А иногда из тебя выстригают ржавыми ножницами

А иногда из тебя выстригают ржавыми ножницами
Что-то важное – то ли душу, то ли что-то ещё –
И тогда ты уходишь за бритвенную грань невозможного,
Укутавшись по брови рваным дождевым плащом –
И вокруг по развалинам бродят чёрные страусы,
И глаза у них рубиновые и абсолютно пустые –
И ты не знаешь, что тебе ещё осталось –
То ли зеркало в лице, то ли чьё-то имя –
Данное на память, напрокат, одолженное, точно
Сигарета – и обжёгшее губы малиновой каплей –
Ты поднимаешься, словно лунный осколок,  каждой ночью,
И в чёрной маске играешь в каком-то спектакле,
Поставленном каким-то пропитанным гашишем режиссёром
По пьесе автора, который никогда не родится –
И вокруг тебя бродят другие одинокие актёры,
Прикрывая кровоточащими зеркалами маски и лица,
И кто-то играет в темноте – на лилии виолончели,
И белые Офелии плывут по безводным лабиринтам,
И качаются, как маятник, капающий ядом, пустые качели
В сером зеркале, давно опутанном тенями и разбитом –
И на чёрной башне граф в бархатном халате
Долго глядит в пустоту янтарными пустынями
И, как чёрную кошку, затмение солнечное гладит,
И ногти у него у основания – сапфирово-синие,
И по волосам проходит ледяной ветер
Мерными шагами тех, кто не придёт на землю,
А луна остывает в изжёванной белой сигарете,
И смеётся в пустоте мёртвая безумная Офелия,
И огненное небо смотрит чернокрылыми глазами
В пустыни графа – и ничего не происходит –
И только разбитое зеркало что-то ещё знает,
Искрошившись на кукольные лица в запертом комоде –
А куклы жуют пастельное розовое сердце
И ржавыми ножницами жухлые ресницы подрезают –
И этому миру уже никогда не согреться
Под огненного неба ледяными чернокрылыми глазами.