Святая икона и чума фашизма-диктатура смерти

Фото: Отреставрированная надвратная икона Николы Можайского на Никольской башне в Кремле Москвы. В 1937 году три иконы с трех башен Кремля было приказано снять и уничтожить до празднования 20-летия великой октябрьской революции.
Недавно обнаружено, что иконы были защищены сеткой из металла и заштукатурены...    

Из сценария ХФ
"И Путь, и Истина, и Жизнь..."
******************************

Эпизод 11
ВОСПОМИНАНИЕ
ИНТ. ДЕТСКИЙ ДОМ - УТРО
Еще совсем молоденькая Наталья (18 лет) сидит на ступеньках перед дверью с табличкой «ДИРЕКТОР». Вздыхает, смотрит на часы, спускается к лестничной площадке, забирается с ногами на подоконник, достает из сумки сигареты и закуривает, выпуская дым в форточку. Покурив зажевывает запах жвачкой. Рядом с ней лежит папка с бумагами, на ней сигареты и зажигалка. Она играет в «тетрис», слышаться его звуковые сигналы. Надувает пузырь из жевательной резинки. Пузырь звонко лопается. По лестнице поднимается женщина, ведя за руки двух ребятишек: мальчика и девочку лет 5-6. Девочка и мальчик смотрят на Наталью, сидящую на подоконнике. Девочка дергает женщину за рукав.
- Няня Фима, няня Фима, а за кем тетенька пришла?
Няня Фима принюхивается, строго смотрит на девушку. Увидев лежащую около нее пачку сигарет и зажигалку начинает истерично орать:
- Девушка! Как не стыдно - голые ноги на улицу выставили! А там старшеклассники на физкультуре и физрук тот еще бабник. У нас не бордель! Еще и курит!!! Сейчас же уберите и голые ноги и эту пакость! Наталья спрыгивает с подоконника.
Няня Фима немного успокаивается. Говорит громким поставленным голосом старой учительницы.
- Фу! Прооралась – сразу полегчало… Сегодня дежурила ночью, так эти сигареты – вот где уже!
Показывает «по горло».
– Полные карманы набрала… Это я о чем? А-а-а! Вы, собственно, по какому вопросу? Не в нянечки?! По объявлению?!
- Нет. Я за Данькой Дорофеевым – вот как раз за ним.
Показывает на мальчика рукой. Мальчик напряженно смотрит на нее, будто что-то старается вспомнить.
- Он родной братец мой. Я его забрать пришла. Три часа жду – никого, я и закурила не выдержала, простите. Вот все бумаги уже готовы. Берет папку с подоконника и показывает женщине.
Мальчик вырывается из руки женщины. Подбегает и обнимает Наталью:
- Мммм. Мааа. МА-ма…
Няня Фима всплескивает руками:
- Надо же заговорил… В школу скоро. Мы уже хотели его в интернат для умственно отсталых перевести… Там специалисты по УО… Ему в 3 годика врачи диагноз «аутизм» поставили. Дефицит общения. Сидит в уголке сам с собой играет и молчит. Развивать его надо, разговаривать с ним отдельно, играть, я как логопед пробовала поначалу, все понапрасну, да и времени нет. Узнал он вас, в голове что-то и заработало, речевой центр и проснулся… 
Наташа обнимает его.
- Данька, братец, я тебе сестра, а не мама. Теперь мы будем жить вместе.
Прижав его к себе, плачет…
Няня Фима обнимает Наталью.
- Прости меня ради Бога за то, что на тебя накричала. Я же все понимаю – сама с этого самого детдома. Ни мужа, ни детей – вся жизнь один детдом и больше ничего. Я же подкидыш. Хотя почему ничего, есть отдушина для души моей!
Озирается и шепчет Наталье на ухо:
- Церковь! Я хоть и детдомовская, но крещеная!
Целует простенький нательный крестик.
Меня сам епископ (шепчет на ухо имя) крестил и крестик этот собственноручно мне надел!
- Как это?!
- Все равно нам директрису ждать. Я тебе мою тайну чудную и расскажу. Только ты не кому, никто про это не знает, а кто знал - давно померли.

