Демулен 3

III
«…вся избита, изранена
Грязной рукой,
Как на бал завита, нарумянена
Я на пике взвилась над толпой
Хмельным тирсом…
Неслась вакханалия»
М. Волошин
«Голова Madame de Lamballe»

Среди придворного букета
Красивых женских стройных тел
Была мечтою для поэта,
Сам чёрт её в аду хотел…
 ***
Двор беззаветно, как скрижаль
Любовь к принцессе де Ламбаль
Хранил. И даже сам король
Скомпрометировать пароль
У целомудрия желал,
Когда к ней страстью воспылал
И чувства нежные питал
И безответно трепетал.
А герцог Орлеанский сам
Был свояком для той мадам.
Она учтива, холодна
Ни с кем особо не дружна.
В жеманстве кротости резка,
Лишь с королевою близка.
Версальских фрейлин феминизм
Слыл как лесбийский гедонизм.
Когда Людовика смели
Кровавым штурмом Тюильри,
Он превозмог позора боль,
Постыдную играя роль.
Еще монарха не казня,
Случилась в сентябре резня.
Из Англии примчалась вдаль
К Антуанетте де Ламбаль.
Ей этот благородный жест,
Как мученический стал крест.
И с ношей тяжкою своей
Ждала в тревоге палачей
Пленённая тюрьмою Форс,
Что источил крысиный ворс.
Врач Зейферт всех вождей просил
Её спасти что было сил.
Марат, затворник нелюдим
С душком подтрунивал над ним.
Всё лицемерил Робеспьер,
Боясь невидимых химер
И долго мучал его сплин
О доброй пользе гильотин.
А мэр Парижа Петион
Сказал, что раб народа он.
Развёл ручищами Дантон,
Мол, в этом деле раб и он.
- И как решит простой народ…
- Народ?! Да это всякий сброд!!! –
Ему учёный истерил
И от отчаянья завыл.
Оратор клубный Мануэль
Её хотел отдать в бордель.
Цветастым был его язык,
Алкал врагов бросать на штык.
- Велик меч равенства, мой друг!
Надёжней будет всех порук.
Народ чутьём своим возьмёт,
Кто друг, кто враг – всё разберёт!
Доверься этому чутью.
И лучше не сыскать судью!
Ответил герцог Орлеан
- Я не смогу спасти от ран
Её высочества. Она
Лишь для расправы им нужна.
И после плакал сам Филипп,
Сменив фамилию под всхлип.
Себя нарёк Эгалите
И совесть схоронил в толпе.
Шометт бретёров призывал,
Майяр швейцарцев линчевал
Вся в ароматах Летуаль
Стояла пленная Ламбаль.
Смотря на прелесть женских сфер,
Её допрашивал Эбер
В привратницкой, бичуя честь,
В глазах пытаясь страх прочесть,
И находил. И ликовал
Весь вместе с ним судилищ зал.
Но на расправу очень скор
У санкюлотов приговор.
Аристократки томный вид
Затронул ворохи обид
Всех неимущих к красоте
Что не ютилась в нищете
И возбудил её толпу
Прибить к позорному столбу.
Подал условленный сигнал
Один какой-то аморал:
«Преподнесём как ей урок!
Сей размотать нужно клубок».
И кто-то саблею своей
Порез налобный сделал ей.
Хотел он чепчик так сорвать
И тем Ламбальшу напугать,
Но прызнула принцессы кровь,
Мясник рассёк ей саблей бровь.
Почти раздета до гола
Была ухоженно-мила
Под пенье птиц в Пале-Рояль
В тот миг принцесса де Ламбаль.
Вокруг Париж весь плыл в крови.
Её тащили, не вели
Метельной улицей в тупик.
Где груди отрубив под крик,
Глазели все, осатанясь,
Как, с болью женщина борясь,
Ещё пыталась сохранить
Свой вид и честь не посрамить.
Но в ненависти без границ
Толпа её свалила ниц.
Шарла увесистым бревном
Ей голову пробил притом.
Гризон восставшим дикарём
Главу отрезал косарём.
И тут бы жалость им явить
И дать её похоронить.
Но нет, мала им просто смерть.
Они спешат её раздеть,
Чтоб на доступность женских тел
Весь в возбуждении глядел,
Кто женщиной не обладал.
Труп обнажённой возбуждал…
Один маньяк и некрофил
Тут к поруганью приступил.
Глумился, омывая вид
Нагой принцессы, что залит
Был кровью, позже расчленив
Ей женский торс, что был красив.
Ревел, скандировал народ.
Бретёр вспорол её живот
И стал наматывать кишки
Вокруг с наколками руки.
Другой в индейский ритуал
Ей сердце вырезал и рвал.
И как стервятники на труп
Пред ней слетелась стая вкруг.
Сию жестокость над Ламбаль,
Нет, не Сансон творил, не Шарль,
А санкюлотов голытьба.
Плыла на пике голова.
Припудрил локоны актёр,
Ей подмастерье-куафёр.
Одной отрезанной ногой
Салют артиллерийский свой
Орудие пустило вдаль.
То, что осталось от Ламбаль,
И все интимные места,
Словно хоругвями Христа,
Трясли, размахивая вспять,
Чтоб королеве показать.
Бедняжка видела вдали
То, что осталось от Мари.
Усекновенный её лик
Антуанетты вызвал вскрик.
И жуткой грации полна
Ей улыбалась голова.
Толпа носила целый день
Её останки, словно тень.
Подобных страшных одиссей
Париж не знал с начала дней.
Кончина дикая Ламбаль.
Кому её же было жаль,
Толпа лишала жизни прав,
Всё обесчестив и поправ.
Луи Филипп Эгалите
С любовницею в декольте
Садился, чтоб обед вкусить.
Под окнами вдруг стала выть
Толпа с добычею своей.
- Не может быть! – вскричал лакей.
- И что там? молвил либерал,
Который короля предал.
В ответ услышал он слова
- Всего лишь чья-то голова!
Смеялся утончённо лорд,
Сел есть, невозмутим и горд.
***
Когда пронырливый агент
Урвал от де Ламбаль фрагмент,
Чтоб ознакомить Комитет
И индукцировать портрет.
То Робеспьер, рентгеном глаз
Останки изучив в анфас,
Сказал, задумавшись слегка:
«Красива у неё рука…»
И как не жутко слышать всем.
Но не гнушается ничем
Частных коллекций колорит,
Где частей тел засушен вид.
Хранятся, скрыты под вуаль,
Части интимных мест Ламбаль,
Растянутых в подушек шёлк.
И по сей день в них знают толк.
И спрос большой средь тишины
Закрытых замков без дворни.
Там в чёрном таинстве от всех
Финансовый живёт успех
Тех, кто задаром мир скупил.
Стяжает секта воротил.
Там вовсе нет простых вещей,
Средь тайн одна других страшней.
В каминном отблеске углей
Лишь жуть с насилием смертей.
Как единичный экземпляр
Такой там ценится товар.
И каждый вечер привозил
Иллюминатов лимузин
Искусство превратить в бордель,
Распять пропавшую модель.
Познает ужас чей-то плен,
Не покидая этих стен.
Здесь чучелами всех мастей
Полна коллекция частей.