Преподобный Паисий Величковский

1. Между Афинами и Иерусалимом
Если посмотреть на историю общежитийного  монашества, то можно заметить особенность, по поводу которой горевал еще преподобный Пахомий Великий: Господь воздвигает подвижника, он трудится не щадя живота, создает образцовую  христианскую общину, она благополучно существует при его жизни и некоторое время после его кончины, а потом совершенно непонятным образом перерождается в нечто иное, скажем мягко, не столь образцовое. Наверное, это норма в своем роде, потому что Господь тут же воздвигает новых тружеников в других местах. Но иногда бывают целые эпохи духовного застоя, они связаны с политическими и экономическими особенностями государств и с тем, что называется «духом времени» в самом негативном смысле. Именно таким духом был отмечен XVIII век в русском и зарубежном православии. Греческие, болгарские, сербские монастыри были заняты, главным образом, борьбой за выживание – турки в прямом и переносном смысле ровняли их с землей. На Украине то же самое творили униаты, в России, начиная с Петра Первого, на борьбу с монашеством поднялись православные  монархи. Секуляризация монастырских земель, выведение монастырей за штат, ограничение приема молодежи в имеющиеся обители – в таких условиях вполне естественно монашество существовало по пословице «Не до жиру – быть бы живу». Монастыри превращались в странноприимницы, лечебницы, сиротские приюты, богадельни, которые обслуживали люди в монашеской одежде. Конечно, там и Богослужения проходили, и паломников принимали, и раз в год народ причащали-исповедовали, и длинные синодики вычитывали – не бесполезные были учреждения не только с правительственной, но и с христианской точки зрения. Однако все приобретения монашества за более, чем тысячу лет его существования были прочно забыты и даже считались вредными. Вот на таком историческом и духовном фоне протекала деятельность одного из самых ярких просветителей того времени преподобного Паисия Величковского. Родился он в Полтаве  21 декабря 1722 года в семье потомственного священника. Во святом крещении назван Петром. Он был одиннадцатым ребенком – младшеньким и любимым. Милый домашний мальчик. «Мать озаботилась обучить отрока грамоте. При помощи Божией, чрез два года с небольшим, он навык читать букварь, часослов и псал¬тирь. Выучился от старшего же своего брата и писать. С того времени он уже свободно стал читать книги и отчасти разумевать. С великим прилежанием прочитывал он книги Божественного писания Ветхого и в особенности Нового Заветов, жития святых, поучения преподобных отцов Ефрема и Дорофея, св. Иоанна Златоуста Маргарит и прочие. От чтения таковых книг, и преимущественно житий преподобных отцов наших, в монашеском чине просиявших, начала появляться и в душе отрока Петра рев¬ность к оставлению мира и восприятию святого монашеского, ангельского образа. Почему он и уединялся, и ненасытно занимался чтением. И так любил он молчание, что даже самая мать его редко слышала его говорящим; ибо он был кроток, весьма стыдлив и сдержан не только в отношении к людям посторонним, но и к своим. Таково было усердие к Богу в этом дивном, еще десятилетнем отроке!»  Все бы в его жизни прошло гладко, но рано умерли отец и старший брат, содержавший после смерти отца семью и унаследовавший после родителя священство в местной соборной церкви. Семья осталась без кормильцев, и мать постаралась закрепить за последним сыном вдовствующее иерейское место. Ей это удалось, Владыка дал согласие, и у маленького Петра теперь был только один выход – оправдать возложенные надежды. Он, собственно, не сопротивлялся и отправился учиться. «С 1735 по 1739 г. Петр учится в Киевской Братской Ака¬демии. Тут юноша прошел первый этап образования, назван¬ный «низшей школой», где главное внимание обращалось на изучение языков: латинского, греческого, польского и славян¬ского. В начальных классах изучали также катехизис, арифме¬тику, нотное пение и музыку. Однако ни учебные занятия, ни товарищество не могли удовлетворить сердце молодого Величковского, желающего совершенного отречения от мира. Еще тогда он установил для себя три правила:
1) если ближний мой согрешает, его не осуждать;
2) ни к кому не иметь ненависти;
3) от всего сердца прощать обиды.
