Две судьбы пролетели кометой

               
В легких складках одежды закутает стан,
Грациозно на сцену наступит –
На подмостках Москвы выступает Дункан –
Танцевальный язык всем доступен.

Чёткий жест, лёгкий взмах - и летит мотылёк,
Бестелесно порхая по сцене.
То поток, то огонь, то оживший цветок –
Всё подвластно красавице-фее.

Вдохновением танца она увлеклась,
Чередуя то взлёт, то круженье.
И картина–экспромт у неё родилась,
Показав новой жизни рожденье.

Сцена – дом для неё, в танце – сила и власть:
Революций напев, новой жизни начало.
Как прекрасна она – её слава неслась,
Та, что за морем громко звучала.

Всю богему Москвы на концерт собрала –
Восхищению нету предела.
Новым танцем она в один миг увлекла:
Словно молния, в воздух летела.

И Есенину в душу тот танец запал.
Не раздумывая ни минуты,
Он на зеркале перстнем тотчас начертал,
Что он любит – за долю секунды.

Он богиней её без конца величал
На концерте иль дома, без свиты.
И любви он такой никогда не встречал –
В этот миг судьбы были их слиты.

Он от страсти сгорал, от отчаянья пил,
Усмиряя характер бойцовский.
Он её, непростую, страдая, любил,
Всей душой, как поэт, не отцовски.

Айседора по кудрям рукой проведёт
(ей привычна кошачья повадка):
«Сергей – ангел». Заглянет в глаза: «Это – Чёрт».
Поцелует любимого сладко.

Но сближало их только искусство одно.
Ведь дар Божий: быть примой. При этом
Ей подмостки Европы нужны уж давно –
Только дома ОН мог быть поэтом.

Развела их судьба. Шар земной разорвал
Нити тонкой любовной начало.
И задушена шарфом в машине Дункан -
Будто эхом та смерть прозвучала.

Мчит планета – она не пришпорит свой бег.
Две судьбы пролетели кометой.
Будет сыпать на землю черёмухи снег,
О поэте, напомнив, при этом.