Время Тёмных башен

  ВРЕМЯ ТЁМНЫХ БАШЕН
  Мои друзья однажды скажут,
  Про наши дни, что прежних краше:
  «То было время Тёмных башен.
  И время общего пути».

  Остались в памяти те дни.
  И нечего твердить об этом.
  И наслаждаясь бабьим летом,
  Пусть будут прокляты они.

  Но проникая в мои сны,
  Всё так же беззаботно пляшут,
  Шаманы, возле Тёмных башен,
  Что серых призраков полны.

  Мои друзья, вы не мертвы.
  Мы лишь немного постарели.
  Айда на чёртовы качели!
  Пойдем, погасим фонари.

  На нашем небе две луны.
  Во тьме с гримасами зависли,
  Стрелки, как каменные сфинксы.
  Стоим над пропастью во ржи.

  У Тёмных башен мы одни.
  Как жаль, что все мечты сгорели.
  Мы рыжих дев теплом согрели.
  Осталось потушить костры.

  Angry young men

  Сердитые молодые люди.
  Философы странного толка.
  Посланники иного мира.
  Буддисты, волхвы и не только.

  Выкатились из карточной колоды.
  Тридцать лет, а - НЕМЫЕ!
  - Нет. Это не мы НЕМЫ.
  - Это наш век немой.

  Повелитель стеклянной горы,
  Мы ввязались в неравный бой.
  Мы от ярости лбы разбили.
  И для нас не сыскалось могилы.

  Сердитые молодые люди.
  Пацифисты и меломаны.
  Алкоголики и наркоманы.
  От большого ума ваши беды.

  Изучая санскрит и веды,
  В тридцать лет, - вы СЛЕПЫ!
  -Нет. Это не мы СЛЕПЫ.
  -Это наш Бог слепой.

  Повелитель стеклянной горы,
  Здесь каждый в душе герой.
  И каждый получит в награду
  Руку принцессы Жабы.

  Сердитые молодые люди.
  Психонавты, бродяги в пустыне.
  Пациенты психиатрии.
  Лоббисты кривого пространства.

  Правители вы или слуги.
  Тридцать лет, а вы - ГЛУХИ!
  - Нет. Это не мы ГЛУХИ.
  - Это пролёт глухой.

  Повелитель стеклянной горы,
  Мы пытались пойти за тобой.
  Нам помогут покинуть чертог.
  Только длинные, острые когти.
 
  35
  В хрупком мире чванливых гоблинов,
  за забором, блуждают демоны.
  Выйдешь в осень, кто-то прочит,
  ввинчивая в ноги скороходы-сапоги.
  Молод был, где твои три десятины?
  Плечи свесив, ты отвесил поклон им,
  вот они, рок-н-ролльные, канули!

  им не скучать,
  и мне крепчать,
  трезвым быть,
  Буддой стать,
  и врагу не желать,
  если, ****ь,
  тридцать пять.

  ТУННЕЛЬНЫЙ СИНДРОМ
  Пролетая над кукушкиным гнездом,  я увидел свой дом.
  В котором все окна открыты. И гоблины завсегда в нём.
  Утопия в ржавом корыте. Утопия в кружке пивной.
  Мы будем уже на рассвете стоять со штыком за спиной.

  ГОРОДА
  В этот светлый долгий путь, мы возьмём с собой трубу.
  Мы возьмём с собой гитары, барабан.
  Мы отправимся туда, где багровая заря,
  Открывает перед нами города.

  Города, где не бегут от минуты до секунд.
  Где старик в ночи не греет свой стакан.
  Так устроены дела, обнажённые тела,
  Женские прикрасы без стыда.

  Не нужны и доктора. Все здоровы как всегда.
  Плещет родниковая вода.
  Я хочу туда скорей. Психиатр будь добрей!
  Не лечи меня, я Джек не Воробей.

  ЧЁРНАЯ ДЫРА (ИЗ НИРВАНЫ)
  Чёрная дыра в моей голове, черная дура.
  Чёрная дыра в моей голове, притаилась-уснула.
  Тем кто слышит голос трав, не страшны им тревоги.
  Я скрываю этот дар, что дарован не многим.

  Был живой, а стал - герой.
  Был живой, а стал - герой.
  Был живой, а стал - герой.
  Был живой, а стал...

  Незримой пулей въехавшей в висок,
  Сражённый голодом, бессонницей…
  На вдохе, закрывая рот губами незнакомки.
  Он вышел из Нирваны и шагнул за горизонт.
  С фатальным замыслом сложил аккорды.
  Задумал, как укрыться от погонь…
  Залез под юбку к смерти, как чумной, без муки.
  Поэт, визионер, пророк – он взвёл курок.
  И сжались стены, слышавшие гранжа звуки.
 
  Спи. Я принимаю огонь на себя.
  Спи. Я принимаю огонь на себя.
  Спи. Я принимаю огонь на себя.
  Спи. Я принимаю огонь...

  Кричал он на пределе сил, срывая гнев.
  Как Рыба чувствует себя без плавников, на суше.
  Сгореть, чтобы не тлеть; вступить в "Клуб 27".
  Дитя подвалов, спящий под мостом (известный случай).
  Сиэтл. Силуэт с ружьём проник в его холодный дом.
  Бой в летаргическом престранном сне, то ад был сущий.
  Радиостанция. Ночной эфир. В Нирвану повергает Мир
  Мессия, мученик, кумир для миллионов невезучих.

  ЖИРАФ В ОГНЕ
  Жираф в огне, – сказали мне.
  И не соврали.  И правильно, что разбудили.
  Огрели б лучше ломом по спине.
  В сердцах воскликнул я: Что дети натворили.

  И жёлтым галстуком я шею обвязал.
  Табачным дымом выставил себя за двери.
  Я ветром свою душу затерзал.
  И мысли в голове воспламенили.

  И безрассудно плыл по мостовой.
  Увидел девушку, я, с жёлтыми цветами.
  Букет в руках, казался мне бедой.
  Жираф в огне, – прохожие кричали.

  И вмиг затихло всё. И было не до слёз.
  Я встрепенулся, понял, в чём тут дело.
  В кармане не осталось папирос.
  А мысли, словно вихрем завертело…

  Кошмарный тлел погожий, ясный день.
  И Солнце безысходно наблюдало:
  Как с соком апельсиновым на дне,
  В стакане, муха крыльями трепала.

