Как улитка

КАК УЛИТКА

Я таскаю свою комнату на своей спине,
устану — сажусь, прислонив к стене,
иногда она царапает потолок
и задевает за дверной порог.
Тяжеловато носить за собой диван.
Слава Богу — не Домский орган.
И не рояль, что в комнате для «гостей»
— концертный «Стейнвей» —
фотографией на белой стене.
Каждую ночь наигрывает что-нибудь о луне.

На полу постоянно глючит десктоп:
то хард не видит, то не читает флоп.
Аут, стоп: сбился, какие сейчас флопы?
Десять лет назад в диване появились клопы.
Пришли по вентиляционным рукавам:
«Привет, хозяин, а мы — к вам».
Пришлось устраивать химическую войну.
Каждый раз вспоминаю, готовясь ко сну.

Больше всего досаждают книжные полки
и за стеной нечеловеческие разборки.
Первые бьют по рёбрам, почкам,
вторые — по голове…
Плохо, что не устроишь завтрака на траве.

Но пора подумать и о передаче наследства,
пока не впал ни в кому, ни в детство,
пока комната не усвоила топологию призмы:
тогда и наступит время тризны.
А пока я таскаю её, как горб,
и он не влезает ни в один гроб.
Мог бы поместиться в фамильный склеп,
но тут и на бумагу скупится Феб.

Я таскаю свою комнату на своей спине,
а картина не меняется в моём окне.
Эти берёзки, через дорогу, прилипли к стеклу,
и когда мой маршрут мне свернёт скулу,
прерывая отпущенный цикл Карно,
то берёзки уйдут, унеся окно.

И останется внутри, никому не знаком,
так и не нашедший себя геном.
На него подадут в суд новые жильцы
и его выселят куда-нибудь за Янцзы.


Рецензии
Трагично. Немного по-бродски.

Агата Кристи 4   01.11.2016 19:43     Заявить о нарушении
Ох, уж этот Бродский. Без него не п(и|у)кнуть!

Песок Въ Саду Камней   01.11.2016 19:45   Заявить о нарушении
К теме жертв, Бродский тоже принёс себя в жертву ради Цветаевой.

Агата Кристи 4   01.11.2016 21:42   Заявить о нарушении
Агата, поясните мысль о жертве Бродского. Его восхищение Цветаевой мне известно.
Жду с трепетом)

Песок Въ Саду Камней   03.11.2016 15:18   Заявить о нарушении
Бродский послушал цветаевскую проповедь о том, что достойно жить только в полный рост, без пошлости, читай без того, чтобы преуменьшать значение великих вещей. Вообще-то, скажу от себя, в этой точке зрения мало чувства юмора и какой-то нормальной адекватности. Вот мне например в школе нравилось у Ходасевича, теперь не могу читать:

Сижу, освещаемый сверху,
Я в комнате круглой моей.
Смотрю в штукатурное небо
На солнце в шестнадцать свечей.

Кругом - освещенные тоже,
И стулья, и стол. и кровать.
Сижу - и в смущеньи не знаю,
Куда бы мне руки девать.

Морозные белые пальмы
На стеклах беззвучно цветут.
Часы с металлическим шумом
В жилетном кармане идут.

О, косная, нищая скудость
Безвыходной жизни моей!
Кому мне поведать, как жалко
Себя и всех этих вещей?

И я начинаю качаться,
Колени обнявши свои,
И вдруг начинаю стихами
С собой говорить в забытьи.

Бессвязные, страстные речи!
Нельзя в них понять ничего,
Но звуки правдивее смысла
И слово сильнее всего.

И музыка, музыка, музыка
Вплетается в пенье мое,
И узкое, узкое, узкое
Пронзает меня лезвие.

Я сам над собой вырастаю,
Над мертвым встаю бытием,
Стопами в подземное пламя,
В текучие звезды челом.

И вижу большими глазами -
Глазами, быть может, змей, -
Как пению дикому внемлют
Несчастные вещи мои.

И в плавный, вращательный танец
Вся комната мерно идет,
И кто-то тяжелую лиру
Мне в руки сквозь ветер дает.

И нет штукатурного неба
И солнца в шестнадцать свечей:
На гладкие черные скалы
Стопы опирает - Орфей.

Вл.Ходасевич

Вот и у Цветаевой было то же. И Бродский пошёл за этой проповедью и по состояниям творческого пути Цветаевой, сменявшим друг друга, я тоже прошла этот путь, от ранней Цветаевой до самой поздней. И вот, в конце этого пути, достаточно надо сказать кошмарного к слову о жертве, он и обнаружил саму Цветаеву. Эта Цветаева стала в итоге наркоманкой-от-вдохновения, ей только надо было рифмовать, и вламывалась, оказывается, в весь этот возвышенный жертвенный путь Бродского с переворачивающей душу пошлятиной, лишающей Бродского вдохновения и просто здравого рассудка, Бродский в итоге писал об этом, например, в "Колыбельной Трескового мыса" "Спи спокойно. Спи. В этом смысле - спи. Спи спокойно, как те, кто сделал своё пи-пи"

Я вырос в тех краях. Я говорил "закурим"
их лучшему певцу. Был содержимым тюрем.
Привык к свинцу небес и к айвазовским бурям.

Там, думал, и умру -- от скуки, от испуга.
Когда не от руки, так на руках у друга.
Видать, не расчитал. Как квадратуру круга.

Видать, не рассчитал. Зане в театре задник
важнее, чем актер. Простор важней, чем всадник.
Передних ног простор не отличит от задних.

