Франция
и разум затуманился тяжелой пеленой.
Я чувствовал в душе, что ты была не той,
которую забуду, лишь едва увижу.
Не ел; не спал, казалось, тысячи ночей,
дорожка гравия до боли мне знакома,
и терпкая, блаженная истома
подкралась близко к нервам, ищущим страстей.
Бывает так: покой теряешь, входишь в ступор,
забыв сигары и привычный свой мирок,
друзей-картежников, бордели, вина и порок,
следишь за непривычным сердца гулким стуком.
Я верил свято, что когда-нибудь дождусь:
придешь в прохладный сад без старой злой дуэньи,
и мы неспешною словесною дуэлью
охватим все - Париж, Венецию, Москву,
тряхнем поэзией серебряного века,
припомним акварели Ренуара и Моне,
протянешь руку в кружевной перчатке мне
и подле разглядишь родного человека.
Я много пухлых губ испробовал, поверь,
и вкус брусничный, пряный попадался часто,
но был, по сути, я всегда, увы, несчастлив,
не сожалея, закрывал за дверью дверь.
И я покуда лгал, бездушные стихи
раздаривал без счета направо и налево -
то ты, мой милый друг, святая королева,
в монастырях скупых свои оставила грехи.
Покуда я транжирил щедро век в миру,
ты очищала помыслы, и без того благие,
мы были разные, до крайности другие,
но Бог затеял с нами странную игру.
Войдешь в Булонский лес, Тюильри, Трокадеро -
сады волшебно-изумительны Парижа.
Всем сердцем не устану я стремиться ближе -
твой легкий силуэт мне дорог так безмерно.
…но если ты захочешь вдруг сейчас уйти,
не стану преграждать тебе я путь метелью,
я постарею лишь от боли, поседею
и долго буду помнить последнее «прости».
Свидетельство о публикации №115092907273