  Минуты её были сочтены.
  Но насекомое тонуть не собиралось.
  Жираф в огне, – вертелось в голове,
  У мухи, что в стакане оказалась.

  ЗАМОК КОВАРСТВА И ЛЮБВИ
  Жди, твой Пинокио должен устать.
  Пойми, ему тоже нужно спать.
  Чья вина, что не бьются два сердца в груди.
  Твой Пинокио, плачет он хочет уйти.

  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Замок Коварства и Любви.
 
  Не лги, я плету твои кружева.
  Разорви наши узы, если  сполна.
  Но постой, вот на блюдце моя голова.
  Твой Пинокио, больше не ждёт тебя!

  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Позволь, я провожу тебя в свой замок.
  Замок Коварства и Любви.

  СПУТНИЦА
  Моё желанье сбудется.
  Лишь ангел сорвётся с петель,
  Брутальной наружности спутница –
  Согреет мою постель.

  Я выйду с зонтом на улицу.
  Мне страшно впускать её в дом.
  Так сладко она целуется
  С раздвоенным языком.

  Но стоит на миг зажмуриться,
  Мне этот шорох знаком.
  Брутальной наружности спутница
  Махнёт на прощанье хвостом.
 
  Я выйду с зонтом на улицу.
  Мне страшно впускать её в дом.
  Так сладко она целуется
  С раздвоенным языком.

  ВАМПИР
  Не нужно взрывать мозг на части.
  Лишь в сердце осиновый кол.
  Серебреной пулей, на счастье,
  Ужалит, свершив приговор.

  День чествует в миг уязвлённых.
  В толпе кто-то рыщет как вор.
  Ты должен забыть своё имя.
  Укрывшись за крыльями штор.
 
  Я видел рассвет в Занзибаре.
  Закат на планете Псов.
  Принцесс целовал в шею странно.
  Пытался будить мертвецов.

  Чтоб вывернуть мир наизнанку.
  Чтоб сделать уродливым мир.
  Ночь сдавит на шее удавку.
  В гробу чутко дремлет вампир.

  СЕНТ-ЭКСЮПЕРИЙСКИЙ ПРИНЦ
  Я – посторонний… я – чудачный клоун…
  Я – уличный артист… я – антиглобалист…
  Я – дикий сердцем…  я почти раздвоен…
  Я – сбитый лётчик, сент-экзюперийский принц.

  Влюблён во всё, что только может сниться.
  Её случайный взгляд и тонкий ум.
  Я был с ней счастлив, как Хемингуэй в Париже.
  Химеры, колокольный звон и грома шум.

  Она вольна в своих мечтах и грёзах.
  И неглижируя в ночи, так хороша.
  Её душа прекрасна, её сон тревожит
  Крик мандрагоры у обрядного костра.

  Мы входим в тонкий мир. Мы будем вместе.
  Прижмись к толпе. Гони бродячих псов.
  Тореро стану вмиг я, бросившись на рельсы.
  Ловя фантомы бороздящих время поездов.

  31
  Тридцать один!
  Из миллиона планов - выбери один.
  На перекрёстке остановит лимузин,
  Ты не садись в него без всех на то причин.
  Причина может быть всего одна:
  У лимузина не хватает колеса.
  Какая же в провинции тоска...
  У девушек голодные глаза...
  Но так случилось, что в 31
  Из миллиона планов - выбрал ты один.
  Добрался до висячего моста,
  И выпил со жлобами коньяка.

  Тридцать один!
  Момент для покорения вершин.
  Время триумфа для уверенных мужчин.
  В волшебной лампе ждёт твоих желаний джин.
  И где-то ждёт зарытый золота кувшин.
  Твои друзья с тобой, ты не один.
  Хороший это возраст, блин...(!)

  Тридцать один! Тридцать один! Тридцать один…

  ПЕРЕУЛОК ЧУДЕС (ЭВЕРЕСТ)
  Лезем в горы до самых небес.
  Дух горы не оставит нам весть.
  Ты мой друг, не хотел умирать,
  Но что есть жизнь без чудес?!
  В место снов – ядовитая спесь.

  Ветер знает: он всё ещё здесь.
  И на небе, есть Северный крест.
  Ты идёшь, покупаешь билет в переулок чудес.
  Ржавым солнцем, скатившись за Эверест.

  Тянет в норы. – То путает бес.
  Нам осталось уплыть до небес.
  Мы входим в загадочный лес, переулок чудес.
  Бог не выдаст, – свинья не съест.
   
  ВЕРВОЛЬФ
  Щелчок-волчок. Расширился зрачок.
  Ещё разок, и на крючок!
  Есть выход, значит, есть и вход.
  По-моему, здесь всё наоборот.
  Куда бы мы с тобой не полетели…
  У маковки сосны роятся феи.

  Мы пасынки луны. Под звездождём
  В лесных берлогах сны, как нить прядём.
  И в трауре небесный звездочёт.
  Любимая звезда любить устала.
  Такая яркая, беспечная, озорная…
  О, как она могла нарушить ход,
  На сотни миллионов лет вперёд?
  В дремучем логове без весточки пропасть.
  Сорваться с неба, прямо в волчью пасть.

  Пусть говорят: «От волка мало толка…
  Звезда в лужённую его попала глотку…»
  Мы в час ночной, взирая на луну,
  Протяжным воем, разрываем тишину!
  И не скулим мы, обращаясь за советом.
  Луна не обожжёт пурпурным светом.
  Мы волки, в неё просто влюблены!
  На крыльях ночи, там, где слышен крик совы…

  Мы топчем звёзды, водим хоровод.
  Летим туда, где нас ни кто не ждёт…

  МАНЕКЕНЫ
  Глупые как тени, вечные как стены.
  Веселей огня.
  Разведя руками, стёклами глазами
  Целятся в меня.

  Тот, кто их придумал, никогда не думал:
  Как у них дела?
  Мы ведь так похожи, мы умеем тоже:
  Быть как дважды два.

  Кто разбудит всех манекенов
  танцем у костра?
  Кто разбудит всех манекенов
  мёртвые глаза?

  Только слёзы невидимки,
  Засверкают словно льдинки.
  На лице у них улыбки
  Уничтожат нас с тобой.

