Однообразный и лукавый
паркет и люстры, слуги, зал.
Дантесы, Кукольники, дамы, царь,
парадный вид, мундиры - встарь.
Корсеты, платья, бриллианты, шелк,
оркестр, танцы, каблуками щелк!
Кивок, поклон в зависимости от чина,
здесь девы старые и женщины, мужчины.
Как много пересудов, сплетен, слухов!
Как много восхищений от красы Наталии!
Как много судей и советчиков, и "добрых духов"!
И как добиться тонкой, гибкой талии?
За танцем танец, вальс, мазурка и галоп,
и шаркание подошв, шуршание платьев, топ.
И смех, журчание речи на французском,
обед иль ужин под свечами, стол по-русски.
И так до утра, сон и отдых до пяти,
в каретах, устланных медвежьей шкурой,
умчатся рысаки и воз по улицам летит,
начитанные, умные, не очень, даже дуры.
Наследство все решает, имя, чин и слава.
Здесь вдовый генерал - жених по праву.
И деву юную скорее под венец и в спальню,
и, утешая старость, быть женой в опочивальне.
А в свете, на балах кокетка юная блистает,
и кавалеров не гоня, любовников ее все знают.
Таков весь свет и таковы законы и традиции,
иначе очень редко, но страшитесь экстрадиции!
В "разумных мерах" волокитство, адюльтер,
хотите просто "дружба", переписка и мон шер.
Дуэли даже могут скрытно от охранки и двора.
Какой же повод? Отчего? Причина и благодаря?
Кавалергард, приемный сын барона Геккерена,
богат, обласкан, приближен он ко двору.
Он от любви к замужней Натали мертветь намерен,
о, дайте мне один лишь поцелуй, не то помру!
Ошибка Натали все высказать по доброму,
что замужем давно и любит мужа горячо,
и дети, честь семьи, свидание по скорому,
но слух разит великого ударом, как мечом!
Яд тайного письма, а в нем вердикт, "рогатый",
что в "орден тех рогатых приглашен",
как вымысел бывает ядовитым и богатым!
И Пушкин горячась, обида душит, он к дуэли обречен!
И "Он убит и взят могилой, как тот певец..."
И Натали кричит, кричит и руки сжав, молчит.
И до нее доходит, что причиною была в такой конец,
Но, умирая Пушкин, что не ее вина и не причем...
И просит год вдовою быть, в молитвах пребывая,
детей благословив и боль, страдания его сильны,
и все последние часы так сожалением полны,
как опрометчиво, нелепо и от этого сильней страдая!
Царя он просит, пощадить семью, вдову, детей.
Он очень просит, извинившись, умоляет ради Бога!
Он понимает все, но поступить иначе он не мог,
И просит, шлет и ждет от царствующих вестей.
Так пуля подлецов, рапиры жало убивает
среди толпы великих, гениев убить готов,
но больше память оскверняя, имя обливая
всей скверной, хоть стреляйся впору вновь!
Свидетельство о публикации №115100103963