Пройдя первую ступень обучения, Петр перешел в класс риторики, но, несмотря на прекрасные способности, решил не продолжать образования. Свое решение он обосновывал тем, что, во-первых, как можно скорее хочет принять постриг, а во-вторых, что такая учеба для души не приносит никакой пользы: «Слышу одни только имена языческих богов и мудрецов — Цицерона, Аристотеля, Платона... Учась у них мудрости, со¬временные люди отступили от правого пути: слова умные про¬износят, а внутри полны мрака и тьмы, и вся мудрость их только на земле. Смотря на плоды этого учения на примере духовных лиц, которые, подобно мирским сановникам, живут в великой чести и славе, украшаются дорогими одеждами, разъез¬жают на великолепных лошадях, я боюсь и трепещу, как бы и самому, научившись внешней мудрости и став монахом, не впасть в еще худшие немощи». Окончив еще один класс ритори¬ки, в 1740 г. 18-летний Петр оставляет школу и избирает мо¬нашеский путь».
Как справедливо заметил греческий профессор Тахиаос, характеризуя православную духовность того времени, в том числе и академическую, «облик православной традиции отличался от запад¬ной по своему колориту, но на глубине эта традиция пересекалась с течениями, ко¬торые шли с Запада и которым Православие теоретически противостояло. Поиски какой-либо отдушины, которая вывела бы из этого духовного застоя, неотложная не¬обходимость обновления, обретения нового кругозора привели Величковского к раз-рыву не только с Киево-Могилянской Академией, но даже и с официальным монаше-ством. Не случайно нечто подобное произошло и с его земляком и соучеником Г. С. Сковородой (1722–1794). В этом упадке киевского Богословия рождался вели¬чайший православный духовный руководитель XVIII века, а также и первый русский философ. Оба они вновь обратились к греческой мысли (один — к философской, а вто¬рой — к святоотеческой) и оба открыли там новые миры».
В Киеве юный студент познакомился с двумя выходцами из Румынии митрополитом Антонием (впоследствии Черниговским) и иеросхимонахом Пахомием,  от которых «он впервые узнал об отшель¬нической жизни и пустынножительстве в Валахийских землях, а после того как услышал Божественную литургию на молдав¬ском языке, «в нем возникла, по его словам, любовь к молдав¬скому языку, к молдавскому народу».
2. Монашеские странствия
По благословению иеросхимонаха Пахомия, Петр отправля¬ется в Любецкий монастырь, жизнь в котором вначале пришлась ему по сердцу. Однако спустя три месяца в монастырь назначили другого игумена, из-за властолюбия которого молодой послушник вынужден был перейти в Медведовский монастырь, расположенный на острове реки Тясмина. В этом монастыре в день Преображения Господня 1741 г. Петр был пострижен в рясофор с именем Платон». Из-за униатства, навязываемого монастырю польскими властями, монах Платон вынужден был бежать в Киево-Печерскую лавру, но желание найти духовного наставника ведет его в Молдавию, в скиты, находившиеся под  управлением замечательного Старца-исихаста Василия Поляномерульского. «Здесь Платон впервые «услышал молитвенное правило по чину Афонской горы», здесь он обрел желанные уединение и покой, а главное — необходимое духовное руководство, так как в скиту жили мно¬гие замечательные подвижники. Такие, например, как перепис¬чик книг отец Рафаил, монах Досифей, проживавший со схи¬монахом Тимофеем, схимонах Протерий, уроженец Полтавско¬го края. Особыми дарованиями обладал духовник Трэин-стеньской общины старец Михаил, ученик старца Василия. По воскресным и праздничным дням он собирал всех братьев в саду обители и поучал о многоразличных душевных обстоя¬тельствах, часто встречающихся в аскетической жизни. Видя все это, Платон радовался неизреченною радостию и «со мно¬гими слезами благодарил Бога, что сподобил его слышать такие наставления из уст таких мужей». И вот казалось бы – живи в этой духовной атмосфере, да учись, но Господь вел подвижника к его предназначению – созданию большого просветительского монастырского центра и возрождению древней монашеской традиции во всей ее полноте. Поэтому он попал в классическую ситуацию – оказался между двумя Старцами, один из которых был не согласен с другим. Судя по тексту жития, пункт разногласия касался возможности принятия монахом священства. Под влиянием Старца Михаила, ученика Старца Василия Поляномерульского, юный подвижник надолго остался сторонником очень древнего монашеского принципа – монашество и священство несовместимы. Старец Василий посмотрел – монах к послушанию (в данном случае – к принятию священства) не готов, сказал ему слово по его мере и отбыл восвояси. Здесь хочется написать: а бес радостно потирал свои зловредные лапы. Но, возможно, что бесу все-таки ничего не обломилось, поскольку Промысл Божий об этом юноше был таков, что ему надлежало обойти почти весь  православный мир, претерпеть жестокую духовную брань почти в одиночестве и, с Божьей помощью, найти выход из безвыходной ситуации не только для себя, но и для многих своих последователей вплоть до нашего времени. Итак, через четыре года странствий по монастырям и скитам Украины и Молдавии он отправляется на святую гору Афон.