  БЕЛЫЙ ДЕНЬ   
  Белый день превратил нас в рабов.
  И во мне умерла тишина.
  Просыпаясь, я чувствую тяжесть оков.
  Пробуждаясь от дикого сна.

  И война за окном. Но мне хочется спать,
  Что бы видеть тебя другой.
  Я смотрю на небо, на серое небо.
  Что в твоих глазах, и над моей головой.

  Белый день закроет нам глаза.
  А из глаз покатится слеза.
  Белый день, пылающий огнём.
  Белый день, белый день мы ждём.

  Забудь о том, где твой дом.
  В твоём доме пьёт ток тишина.
  Белый день не вернешь. И останутся в нём
  Летаргический сон и война.

  И лишь душа, будет вечно покоя искать.
  В волчьей стае найдёт свой покой.
  Ты идёшь к ней на встречу, ничего не боясь.
  А в глазах твоих блещет огонь.

  Все обезумели, словно болели всегда.
  С неизлечимой болезнью рождаясь и умирая.
  Теперь я знаю ответ: вокруг меня война.
  И в нашей крови чума посылает нас в бой.

  СЮРРЕАЛИЗМ
  Тараканы крадут порошок из карманов
  У детей, которым нечего есть.
  Толстомясый политик с телеэкранов
  Превозносит войну, как благую весть.
  Ничего не изменится в их головах.
  Обещают похолодания в аду.
  Мне осталось забыть, что я здесь делал.
  Остановите поезд, я снова сойду…

  Когда крысы покинут кельи церквей,
  Когда причалят корабли дураков…
  Я воскликну: О, Боже, это Сюрреализм.
  И отправлюсь искать рыбаков...

  Режиссёры снимают немое кино.
  Мир оскалился, устал говорить.
  Мы твердили ересь две тысячи лет.
  А теперь невозможно забыть.
  Кто наш сын? – Он IT-Евангелист.
  Дочь – адепт секты "Карма Кагью".
  Мне осталось забыть, что я здесь делал.
  Зачем впустил в свою тень пустоту...
 
  Когда разрушатся стены публичных домов
  От удара инопланетных врагов.
  Я открою дверь в мир Сюрреализма.
  И отправлюсь без тени и слов…
 
  ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ
  Скомкал Любовь и выбросил в лужу,
  Мрачный прохожий, скрывающийся от дождя.
  А вскоре, проклял выстрелом душу.
  Прицелившись в мушку из дверного глазка

  Нет. Мне не жалко его, проходимца.
  В шляпе сомбреро. Вот только беда…
  Без шляпы он был господином Немо.
  Наружностью, чем-то напоминал червяка.

  Дамы в ответе за тех, кого приручили.
  Вышколили пить пиво, стреляться, играть в дурака.
  А в общем, всех тех, кто не находит причины,
  Выползая под вечер из своего коробка.

  Откуда берутся  мрачные лица?
  Они все из одного ларца.
  Я мог бы узнать и не ошибиться.
  При виде его, – человека дождя.

  Никто из ниоткуда. Для кого Иуда.
  Мрачный прохожий, скрывающийся от дождя.
  Но всё, что мы знаем, это выброшенная в лужу,
  Любовь, светившая ярче маяка.

  КОНТРДАНС 
  Мои сказки-рассказки, смертельная  скука.
  Я выдумал сны о бальзаковской барышне.
  Кто спал с этой, в красных домах, проституткой,
  Закинувшись морфием, с кольтом за пазухой?

  Им снились: Париж и чудные скульптуры.
  Им снилась Любовь, что без милого маялась.
  Одна у костра, душу грея на кладбище.
  Танцуй рок-н-ролл, сумасшедшая странница.

  Танцуй танец лешего, если почудилось.
  В объятиях Морфея, их души состарились.
  Проснувшись в бреду, от больничного шума,
  Мои костыли в голове с этим справились.

  Дикие сны, безмятежная скука...
  Их смерть породила жестокий романс.
  Я выколол килькам глаза от испуга.
  Осенний на нерве звучал Контрданс.

  Мои сказки-рассказки, смертельная  скука.
  Я выдумал сны о шекспировской барышне.
  Кто спал с этой, в красных домах, проституткой,
  Закинувшись водкой, с наганом за пазухой?

  Им снились: берлоги и звери столичные.
  Им снились: трамваи, Мастер и Маргарита.
  Одна под забором душа горемычная.
  Танцуй рок-н-ролл, Джульетта без грима.

  Танцуй танец лешего, если почудилось.
  В объятиях Морфея, их души состарились.
  Проснувшись в бреду, от больничного шума,
  Мои костыли в голове с этим справились.

  Дикие сны, безмятежная скука…
  Их смерть породила жестокий романс.
  Я выколол килькам глаза от испуга.
  Осенний на нерве звучал Контрданс.

  РАБ НЕСБЫТОЧНЫХ СНОВ
  Небо затмили стаи ворон.
  Их крики повсюду, их тени кругом.
  Не в силах ни кто, их остановить.
  Любого готовы они обратить
  В раба несбыточных снов.

  Стеклянные взгляды пронзают насквозь.
  Под тобой лужа крови. В руке забит гвоздь.
  Христос был на танцах, зажигал под Битлов.
  Твердил о Любови, - верил он в силу слов.
  Раб несбыточных снов.

  Как холоден лёд в сжатой руке.
  В сознании твоём нет места мечте.
  Он в полночь приходит. Запри дверь на засов.
  Пусть тебя успокоит – раб несбыточных снов.

  С КАМЕННОЙ ГРЯДКИ 
  Я поднял сувенир с каменной грядки
  Страны под названием Грезия.
  Говорят, что осколки камней брать на память,
  Всё равно, что осколки разбитого сердца.

  Но моё сердце давно уже было похищено.
  Разбито и выброшено на каменоломне.
  Принцесса, вы любите разбрасывать камни,
  Как только ударите по сердцу молотом?

  Я знал про другую такую принцессу,
  К ногам её ссыпали золото.
  Она позвала меня быть с нею рядом,
  Когда замерзала от холода.

  Принцесса взглянула, ну очень сурово.
  Промолвив: И что здесь такого?
  Любовь, это просто, такая забава.
  Полюбишь, и я разобью его снова!

