Гроздья белой акации

               


На вечеринках перед выходными, в праздники , на не частых пикничках мы, т.е. наша компания сослуживцев, любили петь , как у нас называлось ,«многоголосьем с подвыванием». Однако этим выражением мы слегка набивали себе цену, т.к. мы, любители вокала,  были очень даже не без таланта.
Особенной и искренней любовью в нашем коллективе пользовались  наши дуэты с Верой Никитичной. Ее мягкое контральто нежилось возле моего баритона, «съезжающего иногда в басы». Так говорили наши слушатели.  Романсы, старинные песни , украинские мелодии не имели конца. А «Ночку луговую» мы исполняли за встречу несколько раз.  Перед расставанием  мы  с Верой Никитичной становились в прихожей  несколько в сторонке и произносили громким шепотом:

                Начинаются дни золотые
                Молодой беззаветной любви.
В мгновенье обрывались речи на полусловах, которых всегда бывало много при прощаниях, как будто расставались навсегда, и хор продолжал на разные голоса, кто какие придумывал, вторя соседу:
 
                Эх вы кони мои вороные,
                Черны вороны кони мои.

Эти «дни золотые» начались … Да нет, нельзя сказать, что они начались такого-то числа и месяца, как нельзя провести линию разграничения между , например,  синим и фиолетовым  цветом радуги.  А виною всему стал новый в нашем репертуаре романс  «Белой акации гроздья душистые». Эти удивительные по красоте мелодии гроздья душистые , которые вывели из равновесия даже такую, строгую в отношениях ко всему , Веру Никитичну. Веру Никитичну, необычайно красивую женщину, красивую  в движениях, в том, как она подавала к столу, в обращении к чужим , незнакомым людям, к  близким, друзьям, к детям.  Кстати, дети смотрели на Веру Никитичну всегда во все  глаза, как будто  с ними заговорила  Снежная Королева.    Сама  Вера Никитична не замечала  своих манер, так как в них не было ни капельки наигранности или  показного шарма. Все эти качества были с неописуемой щедростью  подарены ей  природой,  как и стройность её фигуры  , каждая «деталька» которой располагалась в неподвластной   самому великому ваятелю пропорции , а стройные ноги, вернее всего,  заимствованы были из  тех «трех пар» женских ног, о которых писал, большой знаток прекрасного, Александр Сергеевич. И еще волшебное  очарование имели руки   Веры Никитичны. Когда ее длинные пальцы касались какого либо предмета, их движения были настолько нежны и, в  то же время уверенны, что казалось  вот-вот из под этих пальцев  раздадутся звуки доселе неизвестного инструмента, величественного, как орган. Это была аристократка в самом высокопарном смысле этого слова. Перед ней всегда хотелось снять головной убор, всегда стоять и быть слугой. Её улыбка величественная и добрая  располагала окружающих.  Этой женщине всегда хотелось сказать нечто хвалебное, однако найти нужные слова было не возможно. Страх высказать банальность  разрушал  мысль.
 "Белой акации гроздья душистые...". А может быть и не в этом прекрасном творении была причина. Может быть, на сегодняшний, уже холодный, разум, эти душистые гроздья только "подлили масла в огонь". А огонь полыхал со всею силою еще молодого сердца и очень было трудно удерживать его в груди.
  По началу ,после таких время провождений, звуки мелодий долго отзывались в окружающем меня пространстве. Но с какого-то, не замеченного ,мгновенья в душе моей зазвучал только божественный по тембру голос Веры Никитичны. Временами я не хотел его слышать и боялся его исчезновения. При новых встречах в улыбке Веры Никитичны, обращенной ко мне,я видел грусть, какую-то светлую печаль. Она теперь могла  оборвать песню на половине, сославшись на «что-то не поется». И только про душистые гроздья белых акаций  она вспоминала повсюду. То мелодия звучала у нее тихонечко , то она переходила на речитатив. А когда я вступал так же, подстраиваясь под ее тихий голос, она вскидывала на меня глаза и этот  грустный , печальный взгляд рвал мне сердце.
 Прошло около полугода. Проект, над которым работала наша группа , подходил  к концу  и нас всех ждал отпуск. Что бы отпраздновать , или, вернее, устроить прощальный вечер, мы заказали столы в  чайной , на окраине  небольшого местечка, не далеко от города  и не далеко от полустанка, где каждые два часа проходил пригородный поезд.  Обслуживающий персонал был приглашен в нашу  компанию  «на равных» , поэтому мы принесли с собой десятилитровый  бутыль вина из крымского винограда . Водка почти никогда не «украшала» наши столы, но для меня всегда находилась двадцатиграммовая рюмочка, не больше, т.к. я не переносил хмельного дурмана.  Вино же  было мне противопоказано, особенно собственного приготовления , насыщенное всеми атрибутами, соответствующими содержанию этого благородного напитка.