3. На Святой Горе
«Когда старец Паисий был на Афоне, там действовала знаменитая Афонская Академия, где преподавал в то время Евгений Булгарис, будущий архиепископ Славенский и Херсонский, виднейший пред¬ставитель западной культуры. Но, по-видимому, старец Паисий не имеет никакого отношения к этому кругу Академии по той причине, что содержание учебной про¬граммы и теоретическая основа Афонской Академии существенно не отличались от Киевской, от которой старец окончательно отрекся. Он обратился к простым и уни¬женным инокам, подвижникам и пустынникам, среди которых горела еще искра тра¬диций православной мистики». Но эта искра была столь крохотной, что молодой монах решил пойти по проверенному уже пути – обратиться к книгам.
Еще в Молдавии «отцу Паисию пришла мысль исправить славянские переводы (святоотеческих книг) путем сличения друг с другом различных их списков. Он и стал исправлять переводы творений Исихия Иерусалимского, Филофея Синаита и Феодора Эдесского по четырем спискам и творений преп. Исаака Сирина по двум спискам, чтобы, как он надеялся, «куюждо от них сложив, сподоблюся узрети в них грамматический разум». Это не привело, однако, к желаемым результатам. Он убеждается в непри-годности этого способа. Отец Паисий понял «откуду таковая есть в книгах неясность и оскудение грамматического разума» — причиной этого были «неискусство древних с эллиногреческого на словенский язык книг преводителей», а также «неискусство и нерадение неискусных преписателей». Поэтому он решил выучить греческий язык в совершенстве и обратиться к первоисточникам. Все семнадцать лет пребывания на Святой Горе он усердно собирал рукописи по всем афонским монастырям и скитам, до каких только мог дотянуться. Нужно сказать, что в этой деятельности он нашел соподвижников-греков.  Ими были архиепископ Коринфа Макарий (Нотарас), с которым преподобный Паисий сотрудничал в издании «Добротолюбия», и преподобный Никодим Святогорец,  решивший стать учеником преподобного Паисия. Но это было позже. Поначалу он жил в уединении и, надо думать, претерпевал немалую брань от бесов. Поэтому когда на Святую Гору прибыл по делам Поляномурульский Старец схимонах Василий, инок Платон пригласил его к себе, и тот провел с ним несколько дней, наставляя и укрепляя молодого инока. В конце своего пребывания на Афоне он постриг Платона в мантию с именем Паисий. Постриженик отличался исключительным аскетизмом и трудолюбием - усердно постился, бил поклоны, пел псалмы, спал не более трех часов и постоянно старался сосредоточиться на внутренней молитве. Ко «всему это¬му прилагались приражения недоумения, безнадежия и отчаяния, и страшные и лютые мысленные борения, наносимые от зависти бесовской».  Через некоторое время к Паисию присоединился молодой монах из Валахии Виссарион, и впоследствии вокруг него собралась небольшая общинка. По неотступным просьбам братии Паисий вынужден был принять священническое рукоположение. Со временем община разрастается, и они переселяются в скит пророка Ильи при монастыре Пантократор. Пребывание на Святой Горе не только дало возможность познакомиться с греческими рукописями. Там святой сформировался как монах, как священник и как духовник. Рискнем сказать, что преподобного Паисия взлелеял дух Афона, жестокая духовная брань, которую вели поколения агиогоритов, суровые условия жизни маленьких калив Святой Горы. Наставников он и там не нашел, но имел бы он такой покаянный плач и такую молитву, ежели бы находился под надежным теплым крылышком Старца? Впоследствии сам он над своими учениками бдел как наседка над цыплятами, и они стали прекрасными монахами, но поддерживать то качество духовного горения, которое было при Старце Паисии им, по их же отзывам, не удавалось. Духовный облик отца Паисия афонского периода характеризуют несколько деталей – во-первых, он никогда не служил литургию без слез, во-вторых