Иллюзии

- Раскрылся – не раскрылся… какая к свиньям разница…
Дик встал спиной к Шофёру, лицом к окну. Получилось красиво, но оценивать красоту было некому. Шофёр уткнулся в большую чашку с горячим напитком, который почему-то называл «кофе». Отхлебнул громко и смачно, а потом сразу уставился в какую-то передовицу газеты «Литературное Обозрение».
- Смотри-ка. Хвалят, - сказал он ни к селу ни к городу. Откашлялся.
Дик не реагировал. И не повернулся. Всё смотрел красиво поверх ржавых крыш в низкое, серое, холодное небо. Какая разница, думал он. Какая разница.
- Какая разница? – повторил он.
Шофёр шуршал «Обозрением».
Кто-то всё время громко ходил в башмаках этажом выше.
Елозил взад-вперёд не торопясь в своей шахте лифт.
А вот ласточки улетели, думал Шофёр. Уж месяц как их не слышно.
- Хвалят его роман, - сказал он. Огладил большими ладонями каждый лист и сложил. Ловко это у него вышло.
- Хочешь чаю? – сказал он, - где-то был неплохой тигуанинь…
- Повоевали и будет, да, Шофёр? – сказал Дик. Не то чтобы обернулся, а так – обозначил поворот головы.
- А кто воевал-то? Никто и не воевал. Так только, - сказал Шофёр. Дик подумал, что вот раньше Шофёр его никогда по-настоящему не раздражал. Теперь – дело другое. Он прошёлся вдоль стены вправо. Неторопливо, как в пьесе, развернулся. Продуманно повернул голову. Кого он играет, думал Шофёр. Кого я играю с моими газетами и кофе. Кому это нужно…
- Поедем, Шофёр, а?! – тихонько сказал Дик. Он смотрел теперь прямо на Шофёра почти умоляюще. Или не на Шофёра? Поверх головы Шофёра. В зал… Да откуда же это?!
Шофёр глянул на него коротко исподлобья. Неохота было отвечать. И не отвечать неохота. Выйдет пауза – а зачем? Кому-то из нас надо было родиться и прожить жизнь в другом месте, думал он. Невозможно находиться здесь одновременно и мне и ему.
- Ну? Поедем?
Мда… вот же пристал.
- Не могу я. Не сейчас, Прогульщик, - сказал он, - надо же сначала - проснуться. Я просто не сумею свернуть верно. Ферштейн? Сонный я. Глупый я. И фургон мой – ржавая колымага.
- Ты ведь прекрасно знаешь, - парировал Дик, - что дело совсем не в фургоне.
- И в фургоне тоже, - вздохнул Шофёр, - и в фургоне тоже…
- Старикашка… - бросил Дик. Не в шутку? Да какая разница!
- Верно, - сразу откликнулся тот, - это верно.
- Так я сам тогда, - сказал Дик.
- Мммда… - неопределённо промычал тот, - ну послушай. О нас ничего и никогда больше не напишут. Веришь? Мы – забытые герои. И законы все забыты. Ну куда я поеду? Куда ты пойдёшь? Побродишь и вернёшься. Писатель наш больше никогда не напишет о нас. И мы ничего не можем с этим поделать. И даже если напишет… кто это прочитает? Кому это надо? Эти… что посещают сеть информационную… ну, то-есть, они думают, что это информация… И всё. А это же просто выдумка. Не настоящее всё. Не потрогаешь. Даже вот эта газета (он потряс «Обозрением») – даже вот она и то более реальна, чем все эти сайты, аккаунты, ресурсы, блоги… понимаешь? Так что – мы друг для друга с тобой и то реальнее, чем для них.
- Но может, это и есть выход? Понимаешь?
- А! – сказал Шофёр, - Нет, вряд ли. Места у нас с тобою мало. Страниц мало, ну и, соответственно, времени у нас с тобой дико мало. Даже для этого вот разговора. А тем более – для каких-то действий. Он - не - допишет. И даже если допишет… он сам почти в том же положении. Не знаю… не знаю только - почему, может, потому что… может, прав этот художник, и время там у них замкнули в кольцо. И всё повторяется, и станция Мост во всём виновата. Никакого Рэтнека в их реальности нет. Есть один сумасшедший президент, бывший контрразведчик… да это не Рэтнек. Рэтнека там у них нет.
- А у нас?!
Шофёр пожал плечами. Всунул ноги в тапки-шлёпки, подтянул штаны и пошёл курить на балкон.
Когда он вернулся, Дик всё так же неподвижно стоял и смотрел прямо перед собою. Шофёр вошёл, как в круг прожектора, в фокус его взгляда.
- Действие, - сказал Дик, - действие, Шофёр. И побыстрее, а то он уснёт.
- Он всё равно уснёт. А потом умрёт. Это только мы с тобой бессмертны… при некоторых прочих равных. А он уже довольно скоро умрёт.
- Прекрати. А то он начнёт жалеть себя со страшной силой. И от жалости к себе придумает себе – ну… отмазку. Любую. В том числе, например, например – смерть. Понял? Действие! Нам надо…
- Что? Куда? Зачем? Мистер Фикс, у вас есть план?
- Нету.
- Выйти из дома?
- Старо. Было. Мы побродим. Он побродит.
- Тогда – я понял. Надо дать ему знать.
- Каким образом? Он-то не в книжке?
- Ха… кто тебе сказал?
- Ну… во всяком случае, это – другая книжка.
- Не факт. Может она вообще одна. Просто разные главы и части.
- Видимо, нет смысла спрашивать – кто её пишет?
- Нет. Всем известно – кто. И нам, и тому, кто пишет.
- Но тогда какая разница – книга это, или нет?
- Никакой.
- Ты – софист.
- Что из того?
- То, что вот так и заканчиваются попытки что-то изменить.
- А они заканчиваются?
- …