___

Теперь меня там нет. Означенной пропаже
дивятся, может быть, лишь вазы в Эрмитаже.
Отсутствие мое большой дыры в пейзаже

не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая.
Ее затянут мох или пучки лишая,
гармонии тонов и проч. не нарушая.

Теперь меня там нет. Об этом думать странно.
Но было бы чудней изображать барана,
дрожать, но раздражать на склоне дней тирана,

___

паясничать. Ну что ж! на все свои законы:
я не любил жлобства, не целовал иконы,
и на одном мосту чугунный лик Горгоны

казался в тех краях мне самым честным ликом.
Зато столкнувшись с ним теперь, в его великом
варьянте, я своим не подавился криком

и не окаменел. Я слышу Музы лепет.
Я чувствую нутром, как Парка нитку треплет:
мой углекислый вздох пока что в вышних терпят

И.Бродский

Не помню цитату, что-то у Бродского о том, что со всем своим вдохновением и живой переполненной душой "молча шли в абортарий страны", где всё это, душа и вдохновение, уродовалось, опошлялось, снабжалось какими-то мерзкими галлюцинациями и ощущениями и так изо дняф в день из года в год.

Но Бродский любил Цветаеву, и чем предупредить последующих, что туда следом ходить не надо, стал с Цуетаевой жить. И потом, он не мог отдать прошедшую такой страшный путь Цветаеву на суд людям, которые этого пути не прошли.

Горение

Зимний вечер. Дрова
охваченные огнем --
как женская голова
ветреным ясным днем.

Как золотится прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.

Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.

Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"

От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"

Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной

зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!

Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.

Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!

Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!

Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.

Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,

выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!

Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.

Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!

Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.

Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.

Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя -- зола,
тусклые уголья,

холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог --
не удержавший мозг.

И.Бродский

Кто бы ни был виновен,
но, идя на правеж,
воздаяния вровень
с невиновными ждешь.

...
Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.

И.Бродский

Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.

И.Бродский

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.

И.Бродский

У Бродского есть пьеса, там двое сидят в башне, в тюрьме, два мужика, один влюблён в другого, а тот этой любви не замечает. И вот влюблённый бежит из башни, что практически невозможно, а потом возвращается в башню обратно, всё чтобы произвести впечатление на возлюбленного, это, мне кажется, он свои отношения с Цветае6вой описал.

Агата Кристи 4   03.11.2016 18:31   Заявить о нарушении
Восставшие /Цветаева/ слишком много на себя взяли и не выполнили.

Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
Там, грубо говоря, великий план запорот.

И.Бродский

Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.

На воздушном потоке распластанный, одинок,
все, что он видит -- гряду покатых
холмов и серебро реки,
вьющейся точно живой клинок,
сталь в зазубринах перекатов,
схожие с бисером городки

Новой Англии. Упавшие до нуля
термометры -- словно лары в нише;
стынут, обуздывая пожар
листьев, шпили церквей. Но для
ястреба, это не церкви. Выше
лучших помыслов прихожан,

он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
-- когти в кулак, точно пальцы рук --
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,

к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.

Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет

еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счет пустоты в лице
ребенка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.

Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из

труб поднимается дым. Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на

крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть, помесь гнева
с ужасом. Он опять

низвергается. Но как стенка -- мяч,
как падение грешника -- снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад

птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса -- крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.

И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не

предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы

задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло

обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая "вон,
там!" видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,

разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,

опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,

чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски --

бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски "Зима, зима!"

И.Бродский

И чувствуешь себя предателем потому, что не можешь выдерживать тех кромешных состояний сознания, которые выдерживают восставшие. Вроде, бежишь с поля боя.

Агата Кристи 4   03.11.2016 18:35   Заявить о нарушении
http://poiskm.org/show/владимир-качан-мы-шатались-на-пасху

Вл.Качан "Мы шатались на Пасху"

Агата Кристи 4   03.11.2016 18:53   Заявить о нарушении
Утонул в потоке сознания своим бессознательных. Слишком много цитат рифмованных. На одни из цитируемых стихов ИБ я написал свой вариант. Но тогда не было где тиснуть его. Слишком много просто утверждений, а логические связки затемнены или опущены или с ошибками.
Фраза: "Вот и у Цветаевой было тоже", видимо, означает, что сначала кто-то или что-то для неё было всё, а потом - ничего.
В общем как-то тезисно и пунктирно, ну точно для быстрых разумом Невтонов.
Оказался этот поток мне не под силу)))
Кстати, одна перелицовка Бродского у меня здесь висит
http://www.stihi.ru/2015/05/22/577

Песок Въ Саду Камней   03.11.2016 22:45   Заявить о нарушении
Никаких логических связок, я с Бродским общалась в видениях, он мне рассказал. :( Он мне рассказывал через свои стихи, я читала стихи и понимала подтекст. Как-то так. Я уже стараюсь, а в будущем ещё больше постараюсь писать яснее, без обширных цитат.

Агата Кристи 4   04.11.2016 14:37   Заявить о нарушении
Цветаева сбилась с пути по инфернальным состояниям сознания и предала всё, во что верила. Теперь тем, кто идёт следом за ней, она является в кошмарных галлюцинациях и создаёт античеловеческую жизнь. В смысле психики. Бродский шёл следом за ней, а когда дошёл до конца, выяснил, что это она к нему в сознание вламывалась. Бродский расценил это, как предательство. Но никому об этом не рассказал из преданности Цветаевой.

А такое количество цитат у меня как раз и призвано заполнить недостающие логические связки.

Агата Кристи 4   04.11.2016 14:46   Заявить о нарушении
Неожидаемо. Ну, точно Агата Кристи!)))

Песок Въ Саду Камней   04.11.2016 20:02   Заявить о нарушении