по-братски, с любовью относился к братии – этот момент особенно и многократно подчеркивается его учениками – то есть, это то, что не было повсеместно распространено среди настоятелей. В-третьих, он был принципиальный нестяжатель до конца своих дней – ни богатого, ни теплого, ни удобного, ни красивого – все это отвергал как душепагубное и, прежде всего, для себя. Наконец, неистребимое стремление к безмолвию, к исихии и покаянной слезной молитве. Святогорцы ценили отца Паисия, охотно приглашали в монастыри, чтоб послужил литургию, шли к нему на исповедь и за советом. Когда против святого Паисия выступил один из афонских скитоначальников, Афанасий, (естественно, против практики умного делания) афонские духовники поддержали преподобного.
4. Великий просветитель
По чисто внешним причинам – разросшейся общине нужен был большой монастырь – Старцу с учениками пришлось переехать в Молдавию, вначале в Свято-Духов монастырь в Драгомирне, затем в Секульский монастырь, а затем в Нямецкий. Каждая из этих обителей  стала под руководством преподобного Паисия великим просветительским центром того времени.
«В довольно короткое время старец утвердил монастырскую жизнь по строгому чину Святой Горы, а Молдавскому митро¬политу и его Синоду представил устав своего братства, состав¬ленный на основе иноческих правил Василия Великого, Феодора Студита и Нила Сорского. В уставе внимание прежде всего уделялось духовной жизни монастыря. На общих послушаниях положено было соблюдать молчание, «в уме же да действует тайно и хранится молитва». В келиях наедине братья должны были пребывать в «чтении писаний Богоносных Отцов и мо¬литве, умом в сердце художественно совершаемой». Как и в других иноческих уставах Восточной Церкви, в обители глав¬ными добродетелями считались послушание старцу и нестяжа¬ние. Ни один монах не имел права присваивать себе какую-либо вещь, а притяжательные местоимения — «мое», «твое» — никем из братии не употреблялись.
В Драгомирне Паисий устанавливает ежедневное чтение святоотеческих книг, дополняемое беседами старца об аскетике, сыгравшими огромную роль в воспитании братии. Книги один день читались на румынском языке, другой — на славянском.
Количество насельников увеличивалось (к концу пребывания старца в Драгомирне их было триста пятьдесят), поэтому Паисий просит местного архиерея рукоположить нескольких братьев во священники. Впоследствии они станут духовниками и наставника-ми для всей братии. Как отмечает Киприан Захария, это послу¬жило «началом просветительской пастырской деятельности, кото¬рая выходит за пределы общения учителя со своими учениками, приобретая теперь общественный характер».
Что касается его «филокалической» деятельности, то следует отметить: если на Афоне святой Паисий рукописи, в основном, собирал, то в Молдавии он основательно занялся переводом.
«Две группы переводчиков и переписчиков во главе с Паисием непрерывно трудились над исправлением и переводами на сла¬вянский и румынский языки филокалических писаний. Таким образом, Нямецкая Лавра стала «центром и светочем право¬славного монашества и школою подвижнической жизни и ду¬ховного просвещения для православного Востока».
 «Старцем Паисием переведены, во первых, аскетические писания тех отцов, которые составляют дивный сборник «Добротолюбие» («Филокалия» по-гречески), содержа¬щий драгоценнейшие жемчужины восточно православной аскетики. Пи¬сания, входящие в «Добротолюбие», принадлежат таким столпам восточ¬ного монашества, как Антоний Великий, Григорий Синаит, Исихий Иерусалимский, Исаия Отшельник, Иоанн Кассиан, Марк Подвижник, Никита Стифат, Нил Постник, Симеон Новый Богослов, Филофей Синай-ский и многие другие им подобные. Эти писания — лучшее руководство в духовной жизни. Своим главным содержанием они имеют «умное дела¬ние» и его приемы — наставления относительно очищения души от стра¬стей и о молитве Иисусовой.
