой не бежал
на символ веры ставить верши, 
ходить по водам, как Бежар, —
я был бы тем же, но без круга,
что был мне брошен наобум,
и не ковчег в душе б выстругивал —
но жизнь как жизнь бы обманул.

Я был бы тем же и не тем же,
когда б я не был или был,
и незамешанность не тешит,
чем заместилась небыль в быль.
Так дух совмином мира правит,
где плоть архангелов в цене, —
не совместимая с капралом,
вольна пред духом цепенеть.

Я ветку взял и — в небо бросил,
чтоб жизнь с ладони перешла —
с афродизиака на амброзию, —
всегда нейтральная, как шар.
Как ширь страны и позвоночник —
с ноги натянутой струны,
пока кто сдуру не замочит
иль не решится приструнить.

Пусть дух живёт в троичном виде,
как закольцованный в Уме,
и из границ своих не выйдет,
что Сын лишь мог бы возыметь.
Но ведь и мы всё тем же ходим,
хоть ошибаемся в путях,
когда под пулей иль на холоде,
иль ноги вестью загудят.

На то и в жизнь ты был замешан,
чтоб ничего уже не ждал,
что много, мало ль будет женщин,
но жизнь как жизнь — сама есть дар.
Голеностоп свернул, как лиру, —
звучи! роскошная струна,
как Бог, должно быть, запланировал,
и царь не смеет устранять.

Горшок, горшечник — иль в свободе
рождённый Богом образец —
и проштампованных заводит,
куда лишь хаживал резец.
Так к небу близишься с треноги,
как Микеланджело с стропил,
и хоть не раз ты был стреножен,
но дух и букву не пропил.