  Без раздумий, я ей протянул своё сердце.
  Новое, на осколки не перемолото.
  Эта вещь, без Любви, до чего бесполезна.
  Не вечное, хоть из чистого золота.

  Ты поднял сувенир с каменной грядки
  Страны под названием Грезия.
  Говорят, что осколки камней брать на память,
  Всё равно, что осколки разбитого сердца.

  ЗВЕРЬ
  Он был самым мудрым и справедливым.
  Он обычно молчал, но они это знали.
  Уроды залили его дом керосином.
  И хоть он не был героем, как Че Гевара…

  Он знал, что у них заряжены ружья.
  Он знал, что у них слабые нервы.
  Он знал, сто назад возвращаться не нужно.
  Но они разбудили в нём дикого зверя.

  Зверь возвратился и зверя убили.
  Их ружья палили, их глотки орали.
  Они никогда его не любили.
  Он был самым мудрым и справедливым.

  Он знал, что у них заряжены ружья.
  Он знал, что у них слабые нервы.
  Он знал, сто назад возвращаться не нужно.
  Но они разбудили в нём дикого зверя.

  ***
  В бездну падал с вихрем звёзд во тьме.
  В птичьих гнёздах бредил при луне.
  Тщетно маялся любовь свою догнать.
  Сколько раз не сосчитать.

  В её сладком запредельном сне
  Часовым стоял на пустыре.
  По следам зверей и птиц её вели
  Чудо-псы поводыри.
 
  Машинист ночных печальных грёз
  Поезда пуская под откос,
  У оврага Василиска повстречал.
  Хоть ослеп, – не осерчал.

  Божий промысел, в безверья час,
  Век молился, головою тряс.
  Ночью вздрагивал, - любимая не спи.
  Правят бал шуликуны.

  НИЧЕГО НЕ ОСТАВИТЬ
  Ничего не оставить после себя, покачнуться на сцене.
  Закурить сигарету, выпить вина. Может бритвой по вене?
  Она узнает о том, что я был подо льдом... Телефон не обманет.
  Телефон ничего не станет скрывать. Он расскажет, что знает.
  Ничего не оставить после себя.
 
  Ничего не оставить после себя, – это жестоко.
  Я смотрю на часы, ей должны позвонить под утро из Морга.
  Она узнает о том, что я был подо льдом... Телефон не обманет.
  Телефон ничего не станет скрывать. Он расскажет, что знает.
  Ничего не оставить после себя.

  ПОСТОРОННИЙ
  Бегущий по лезвию бритвы.
  Горящий в огне преисподней.
  Ты думаешь, ты посторонний.
  Ты знаешь, что ты посторонний.

  И хочешь уйти без ответа.
  В туннель, где украдено Солнце.
  Качаясь на каруселях,
  С невестой белою в чёрном.

  И просишь примерить в подарок,
  Не бог весть что, напоследок,
  Её поцелуй прощальный,
  Без шуток и глупых истерик.

  ПРИЗРАКИ
  Мы признаки жизни мёртвого леса.
  Эй, подстреленный филин, что кричишь подражая?
  Может мой смех здесь и не уместен.
  Но мой лес очумел от дурных сновидений.

  Мы признаки жизни мёртвого леса,
  Мы признаки жизни мёртвого леса,
  Мы признаки жизни…
  Мы призраки.

  На кого лесники расставляют капканы?
  Мы как дикие звери в них попадаем.
  По тропинкам лесным, буреломам оврагам...
  Мы идём в тишине, и кого-то теряем.

  Мы признаки жизни мёртвого леса,
  Мы признаки жизни мёртвого леса,
  Мы признаки жизни…
  Мы призраки.

  Оставляют на теле глубокие раны:
  Мужики с топорами, да лесные пожары;
  Алкаши, наркоманы, маньяки, блудницы…
  В мёртвый лес все идут, чтобы с чем-то проститься.

  ПЕВИЦА ЖОЗЕФИНА, ИЛИ МЫШИНАЯ АРИЯ
  Жозефина танцуй, Жозефина замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.
  Жозефина танцуй, Жозефина замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.

  Золотистые косы распусти в темноте.
  О печалях своих зеркалам доложи.
  Весь мышиный народ подражает тебе.
  Иногда даже слёзы глотает твои.

  Королева танцуй, Королева замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.
  Королева танцуй, Королева замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.

  Шалтай-болтай сидел на игле.
  Шалтай-болтай сыграл на трубе.
  Весь мышиный народ, вся мышиная рать,
  Не могут Шалтая не могут…
  Не могут Болтая не могут…
  Не могут Шалтая, не могут, болтая понять.

  Королева танцуй, Королева замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.
  Королева танцуй, Королева замри.
  Весь мышиный народ слышит песни твои.

  Обезьяна танцуй, обезьяна замри.
  Мы бумажные солдаты виртуальной Войны.
  Обезьяна танцуй, обезьяна внутри.
  Мы бумажные солдаты виртуальной Любви.

  НА ДНО САМОГО ГЛУБОКОГО КОЛОДЦА
  На дно самого глубокого колодца,
  Который для спящих не имеет дна.
  Падают люди, как глупые овцы.
  Однажды туда закатилась луна.

  И мне ничего не оставалось делать,
  Как шагнуть в темноту, где исчезла она.
  На дно самого глубокого колодца,
  Где не видно никого, даже самого себя.

  На дне самого глубокого колодца,
  В тихом омуте, в дебрях гнездится луна.
  Здесь влюбляются люди, здесь спасаются звёзды.
  Те, что падают с неба, как ангелы сна.

  Я забыл, что нет крыльев. Но было уж поздно.
  Я упал, как с карниза стекает вода.
  Моя жизнь показалась мне лёгкой как воздух.
  Что с того, что мы люди стремимся сюда?

  На дно самого глубокого колодца,
  Который для спящих не имеет дна.
  Падаем камнем, как глупые овцы.
  У нас жизнь такая, смешная игра.

  ВОЛК И ВОРОН
  Он парит, не чуя зла.
  В небе страхам он не внемлет.
  Ворон быстрая стрела.
  Волк его догнать сумеет.

  Позови, он прилетит.
  В сердце зверь твоём проснётся.
  Волк и ворон каждый миг,
  Над тобою мчит и вьётся.