ВОСПОМИНАНИЕ (реконструкция событий)
А было, это когда фашист под Москвой стоял, в бинокль ее разглядывал. До войны священников истребляли нещадно, кого в ГУЛАГ Сталинский, а кого по приговору «тройки» и к стенке ставили. «Ежовщина». Немец под Москвой – всех священнослужителей, кто чудом уцелел в окопы. А будущий епископ тогда еще только в приходской церковной школе учился. Всех учеников по малолетству на завод послали снаряды делать. Они в цеху и ели и спали, там теплее все же было. Вот как мне он потом об этом сам рассказывал:

(реконструкция событий):
- Как смена заканчивалась нас покормят, и мы вповалку у стенки цеха ложимся. Чтобы теплее было к друг дружке прижмемся и спать. Только глаза закроешь - тебя уже будят – смена. Будто и не спал вовсе. Какие там сны. Один раз только сон и приснился. Стоит сам Господь и говорит: «К церкви иди, торопись – ждут там тебя». Я сам проснулся – никто не будил. И пошел, а мороз лютый – пурга в глаза снегом метет. Только светать начало. До церкви далеко. Как на завод забрали первый раз за два месяца иду. Поначалу-то какое там с голода еле ноги волочил – не дошел бы, а тут все же рабочий паек. А церковь махонькая, как часовня. Мне от нее диакон ключ принес в школу, когда на фронт уходил. Ты говорит «посматривай - целы ли стекла, да замок не сбит ли. Если что беги в милицию, чтобы мародеры церковное добро до конца не растащили». Иду я, замерз, через шарф дышу. Захожу в проем в доме, там проходной двор, можно половину пути срезать. А в проеме огромная собака стоит, лапы раздвинула, зубы оскалила, язык высунула, смотрит на меня глазами бесовскими – сейчас бросится - думаю. Испугался, попятился… Присмотрелся, а она мертвая. Замерзла - ее и поставили двор охранять…
Время заутрени. Подхожу к церкви, двери не открыть, сугроб. А на нем санки с корзинкой прикрытой шалью стоят. А из за угла женщина с непокрытой головой в такой-то мороз выглядывает! Я корзинку достал, а там ты в одеяльце и заплакала. Я тебя за пазуху и пошел. Оглянулся, а мамаша твоя шалью обмоталась, стоит перед церковью на снегу на коленях, крестится и поклоны бьет. Я ей сквозь пургу кричу:
- Мамаша! Может, одумаетесь?! Заберете дитя свое?!
- Мужа убили, отца, брата убили, мать вчера похоронила. А, я «Ворошиловский стрелок», кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе. В снайперы пойду, да хоть в ополчение. Воевать, мстить буду беспощадно, не возьмет фашист Москву! В одеяле записка как дочку звать. Я ее потом найду в доме малютки. Это третий поворот направо по этой улице. Рядом с пожарной каланчей. Я ее туда отнесла, а меня кукушкой обозвали и прогнали. Да! Я кукушка и есть, так снайперов на фронте называют.
КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЯ

НЯНЯ ФИМА
- Думала здесь в детдоме смерти дождусь, а мне богадельней – домом престарелых грозят. Вот и нервы на пределе. Не нужна я никому, кроме ребятишек и Бога. Уволят, в монастырь уйду грехи перед смертью замаливать. Бог милостивый, простит. Да и какие грехи у меня – ору только когда сорвусь…

Это я о чем? Вот память стала, что давно, даже в детстве было, помню как «отче наш», а о чем минуту назад говорила напрочь забываю!
НАТАЛЬЯ
- О фронте, о войне…
НЯНЯ ФИМА
- Да! Я тебе про войну такое расскажу, что в учебниках писать запрещено. Я об этом нашей историчке – истеричке стала рассказывать, так она мало того что, говорит «слухи все это и сплетни. Вы бы еще «самиздат» на Арбате в подворотне купили няня Фима и политинформацию в красном уголке для педагогов с высшим образованием провели». И еще сказала: «В «Кащенко» бы вас за это с распростертыми руками приняли».      

