Глашатай поэтические философемы, реплики, эссе
(Изначально мир петь любил)
«Поезд, оставив дымок,
В дальние скрылся края,
Лишь промелькнул огонек,
Словно улыбка твоя.
Веришь – не веришь,
Словно улыбка твоя».
(«Веришь - не Веришь»,
слова Льва Ивановича Ошанина (1912—1996, музыка Аркадия Ильича Островского (1914-67).
24.09.2015 Триумфы родины советской
Замалчивает старый хрен,
За ним – и редька по-соседски,
И крошки – дети перемен.
Предатель в уличных названиях,
Конечно, видит свой каюк.
Он ранен был не именами,
А диким зверством грубых рук.
В семейных дебрях так ведется!
Свет мал, а в душах – тьма колодцев.
Юрий Петров 26.09.2015
Резюме: Дорогие читатели, в советское время сложился новый тип брачных отношений . Брак строился на свободном выборе Ее и Его.
«Счастьем светились лица.
Дом был приютом тепла,
Врут теперь небылицы,
Что это – легенда была» (Юрий Петров).
В шедевре Льва Ошанина и Аркадия Островского запечатлена картина советского величия. Люди были свободны во всем – в трудовой деятельности, в мимолетном взгляде на самого дорогого человека. Но «дорогими» становились потом, открывая безвластие времени над силой и глубиной чувств.
Я помню, как мы пели эту песню в армии. Советские ребята были глубокими поклонниками своих избранниц. Каждая строфа этой песни по-своему монументальна, а целом эта песня сродни шекспировским и бальзаковским картинам жизни – ее огромная энергия бытия, искренность похожа на цветы, а ее беззащитность вдохновляет надежду.
В другом песенном шедевре советской эпохи значится:
«Лучше нету того цвету,
Когда яблоня цветет,
Лучше нету той минуты,
Когда милый мой придет.
Как увижу, как услышу -
Все во мне заговорит,
Вся душа моя пылает,
Вся душа моя горит.
Мы в глаза друг другу глянем,
Руки жаркие сплетем,
И куда - не знаем сами,
Словно пьяные, бредем.
А кругом сады белеют,
А в садах бушует май,
И такой на небе месяц -
Хоть иголки подбирай.
Мы бредем по тем дорожкам,
Где не кошена трава,
Где из сердца сами рвутся
Незабвенные слова.
За рекой гармонь играет -
То зальется, то замрет.
Лучше нету того цвету,
Когда яблоня цветет.»
(«Лучше нету того цвету», слова Михаила Васильевича Исаковского (1900-73), музыка Матвея Исааковича Блантера (1903- 90).
В одном из советских шедевров, дорогие читатели, звучат слова:
«Ведь песня людям так нужна,
Как птице крылья для полета!»
(«Запевала» из репертуара Леонида Утесова музыка Исаака Дунаевского, слова Михаила Матусовского).
Песня может быть исторически глубоким комментарием к событиям многих десятилетий.
II
Советский Союз становился постепенно индустриальным гигантом. Десятки тысяч заводов требовали высокой технологической дисциплины от любого из субъектов триады: инженер (разработчик идеи новой технической конструкции), рабочий (станочник, реализующий замысел инженера) и массовое производство товарных изделий.
Рынок в этом случае утратил свое значение монополиста. Продукт создавался для функционирования в новой экономической среде. Не было места бизнесу. Целесообразность в организации множества сфер промышленного производства доминировала над критерием выгоды того, кто был создателем огромного количества элементов, из которых и формировался и собирался станок, конвейерная линия, осуществлялось взаимодействие различных субъектов технологического целого. Советские заводы дополняли друг друга, а не противостояли друг другу, что соответствовало новому духу советской индустрии, новым смыслам экономики и потребления. Социалистическая система производства была высшим этапом развития научно-технических революций. Тот советский человек построил производство идей и вещей без суррогатов мировой конкуренции – в громадном количестве случаев удушающее действующих на систему генерирования конечного продукта. Монополия смысла поднялась в своем значении над монополией конкуренции. Такой вид целостно функционирующей индустриальной сверхсистемы был открытием мирового разума. А его субъектом был советский человек. Социогенез гуманизировался, т.е. очеловечивался, ибо в иерархии должностей режим «подчиненный – начальник» уступил место принципу созидательной взаимодополняемости всех элементов и субъектов производственного цикла. Цеха и заводы, люди и коллективы, идеи прогресса и самосовершенствования человека труда могли постоянно улучшаться, поднимаясь до уровня фабрики научно-технической революции. Таким был великолепный советский мир, субъект труда. Гегемоном труда был рабочий класс. Подчинение в отношениях участников рабочего цикла уступало место сотрудничеству, что и являлось коммунистическим вариантом социогенеза. Был побежден принцип капиталистического мироустройства – «я начальник – ты дурак, ты - начальник, я - дурак». «Дураки и начальники» фактически остались атрибутами капиталистической мировой индустрии. Так было. Но потом в жизнь советских людей ворвался трагический и нелепый 1991-й год (горбачевщина). Мировой капитал жаждал усиления разрушительных процессов в советском обществе, обострения противоречий между старым и новым, между регрессивным и прогрессивным, между корыстием и бескорыстием, между самолюбием и гордостью, между крохоборством и добротой, между механическими изменениями и возможным апогеем в утверждении советской идеологии, советского труда, советской бескорыстности, советского величия, советской правды, советской родины, советского будущего.
И еще раз вспомним и озвучим великолепные слова гения массовой социалистической перестройки:
«Мы все добудем, поймем и откроем,
Холодный север и свод голубой,
Когда страна быть прикажет героем,
У нас героем становится любой»
Так было! А возвращение к лучшему – неизбежность! И не только потому, что лучшее враг хорошему, а потому что лучшему замены нет. Закон диалектики побеждает и звучит он так: «Отрицание отрицания - всесильно». Изношенному в человеческих отношениях элементу – капитализму надлежит остаться в архаике трагических эпох эксплуатации.
Постскриптум: Еще раз следует восстановить звонкий императив великих поколений. Энтузиасты утверждают: «И пусть нам общим памятником будет построенный в боях социализм».
Свидетельство о публикации №115092605115