Первое издание «Добротолюбия» в России вышло в 1793 году еще при жизни старца Паисия; почти через тридцать лет, в 1822 году вышло второе издание. Эти издания были снаб¬жены предисловием, в котором подробно излагалось то, что кратко вы¬ражено в заглавии». За одиннадцать лет до этого соподвижник преподобного Паисия по литературной деятельности святитель Макарий Коринфский издает «Добротолюбие» на греческом языке.
«Старец Паисий сделал ряд переводов и других аскетических писаний, сходных по своему содержанию с вошедшими в состав «Добротолюбия». Они потом (в 1849 г.) были изданы сборником под названием «Восторгнутые класы в пищу души» (впоследствии большинство из них вошло в позднейшие русские издания «Добротолюбия»).
Далее о. Паисий перевел целый ряд таких аскетических творений, ко¬торые своим содержанием охватывают весь строй иноческой жизни, под¬робно говорят о старческом окормлении, о добродетели смирения, о по¬рядках, строе и конечных целях общежительного устава иноческого жи¬тия. Сюда относятся: «Преподобных отцев Варсануфия Великаго и Иоанна руководство к духовной жизни в ответах на вопрошания учени¬ков»; затем — творения аввы Дорофея, творения Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, аввы Фалассия и Феодора Студита. Этот отдел переводов старца Паисия начал издаваться в России только полвека спустя после его смерти. До этого многие из этих его переводов распространялись среди русского мо¬нашества в рукописных списках».
«Свой литературный подвиг, как и подвиг личного руковод¬ства, старец нес до самой своей смерти. И в старости, уже изнемогший от многих трудов и от многих лет, он продолжал трудиться. Сидя на ложе, весь обложенный книгами, не взирая на мучительные боли от пролежней, он писал и писал днем и ночью, отдавая лишь самое малое время сну. Почти перед самой смертью он все еще перечитывал и ис¬правлял свои переводы. Если ему иногда и приходилось прибегать, к помощи своих учеников и собратий, то их работы все равно тщательно им просматривались. Относясь строго и добросовестно к своей работе, старец Паисий некоторые свои переводы проверял хорошими молдав¬скими переводами».
Преподобный, конечно же, занимался не только литературной деятельностью. Он усугублял свои молитвенные и духовнические труды, регулярно поучал братию, проповедуя и читая вслух отеческие книги. До девятого часа вечера он принимал всех желающих с ним побеседовать: «иные приходили к нему по причине телесных потребностей, а другие с нуждами душевными. И с одним старец плакал; а утешив его, с другим радовался, как будто и скорби ни¬какой не имел». Нямецкий монастырь, как и дверь кельи его настоятеля, был открыт не только монахам, но всему миру.
Святой Паисий «устроил в Нямце больницы и прочие нужные келлии; так как и свои братия и странники монахи, престарелые, хромые, слепые и расслабленные, не имевшие где голову приклонить, приходили к нему, прося его с плачем и рыданием ради Христа оказать им милость. А старец определял их в боль¬ницу, и повелевал брату Гонорию (врачу), чтобы он имел об них всякое тщание и попечение, и заботился об их успокоении. Служителям заповедывал, чтобы прислуживали больным, как самому Господу, чтобы каждую субботу мыли им головы и переменяли сорочки, чтобы очищали их одежды, кровати и постилки от всего, в особенности же от насекомых; а летом чтобы одежды часто пересушивали на солнце и выветривали. Внутри больницы заповедывалось соблюдать всевозможную чистоту, ежедневно окуривать ладаном, или иным полезным курением, чтобы не было тяжелого воздуха; пищу готовить самую лучшую, так¬же и хлеб и вино. И все были признательны, — со слезами прославляли Бога, благодаря всегда и старца за его милосердие и попечение о них.  Приходившие монахи странники, так же успокоиваемые, пребывали в больнице, кто сколько хотел, седмицу, две и месяц. И никто никогда не говорил им ни одного слова, — что сидишь в праздности? А иные просили старца, чтобы благословил им и перезимовать, и он благословлял; не имевшим же одежды и сорочек подавал по их потребности. Когда же наста¬вало лето, и странники уходили, давал им нужное для пути в сугубом количестве, и таким образом отпускал их с миром. — Принимал также старец и мирян мужского пола, страдавших от разных болезней и от духов нечистых, и не имевших где главу приклонить. Пища подавалась им от общей трапезы, только в иной больнице. И жили они там, сколько хотели, иные даже и до смерти». Какое удивительное сострадание и терпение не только у настоятеля – у братии! Реальное чувство кровного родства со всеми православными. Чтобы так относиться к немонастырским братьям нужно очень высокое христианское сознание и немалая мера благодати. Как нам этого сейчас не хватает!
