на произв. Паустовского Время больших ожиданий
Одесса беззащитною осталась в феврале.
Суровый год двадцатый,как будто все отнято
И жизнь едва лишь теплится
В растерзанной земле.
Но все же непокорная,хоть нищая и вздорная,
Воспетая писателем в неприкрытой наготе.
С дворницкой у Ландесмана,
как с одесского кичмана
по Черноморской улице,
Что к морю близко тулится
Он наблюдает жизнь.
Так,почитав Эфрона
Идет до Ланжерона
И к Карантинной гавани
Белеющей вдали.
Вот на столбе, монтером
Автор Бендера вскором
Трудится Ильф и смешное
Все примечает вокруг,
Он все потом положит
В рассказы,и поможет
Петров ему при этом
И многое напишут они своим дуэтом.
В союз одесских репортеров
Писатель наш вступил, и вскоре
Надежд большие,ожиданья
Осуществил в морском журнале.
"Моряк" нелегально в Александрии
Начал печататься и вот отныне
Маяк Воронцовский,журнала символ
Будни одесские,море пустынное
Все освещает правдиво и ясно,
Где Багрицкий читает стихи свои страстно.
Редактор Иванов,он мог быть,как Ламброзо,
А жизнь спасал в редакции от лютого мороза.
А Вася Регинин,такой бесшабашный
К тиграм в клетку шагнул он отважно.
А потом в Москве в журнале
"Тридцать дней",его назвали,
Напечатал первый Ильфа и Петрова
"12стульев" слово в слово.
И вот мы продолжаем.
На "Новом рынке" вопрошают.
"Что хотите молодой человек?",
А он хотел бы,чтоб вовек
Все копище нищеты и грязи,и обмана
Было сожжено и сгинуло в тумане.
И жизнь стала лучистая
Прекрасная и чистая,
Как море первозданное,
Свет чистоты,познать нам данное.
Но,а пока двадцатый год.
Жизнь в городе опасная течет.
На Молдаванке быт полубандитский начат,
Где Беня Крик,Япончик значит,
А приключение его Бабель описал
И повесть он свою "Король"назвал
У Цириса на Молдаванке дом снимал
И жизнь их изнутри он изучал.
Потом писал короткие рассказы,
Где зло с добром переплетались разом.
Писатель наш был дружен с ним
Им хорошо беседовать одним.
Как Блока смерть,восприняли ужасно
И боль тоски не скоро уж угаснет.
Но жизнь берет свое,об этом
На вечере одесских поэтов,
Где Чичерин и Шенгели,Нарбут и Катаев
Стихи прекрасные читали.
И вот ,мечтая об одиночестве,
Тоску унять морским пророчеством
На дачу Ковалевского пешком
Отправился писатель наш,тайком.
Дорога вдоль моря.
Пахнет морем и солнцем
И полуденным зноем
и степным терпким донцем
По дороге вдоль моря.
У оград,будто сложенных
Из каменной губки,
Словно морем положены
Ракушек прорубки.
Вот след рыбацкой сети,
Пыль дорожную пересекая,
Что протащили на рассвете,
И водоросль еще живая.
Ящерицы бегают по крыше
По оранжевой французской черепице,
Изготовленной в морской,конечно нише
И в Марселе,а не в Ницце.
Звенели подземные цикады,
Тихонечко трещали стебельки,
Дул,освежающий и слабый
Ветерок с морской дали.
Свидетельство о публикации №115092309529