II. путеводные ночи

чернильными пятнами по моим щекам,
черными волнами по одеялу моря:
меня раздавит пополам
и поперек разрежет горе-

пока ненужные, измятые слова
позвякивают на ночном повторе;

позвякивают бранно и смешно,
как ненадежно с вашей стороны
шутить над музой,
прятать по углам.
засовывать под градус и под петли,
зевать, ища по сторонам
спросить бы у кого:
"а рифмы у вас нет ли?"

мне, находясь в бреду ночного измеренья,
позволено шутить
над правдой повсеместно;
месить соленое от слез планеты тесто,
дабы свой горький приговор
до дна скорей допить.

как жаль, что моя смелость пылью улетучится
как этот рваный тарахтящий сон;
казавшийся единственным спасением,
и только верные мосты
на пополам свою разделят плоть
мне в унисон, порвут и перервут,
и на дворцовой как всегда
глухое столкновенье.

пускай я мыслями давно уже не здесь,
и призраки родного города
теперь уж не со мною;
и я совру про огоньково-синюю ночную дребедень,
но правду главную не вскрою.

пускай меня дождется
мой пьяно-белый север,
ветра с разорванных мостов
в глаза стихи развеют;
я уплываю вниз, врастаю в горизонт.

туманным штилем
меня встретит
мой новый южный Берег.