«Весть о старце Паисии и его монастыре разошлась по всему миру. Посетить славную Нямецкую Лавру, увидеть ее знаме¬нитого наставника, посмотреть строгий чин ее общежития и благолепие монастырского богослужения считал своим долгом каждый паломник или странствующий инок. Вот что рассказы¬вает знатный грек Константин Кораджа, посетивший старца Паисия: «В первый раз в жизни я увидел своими глазами воп¬лощенную и нелицемерную святость. Меня поразило его лицо, светлое и бледное, без капельки крови, большая белая борода, блестящая, как серебро, и необыкновенная чистота его одежды и всей обстановки (келий). Его разговор был кроткий и совер¬шенно искренний. Он производил впечатление человека, совер¬шенно отрешившегося от тела» . К концу жизни старец обрел дар слез, а биографы Паисия говорят и о его пророче¬ском даре».
 Преставился преподобный Паисий Величковский на семьдесят втором году жизни 15 ноября 1794 г и был похоронен в Вознесенском соборе Нямецкого монастыря.
После него осталось более тысячи учеников, многие из которых  основали новые монастыри и скиты, а также приглашались  духовниками и преобразователями уже имевшихся обителей. Его труды станут достоянием всего православного мира в 19 и 20 веке, когда его ученики и ученики учеников создадут знаменитые центры старчества.
Оценивая роль преподобного Паисия в масштабах вселенского православия, греческий профессор Тахиаос утверждает, что не только русское, но все «филокалическое возрождение» (то есть греческое, сербское, болгарское и т.д.), отзвуки которого доходят до наших дней, обязано исключительно личности и деятельности старца Паисия Величковского.
Использованная литература:
1.ЖИТІЕ МОЛДАВСКАГО СТАРЦА ПАИСІЯ ВЕЛИЧКОВСКАГО.(ПЕРЕЛОЖЕНО СЪ СЛАВЯНСКАГО НА РУССКИЙ ЯЗЫКЪ АРХИМ. А.). Изданіе Козельской Оптиной пустыни.
2. Иеромонах ИННОКЕНТИЙ (Павлов), «СТАРЕЦ ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ И ЕГО ДУХОВНОЕ И ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ». Доклад, прочитанный на международной Церковной научной конференции „Богословие и духовность“, проходившей в Москве 11–18 мая 1987 года.
3. Прот. Сергий Четвериков «МОЛДАВСКИЙ СТАРЕЦ ПАИСИЙ ВЕЛИЧКОВСКИЙ, ЕГО ЖИЗНЬ, УЧЕНИЕ И ВЛИЯНИЕ НА ПРАВОСЛАВНОЕ МОНАШЕСТВО»
4. Василий Савчук «Св. Паисий Величковский и возрождение исихастской традиции в Румынской Церкви в XIX–XX веках»
5. Антониос-Эмилиос ТАХИАОС «ВОЗРОЖДЕНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ДУХОВНОСТИ СТАРЦЕМ ПАИСИЕМ ВЕЛИЧКОВСКИМ» Доклад, прочитанный на международной Церковной научной конференции „Богословие и духовность“, проходившей в Москве 11–18 мая 1987 года.
6. И. Хибарин «ЛИТЕРАТУРНО-ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СТАРЦА ПАИСИЯ (ВЕЛИЧКОВСКОГО) Журнал Московской Патриархии, 1956 г., №12, стр. 58–62
(для журнала монастырский Вестник)