  Стоит ночи пролить свет.
  Стоит к снам лишь прикоснуться.
  Слышишь вой, зришь лунный свет.
  Острый взгляд к себе зовущий.

  Крики фар, визг тормозов.
  Вызов принят птицей… зверем.
  Ты познал кураж ночной.
  Страх тебе уже не ведам.

  Словно пёс натянешь цепь.
  И на выдох, – вырвешь сердце.
  Небом проклятый вовек.
  Ты завоешь, ты воскреснешь.

  Волк и ворон в твоих снах.
  Искушение изведай.
  Если сам себе не раб, –
  Волк и ворон движут следом.

  ТАЙНА
  Безобразно запутавшись в собственных мыслях.
  Обречено задерганный, чьей-то слабой рукой.
  Ты находишь себя, бессознательно слившись
  С красным тонким изгибом черты роковой.

  Столько дней и ночей проведя в одиночестве,
  Ты загадку свою не открыл ни кому.
  Есть ли смысл в туманном и давнем пророчестве?
  Есть ли право душе оставаться в плену?

  Меркнет свет под покровом таинственной тени.
  Это высится над головою стена…
  Ты любил так отчаянно, и в эти мгновения,
  Ты открыл свою тайну: Будь свободна душа!

  Птицу не удержать, – распахни же ей клетку.
  Пусть летит высоко, за чужие моря…
  Через год, как разряд электричества меткий,
  В некрологах заметка: «Померкла звезда».

  ВЕЧНОСТЬ
  Слепой в метель, идет дорогой верной.
  Он был один, как одинок весь мир.
  А твой опасен путь, здесь явно пахнет серой.
  И не свернуть, не обогнуть.

  Вечность ставит на круги своя.
  Кто герой, а кто как ты да я.
  Завис в Нирване, перешёл Рубикон.
  Сделался Мессией, проглоти патрон.

  Был на Голгофе. По кабакам пел песни.
  И видел корень зла. И человека суть.
  Так в мир иной, шагнул слепой беспечно.
  Он слышал звон. Он помнил свой маршрут.

  На пустыре, на междолетье…
  У серых скал, у берега реки…
  Стоит слепой, у врат небесных.
  Семи ветрам поёт свой гимн.
 
  ГОРОДСКАЯ ЛИРИКА
  Я городскую лирику, пишу кровью на теле гордо.
  Мне с пониманием в глаза глядят псы этого города.
  Стены моей спальни желты. Любовь со снайперским прицелом.
  Больше не найти красоты в целом мире, в мире целом.
 
  Здесь я один, –  слепой поводырь.
  На пиру один, – грустный клоун.
  В плену один, –  забытый связной.
  На миру один, –  в поле воин.

  Я вывалился из гнезда, из городского сада.
  Открыл на кухне кран, и потекла кислотная слюна-вата.
  Пленников холодной луны, ангажируют в стерильный город.
  Время «От Любви до Любви», провоцирует душевный холод.

  Здесь я один, –  слепой поводырь.
  На пиру один, – грустный клоун.
  В плену один, –  забытый связной.
  На кресте один… Game over.

  МЕРТВЫЙ ПАРТИЗАН
  Мы идем по бездорожью от себя к себе.
  Я иду по фильдеперсовой своей земле.
  Путь мой будет долгим без вина.
  Кто сказал, что нас погубит братская война.

  Осень, водит дикий хоровод.
  Ветер гонит сны мои в поход.
  Призрачно воют, лес покрыл туман.
  Ждет весны и нервно курит, мертвый партизан.

  Я живу от встречи к встрече со своей судьбой.
  Знаю, путь мой бесконечен. Плен – мой приговор.
  Ты живучий, – говорил мне враг…
  Пусть тебя спасает случай, жизнь твоя пустяк.

  Ветер, вьюга водит хоровод.
  Звери всюду, черт их разберет…
  Вольных не судят; лес сегодня пьян.
  Ждет весны и верит в чудо, мёртвый партизан.

  МЕЧТА
  Та мечта, что меня манит,
  Ходит в розовых очках.
  В моих снах меня ласкает.
  И блуждает в облаках.

  Мы, смеясь, идем по краю.
  Ждём, когда погаснет свет.
  След к Потерянному раю, –
  Путь Любви венчает смерть.

  Как стрела, огонь пронзает.
  В бездну падает мечта.
  Бог всё видит. Он-то знает:
  Кто не верит в чудеса.

  Мы, смеясь, идем по краю.
  И однажды, как во сне,
  Рыжий клоун нам сыграет
  На серебряной трубе.

  ЛЕРМОНТ (САТИСФАКЦИЯ)
  Сквозь сотни лет, с тревогой опускаясь в подземелье, где таятся его сны.
  Туманным взглядом тучи нагоняя, на маскараде он пробудет до зари.
  Он место встречи назначает, той дуэли, где им драться до крови.
  Им ничего не оставалось, как скрестить свои клинки.

  С раскатом грома отстрелялись. Рука не дрогнула, и в миг…
  В груди поэта сердце сжалось. Он не издал предсмертный крик.
  Фатальным сценам умиляясь, его герои как могли
  Не раз над смертью потешались, как потешаются шуты.

  Он был не ангел и не демон. Он залпом выхлестал свой джин.
  В тот час, не Моррисон не Леннон, не в преферанс играли с ним.
  А с горным эхом смерть смеялась. И конь вдруг выбился из сил.
  И чёрным сплином показалась капля пролитых чернил.

  ЧЕЛОВЕК С БЕЛОЙ ТРОСТЬЮ
  Коломбурит миры, временные изгибы.
  Я смотрю на прохожих, в час смертной тоски.
  Будет новая мода на рваные джинсы.
  Человек с белой тростью, ненавидит дожди.

  Он не видит лица. У него есть подруга.
  Она с ним нежна. Её голос дрожит.
  Он в душе фаталист, хоть и верует в чудо.
  Человек с белой тростью, отбросок войны.

  Утром больше причин, чтобы не застрелиться.
  Ждём второго пришествия, поджимая кадык.
  Ему хочется выпить, одеться и скрыться.
  Человек с белой тростью, он же чей-то двойник.

  Я узнал в нём Мисиму. Кто-то курит и злится.
  Что зачитывал Бродский, низвергая Творца.
  Пустота этих глаз, холод траурных мыслей.
  Человек с белой тростью, у дверного глазка.