 На наш прощальный вечер был приглашен ГИП из Московского проектного института, который приехал на утверждение нашего проекта. В полночь он уезжал в Москву.
 Вечер проходил в громких разговорах, воспоминаний было не перечесть и «за что выпить» было в достатке.    Мужчины гурьбой , с довольно краткими перерывами,  уходили в подсобку цедить через промокашку вино из бутыли  в  бутылки. Это занятие всех веселило и вызывало массу всяческих острот. Дамы наши сгрудились в уголке , где моя жена с нашим дизайнером ,  привычно  рисовали карикатуры либо портреты гостей , как мы говорили, «в два карандаша», подобно тому, как играют на фортепиано в четыре руки.
 Вера Никитична была задумчива и улыбка ее, казалось, была направлена внутрь, словно она  чему-то удивлялась. Это была не та, всегдашняя улыбка «хозяйки бала», которая радовала и привлекала  каждого гостя.Эта улыбка принадлежала только ей самой, без тени грусти, наоборот, она светилась умиротворенностью и покоем.
   Незаметно  настал вечер и пришло время нашему московскому гостю собираться в путь.  Получилось так, что провожать нашего гостя пошли я, Вера Никитична и молодой специалист, Владимир Петрович. Мужчины обращались к нему по имени и отчеству,  и на «ты».Женщины же наоборот, говорили ему :
-Володенька, подойдите , пожалуйста…
Этот Володенька был молчаливым молодым человеком, умным , вдумчивым и наблюдательным. Прошел год его работы в нашем коллективе, а мы уже не представляли себе наш отдел без него.
  Поезд двинулся, наш гость взмахнул нам рукой из тамбура и поезд поплыл в сторону единственного светильника на краю перрона . В это время этот наш  Владимир Петрович, коснувшись моего плеча сказал:
 -Красивый вечер и свежий воздух. Я пойду вперед, помечтаю. Простите!
 И ушел.
 Мы с Верой Никитичной остались стоять как стояли. Я, опустив голову, смотрел себе под ноги, Вера Никитична рядом тоже стояла молча, не решаясь ни двинуться , ни заговорить. И вдруг я почувствовал прикосновение ее руки к моей. Медленно,боясь, что это прикосновение исчезнет , я поднес ее руку к своим губам.
- Вера Никитична! – произнес я , но Вера Никитична прикрыла мои губы другой ладонью и сказала:
-Милый Иван Сергеич! Послушайте меня. Милый Ванечка, я тоже вас люблю! Очень! Но сегодня, на этом полустанке, мы должны попрощаться с нашей любовью. Попрощаться с этими мучениями, глупыми и счастливыми. Ванечка! Ты теперь обязан просто поверить и убедить себя в том, что это был счастливый сон.  У нас будет с тобой тайна, которая должна со временем  померкнуть и забыться. Я очень сейчас тебя  люблю, но мы…
-Верочка!... – только и мог сказать я и слезы  потекли по моим  щекам.
-Ваня, милый, мы будем благоразумны. Пусть это будет еще одним нашим огромным счастьем , которое мы спрячем под семью замками. Мы не вправе сделать несчастными наших  родных  и любимых. Я же вижу, как  ты замаливаешь  свою вину еще большей нежностью к своей Леночке.
 Пусть видит Бог, что нет на нас греха. Пусть  будущее  наше будет светлым и беспечальным! Милый мой, благородный, Иван Сергеич! У нас не должно быть больше встречи на этой станции нашей любви. Здесь мы простимся с нашим чувством болезненным и сладким.Постарайся, ради меня, вернуть все к тем первым веселым и счастливым дням, когда мы стали настоящими друзьями.
 С этими словами Вера Никитична притянула к себе мою голову и ,  обтерев своей ладонью мои щеки от слез, поцеловала мои губы легко и нежно.
- Пойдемте, Иван Сергеич! Долгие проводы – долгие слезы. На этой станции мы попрощались с нашими мечтами , мыслями и тоской.
 Что я мог еще сказать. Даже , если бы я попытался, это было бы … Нет. Хотелось молчать и еще немножечко  побыть рядом с этой удивительной женщиной и этим сладким, еще пылающем в душе, чувством, которому суждено растаять...

 Не доходя метров сто до чайной, мы увидели возникшего из  ниоткуда  Володю, нашего умного, вдумчивого и наблюдательного Владимира Петровича.


                «…В час, когда ветер бушует неистовый
                С новою силою чувствую я
                Белой акации гроздья душистые
                Невозвратимы, как юность моя»…



                * * *