После революции большевики склепы и другие захоронения богатеев и знаменитых усопших стали осквернять – богатства экспроприировать. Басмачей перебили и перед самой войной до усыпальницы самого Тамерлана, что в Самарканде добрались. А у мусульман осквернение могилы грех страшнейший. Тут к осквернителям его могилы странный старик с древней книгой подходит и говорит, что в ней написано, что если могилу Тамерлана вскроют - война будет. Заклятье на могиле. Так оно и вышло. Вскрыли саркофаг, а там ценностей и нет, одни мощи, а на следующее же утро великая отечественная война и началась.
Мощи Тамерлана в Москву Герасимову увезли – он по черепам и скелетам прижизненный облик людей восстанавливал. А фотограф Каюмов которому слова старца с древней книгой в сердце запали ему эту историю и поведал. Дошло до Жукова. Он об этом самому Сталину доложил. Хозяин велел Герасимова поторопить и останки Тамерлана на место вернуть – на фронте-то худо было. А как мощи на место положили, резкий перелом в войне произошел. Погнали наши воины фашистов. Я даже в Ленинскую библиотеку ходила. Историки пишут, что де все это просто совпадение, Гитлер давно к войне с СССР готовился… Марксизм-Ленинизм… Материализм… Про Бога и душу и заикнутся бояться…

Много чудес Господь сотворил, спасая Россию и весь мир от фашистской чумы.
Благодаря гитлеровскому плану «быстрой войны – Блицкриг» уже через месяц после нападения на нашу страну враг стоял у ворот столицы.
Казалось, город обречен. Немецкая авиация начала воздушные налеты на Москву. Ожесточённые бои гремели буквально у её стен. Вражеские танки стремились прорваться к Химкам (их остановили на 41-м километре от Москвы), и гитлеровцы с крыш домов подмосковных деревень в бинокль разглядывали Кремль. Фашисты уже праздновали победу. Они были так самоуверенны, что везли гранитные блоки и плиты для сооружения памятника-монумента Гитлеру в центре Москвы, поставившему, как они думали, ее на колени.

Многое пришлось перетерпеть москвичам… Именно в то время, когда Гитлер штурмовал Москву, впервые дрогнуло сердце у коммунистического лидера страны. Уступив просьбе пришедшего к нему православного священства во главе с митрополитом Сергием, он разрешил совершить своеобразный крестный ход - на самолете, под обстрелом зениток духовенство Москвы облетело вокруг осажденной Москвы. Тогда Сталин, незадолго до войны желавший полностью запретить богослужения в стране вдруг дал разрешение на открытие многих храмов, монастырей, семинарий, амнистировал священнослужителей.
И они самоотверженно выполняли свой священнический долг. Они вымаливали эту Победу у Бога, благословляли воинов на ратный подвиг, как когда-то святой Сергий благословил на брань святого Дмитрия Донского. Многие из них участвовали в боевых действиях. Молитвы о мире возносились из уст тысяч православных россиян. Враг дрогнул под натиском наших воинов и побежал от стен Москвы. Еще в первый день войны митрополит Сергий обратился с посланием к духовенству и верующим с призывом встать на борьбу с врагом. По его инициативе во время войны был организован сбор средств на оборону, на которые была сформирована танковая колонна имени Дмитрия Донского и авиа эскадрилья имени Александра Невского.

НАТАЛЬЯ
- А с вами, вашей мамой что дальше было?
НЯНЯ ФИМА
- Так меня как Мария Серафимовна Боголюбова – по той записке в доме малютки и записали. А, няня Фима – дети же хитрые, кто «Р» не выговаривает так меня няней Фимой и прозвали, вот и прицепилось. Я также как все здесь маму каждый день ждала. Выросла, навела справки – погибла она в 45-ом в Берлине, снайпер, ордена, медали.               
Хотела эту девочку Катеньку удочерить, так обсмеяли – в вашем-то возрасте, да с вашими болячками – вас саму в доме престарелых удочерять пора. И куда вы ее приведете – в общагу?! Сляжите в своем общежитии – кто за вами ухаживать будет? Очередь на квартиру подошла, а всё говорят – денег в стране нет, кризис – никаких очередей больше не будет. 
ДЕВОЧКА прижимается к ним, плачет и канючит.
- Няня Фима! Няня Фима! Няня Фима! А когда за мной придут? Все! Тоже буду молчать, как Данька пока мама не придет.
Даниил улыбается и говорит:
- Ма-ма, ма-ма, мама.
Все остальные смотрят на него и плачут каждый о своем…
КОНЕЦ ВОСПОМИНАНИЯ
*****