  Он не выполз на свет, он исчез в Пандионе.
  Его красочный сон, иллюзорный канкан.
  Он спустился в метро, – чёрный ящик Пандоры.
  Человек с белой тростью, передёрнул стоп-кран.
 
  Мимо нашей избы, перелётные птицы.
  Не могу удержаться, умоляю не жди.
  Будет новая мода на философа Ницше.
  Человек с белой тростью, выпал из темноты.
 
  * * *
  В наших снах, снаружи всех измерений, всё глубоко символично. И если абстрагироваться от реального течения времени, то поймёшь, что за последние сто лет, ничего заметно не изменилось. Начиная от лампочки Ильича, и заканчивая тем, что любовная лодка разбилась о быт.
  В моём городе М. живёт Лиля Брик. Иногда, я, как истинный футурист, замечаю рыжеволосую, конопатую девушку, идущую по мостовой мне на встречу, держа в руках букетик с жёлтыми цветами. Это же Марго! А где Мастер?! В доме жёлтого сна… Сюрреализм на дворе…
  В первый день осени, в Европе валит розовый снег. Скоро с неба посыплет кошками-собаками. Жираф устанет гореть в огне. А дети будут прибывать в диком восторге…
  Если честно, МЫ – другие! Те, кто читает сны. Мне порой интересно общаться с собственным духом. В результате, вам нравиться читать мои стихи. Но, если вы, Полонская, настоящий эстет, возможно, вам захочется со мной переспать…
  Бррросьте! Перестаньте сейчас же издеваться над поэтом. А иначе, я нарисую в альбоме окурком, рыбьи скулы вашего изумительного, изящного лица вам на память.
  Я начинаю думать о том, что бы подарить себе к 30? Может Colt? – Точно знаю, сердце поэта не выдержит. Мы поэты, слишком чувственные люди. А вы, Лиля, очень красивы в своём вечернем убранстве, со старомодной причёской…
из поэтически-философских размышлений Владимира Маяковского I/IХ/2017/

СТАРИК И МОРЕ
Помнишь лето? – Я был одинок.
Я искал свой солнечный остров.
Утомлённый и сбившийся с ног,
Вверх взбирался на маковки сосен.

Взгляд впивался в кромешную мглу.
В предрассветную чудную проседь.
Путал бес, - филин взвыл на луну.
Я открыл дверь в Вечную осень.

Это был листопад диких снов.
По законам транзитного счастья
Люди в гнёздах клевали Любовь.
В глупых позах, с большим постоянством.

Я очнулся. Покинул чертог.
Рисовал на холсте твои косы.
О тебе позабыть я не мог.
Где моя Незабудка? – Льёт слёзы…

«Путь к свободе, - сказал мне Пророк,
Никому не давался без боя.
Не грусти, если ты одинок.
Верь в мечту, что оставил у моря».

ПЕРЕСТУПИТЬ ПОРОГ
Не просто будет мне переступить порог.
Закрыть все ставни на засов и ждать.
Не спать, зажечь свечу и лишь мечтать.
Ведь ты вернёшься, чтоб меня с собой забрать.

А ты придешь, когда взревут колокола.
Твой поцелуй один кровавый миг.
Я боль забуду, будет слышен только крик.
Когда вернёшься ты меня освободить.

В ГОСТЯХ У СКАЗКИ
Все ужасы собрались в моей голове…
Проводит собрание адмирал Мрак.
Все ужасы собрались в моей голове…
И я закрываю глаза, как дурак.

Все ужасы собрались в моей голове…
Уроды беснуют, орут в один рот.
Все ужасы собрались в моей голове…
И в этом параде, я – главный урод.

Все ужасы собрались в моей голове…
Белым снегом в могильную грязь.
Все ужасы собрались в моей голове…
Целую тебя в волчью пасть.

Все ужасы собрались в моей голове…
Старик юродивый провожает в ад.
Все ужасы собрались в моей голове…
Унесённые ветром не вернутся назад.

Все ужасы собрались в моей голове…
Застрявшие в лифте слова мертвецов.
Все ужасы собрались в моей голове…
Вскрывают на сердце старый шов.

Все ужасы собрались в моей голове…
В гостях у сказки, но не во сне.
Все ужасы собрались где-то во мне…
Головы больше нет, потерял по весне.

СЕКРЕТ
Я люблю смотреть в твои глаза.
Есть в них тайна для меня одна.
Если ты откроешь свой секрет,
Я скажу: «Прощай»,  тебе в ответ.

ЙЕТИ
Сбежав от Ковбоев-тобакологистов
в тундру, на Кольский полуостров,
Я нервно взглянул на часы,
их стрелки застыли на «восемь».
И кто-то мысленно похлопал меня по плечу.
Сколько смысла в одной сигарете?!
Я мерзавца ударить хотел по лицу…
Но разглядев в неандертальце, –
незатейливого григорианского юношу,
я воскликнул: «Да это же Йети!»   

БАЛЛАДА О СИГАРЕТЕ С ОПЛАВЛЕННЫМ ФИЛЬТРОМ
Я закурил, и дымом вылетел в окно.
Мне показалось, я здесь был.
Но почему здесь так темно?
И что-то серое внизу, похожее на грязь.
Я помню, здесь была земля…
Куда же мне упасть?
Мои глаза опять закрылись.
И этот чёрно-белый сон,
Который, я когда-то видел…
Напоминает об одном и том же…
О ней! Она ползёт по стенам, потолкам.
И лепит кляксы, детям в сказках.
Ей у костра не спиться по ночам.
А рядом кто-то безутешно плачет.
- Ты вся дрожишь. Был страшен мой рассказ?
- Давай-ка, мы его продолжим.
Любить тебя и умирать, я бы назвал: одно и то же…

ДОЗОР
Ночь. Погоди! Не бросайся в огонь.
День, впереди. И он станет причиной похмелья.
В твоей голове родился герой. Он должен уйти на покой.
В твоей голове родился герой. Он рвётся в бой.

Сквозь сны, отправляясь в дозор.
Пускаясь во тьму лисьих нор.
Ты судишь и строг приговор.
Пусть дрогнет лукавый и вор.

И вновь ты один. В ночь седлаешь коня.
Смерть на пути. Но тебе не успеть до затмения.
Если удастся покончить с собой, то снова родится герой.
И знает о том, летящий в огонь, твой верный конь.

СВИДАНИЕ   
Последний троллейбус уйдёт на восток.
Мы встретимся в полночь на улице Морг.
Ты мимо пройдёшь, и уронишь платок.
Заветный лилии лепесток.

Милая, жди. Здесь живут мои сны.
Можно падать, без крика, с горбатой горы.
Мои крылья из воска, вверх поднимут, и вдаль унесут.
Только жди.

Человек, который вывернул себя на изнанку,
Прилепил свою тень, как наклейку к столбу,
Усыпить мог гипнозом цыганку; с детства смотрел на луну
И не рассказывал никому свою заводную считалку.

Безумие сила, - горы станут пустыней,
Где мы одни, задумчиво влюблены...

ВЕЧНАЯ ОСЕНЬ
Новая эра. Дочь по имени Ом.
Это Вечная осень. Ты не зови её в дом.
На проспекте, целуясь, мы с тобой под дождём,
От неё отвернулись. И закрыли проём.

И попали в объятия к бесконечности Ом.
Мы украли у вмени. И видели сон…
На проспекте влюбленные, под открытым зонтом.
Отвернулись от вечности. И закрыли проём.

Я И МОЯ ТЕНЬ
Откуда мы? Кто мы? Куда мы идём?
Вереницы вопросов, и тысячи версий.
И когда мы в обнимку уходим вдвоём.
Кто-то в след нам поёт лебединую песню.

Вурдалаки следят сквозь замочный проём.
Жёлтый карлик нам спину сверлит у подъезда.
Старики и старухи, тихо шепчут в укор.
Почему мы вдвоём, им всегда интересно.

КАФЕ НА РЕЛЬСАХ
Дорожное движение парализовав,
Я слизываю слёзы с подушек её щёк.
В кафе «На рельсах», от паровозных криков
Завяли вербы. Я в первый раз её поцеловал…

И в это время  тронулись цистерны.
Как трогательно. Ну, конечно, я бы тоже закричал.
Но не от холода, не от игры на нервах.
А оттого, что выпустили пар.

ДЕВЯТЫЕ ВРАТА
Рождение, очищение, радость…
Свобода. Вешний райский сад.
Взросление. Фата, фатальность…
Венчание у девятых врат.

Любовь, иллюзия, реальность…
Садом. Испей змеиный яд измены.
Злоключений парность.
Поверка у девятых врат.

Террор. Там, за углом опасность…
В руках кровавый детский бант.
Слепая и тупая ярость.
Свидание у девятых врат.

Падение, одиночество, усталость…
Лас-Вегас, ненависть и страх.
Бессонница, больница, старость…
Неоромантика девятых врат.

МОИ ГЕРОИ
Под дикий бой своей гитары
Пою я песни про Любовь.
Совсем не ту, что на диване:
Любовь на рельсах; смерть и боль.

Мои герои погибают.
Мне жаль их всех, они поймут.
Однажды все они восстанут.
И заживо меня сожгут.

Но я, смотрю на это просто.
Я всех их до смерти люблю.
Когда ко мне приходят гости,
Я их стращаю, как могу.

Я строю в ряд все свои песни:
Кошмаров детских хоровод.
Кто выпьет яду, тот известно
Лесной тропой домой пойдет.
По ней к болотам забредёт.

Кромешной мглою небо кроет.
И словно леший за спиной.
И мысль ужасная изводит:
Неуч-то, я здесь обречён.

Моя Аннет милей и краше,
Любой красавицы земной.
Зачем её оставил плакать?
Умру один, какой позор!

Сто долгих лет сменялись гости
В квартире проклятой моей.
Иных уже истлели кости.
Эй, ты приятель не робей!
А ну-ка, выпей-ка скорей…
            
РОЗА В ОРУЖИИ
С розой в ружье, – тень скользит в темноте.
С розой в стволе, – стережёт кого, затаив дыхание?
Он весь продрог, а в его руке, –
Алый цветок, помутивший сознание.

Я знаю: Любовь, – это выстрел в молоко.
Самое смертное из всех сокровищ.
Алый цветочек – погубил и его,
Самого доброго из всех чудовищ.

С красной розой в огне – сгорает Любовь.
С белой розой в тоске – умирает Надежда.
На шипах алой розы – запекается кровь.
Поцелую и я свою смерть? – Да, конечно!

* * *
Не бросят, не отступят и не предадут.
Их глаза, я чувствую, не лгут.
И собачье сердце стоит двух.
Был он мне незаменимый друг.

Рад был видеть он меня всегда.
Так, что глаз не отводил от своего царя.
И прощаться вовсе не любил.
Только я за дверь, как он скулил.

Он смотрел на звёзды иногда.
Я ж смотрел всегда в его глаза.
Понимал я, что они не лгут.
Не бросят, не осудят и не предадут.

НАДЕЖДА
Прощай. Моя Надежда тает.
Она пока ещё со мной.
И тихо, робко воздыхает.
Расправив крылья за спиной.

А в небе, чайкой белокрылой,
Крик побеждает тишину.
И сердце щемит: «Тише, милый…
Я никогда не полюблю!»

Вот так, моя Надежда тает.
Прибившись к стае журавлей.
В мечтах парит, себя ласкает
На гребне волн седых морей.

Обид и слов, истоков ранних, –
Прибрежный штиль, ей даст отбой.
Он безмятежно в бездну манит.
И увлекает за собой…

АНГЕЛ
Я просил дать ответ у икон, у святых.
Только кровь лишь сочилась из глаз их слепых.
Непомерная боль, вторит траурный миг.
Жалит тысячью жалами память.

В полночь, тайной тропой в сад дорога ведёт.
Там у склепа стоит лунный камень.
И одна, среди лилий, покорная плоть.
Её губы, как статуи мрамор.

Сердце спящей принцессы застыло в груди.
Мои слёзы не внемлют покою её.
Я губами коснусь её бледной щеки,
И легонько поправлю корону.

Я бы отдал Инкубу неземные дары,
Чтоб избавил от страха забвения.
Ты позволишь однажды тебя увести,
Тайной тропкой во времятресения.

Там услышу я вновь, ту волшебную песнь.
И не будет в толпе музыкантов.
Там мы будем одни. Я тебе подарю
Ожерелье из чёрных бриллиантов.

Я просил дать ответ у икон, у святых.
Только, словом их лики изранил.
В час, когда ты проснешься, я буду старик.
Не печалься беспечный мой ангел.

МЕНЯ ЗОВУТ РОМАНТИК
Пусть все меня ругают, что я не чем не занят.
И целый день с гитарой, я про Любовь пою.
А по ночам гуляю, и лишь собак пугаю.
Когда пересекаю безлюдные дворы.

Люблю смотреть на звёзды, их свет мне чем-то близок.
Возможно, для них тоже, кажусь звездой я снизу.
А может, и не знают они меня и вовсе,
Нельзя найти ответа на многие вопросы.

В подъездах и подвалах, а иногда и в лифтах…
На потолках и стенах пишу из слов я рифмы.
Мне часто сняться люди, они мне не понятны.
Быть может для них тоже я, кажусь с другой планеты.
«Меня зовут романтик», – пишу я на асфальте.
Пусть каждый, кто пройдёт здесь, подумает над этим.

КИТАЙСКИЙ ЛИС
Я был жесток с невестой, по утрам она рыдала.
Китайский лис пришёл ко мне, тогда, на разговор.
Хвостом ударил оземь, так, что крыша задрожала.
Лис передал мне лист бумаги, и ушёл.

Морочить, мучить и учить людей, так скучно.
Но встреча с лисом меня, словом, потрясла.
С тех пор, я перестал невесту вьючить,
И утро начинаю с чистого листа.

МЫ ДЕТИ
Твои волосы пахнут кокосом.
Твои пальцы, шея и плечи…
Так красивы, что я не замечу,
Как беспечно проносится время.

А на утро безмозглое племя
Норовит посадить в чудо-клетку.
(Социальные сайты, как порох).
Протяни свою руку, мы дети
В наших мыслях и разговорах.

ТРЕВОГА
Нам будет казаться, что Любовь нас туда заведёт.
И снова прощаться… Я буду безмерно скучать.
Но моё настроение не имеет границ,
Между строк давно пожелтевших страниц.

Имя моё не коснулось слуха священной ладьи.
Я не преграждал путь бегущей по волнам.
Но моё откровение не имеет границ,
Между вечностью и беспечностью птиц.

Стоит признаться, что мы больше не можем мечтать.
Не нужно бояться, мы верили лишь в чудеса.
И твоё изумление не имеет границ,
Между жизнью и полётами в жизнь.

Нам будет казаться, что мы вместе туда упадём.
Нам будет казаться, что Любовь нас туда заведёт.
Но моё наваждение не имеет границ,
Между сном и движением ресниц.

ЖИВИ-ЖИВОЕ
Чудовище Красного озера, живи-живое.
Нам эхоловы скажут: «Несси умерла».
Палеонтологи ответят: «Эко горе!
Два миллиона лет назад она жила».

И снова лодку поглотило море.
У водяного чёрта светятся рога.
Чудовищ нет! Спросите у любого…
Матрос молчит… Бармен, плесни ему ещё вина.

ЭТОТ МИР
Электрический Бог, без тени сомнения,
Я скоро растаю в безликой толпе.
Я хочу быть с тобой, безрассудная стерва. 
Злая рыжая девочка поймалась в петле.

И даже во сне мы не ждём просветления.
В надежде схватиться за провода.
Электрический Бог, падший ангел забвения.
Твоё измерение небо без дна.

Ты хочешь, чтоб тебя оставили в покое.
В этом мире так много дерьма и позора.
Почему ты так решил? С чего это вдруг?
Твоё сердце остановится на несколько секунд…

И за эти секунды маленькой смерти,
Ты вспомнишь, что есть ещё где-то на свете, –
Те люди, которым не хотелось бы жить.
Но они  сумели свой страх победить.

Электрический Бог, даруя спасение.
Не дай нам воскреснув вернуться домой.
Забываясь в метро, унося в подземелье 
Приказ снять скафандры и ринуться в бой.

И даже во сне мы не не ждём подкрепления.
В надежде схватиться за провода.
Электрический Бог, падший ангел забвения.
Срываешься в бездну, но небо без дна.

Хочешь, заберёмся повыше на крышу?
Наши крылья на месте, мы даже в такт дышим.
Но есть раненные птицы, они не взлетят.
И вот, мы за них совершаем обряд.

Жизнь, – это борьба. Но есть и что-то другое.
Что-то главное. Что-то родное.
Называй её Любовью. Она к тебе придёт.
И разверзнутся тучи... и растает лёд.

Этот мир неоднозначен.
В нём есть всё и всё иначе.
Этот мир, не даст покоя.
Если ты ещё не воин.

РЫЖИЙ СЕЗОН РАССТАВАНИЙ
Стены моей спальни желты,
А ты, – Любовь со снайперским прицелом.
И больше нет ни кого в мире целом.
Лишь я один, –  слепой поводырь.
Нескончаемый смех соседей дома, №69.
Слоновий топот ****ей, доносяшийся с цокольных этажей,
Потерявших след от тепла, похожий на дым из трубы,
Тем, что его не вернуть никогда.
Здесь я один, –  забытый связной.
На левом берегу – невест рой, на правом – край не разгаданных желаний.
Солдатика ождалась любимая, простыдилась, не глядя, бросилась с мостовой.
Слёзы Афелии льются рекой. Мы гуляем в баобабовом саду.
Не смелые поцелуи у всех на виду. Медный купорос под язык, – и в цирк!
Где я один, – грустный клоун.
Вылезли глаза из орбит, как вылупившиеся из кукушкиного гнезда кукушата.
И в тот же миг, потекла кислотная слюна-вата. Люди, – вы звери.
Накройте одеялом поверх зеркала. Не обжигайте ушедшим крыла.
В этом, Богом забытом мире, в подлости, мы все преуспели.
Здесь я один, – похититель чудес.
Очнулся в палате №6, при детях, пил лимонад из козлячего копытца.
Учил править миром, не заметно для санитаров.
Выпотрошили ливер, заполнили чучело феназепамом.
Пригладили против шерсти, после шести можно смело, бродить по карнизам.
Украдкой выпускать на волю вещие сны.
Знаешь, там, впереди, нас ждёт рыжий сезон расставаний!