Такая судьба. Гл. 5. 2. Алигер

Такая судьба. Еврейская тема в русской литературе (2015). Глава 5.2.

     К стихам, написанным советскими поэтами во время войны, под непосредственным впечатлением  зверских расправ с евреями, которые творили немцы, хронологически примыкает одной из своих глав поэма Маргариты Алигер (1915-1992) «Твоя победа», которая писалась в 1944-1945 гг. и была опубликована в 1946-ом. До создания этой вещи еврейская тема в ее творчестве отсутствует, поэтесса как бы «забыла» о своей национальности, в чем откровенно призналась.

...Разжигая печь и руки грея,
наскоро устраиваясь жить,
мать моя сказала: «Мы евреи.
Как ты смела это позабыть?»
Да, я смела, – понимаешь? – смела.
Было так безоблачно вокруг.
Я об этом вспомнить не успела, –
с детства было как-то недосуг <…>
Это правда, мама, я забыла,
я совсем представить не могла,
что глядеть на небо голубое
можно только исподволь, тайком,
потому что это нас с тобою 
гонят на Треблинку босиком,
душат газом, в душегубках губят,
жгут, стреляют, вешают и рубят,
смешивают с грязью и песком.
«Мы – народ, во прахе распростёртый,
мы – народ, повергнутый врагом»...
Почему? За что? Какого чёрта?
Мой народ, я знаю о другом.

     Много лет спустя поэтесса вновь «вспомнила» о еврейской теме, обратившись к ней в цикле стихотворений, написанных под впечатлением поездки в Германию, но заметного внимания они к себе не привлекли и следа в ее творческой биографии не оставили. Зато «еврейская глава» поэмы «Твоя победа» вышла за рамки лишь историко-литературного явления и стала значимым фактом общественной жизни.
     Многое в этих стихах напоминает о том,  что писались они во время войны: упоминания о тысячах воюющих евреев, о воинах, погибших в боях, о страшных лагерях уничтоженья, о Треблинке, душегубках и т.п. Но нельзя не услышать в них обвинения в адрес антисемитизма, все более явно поднимавшего голову на родине поэтессы. Уже в 1943 г. появилось негласное указание не назначать евреев на ответственные посты, во время реэвакуации, осуществлявшейся по вызовам, евреи получали их в последнюю очередь. До кампании, направленной против «безродных космополитов» и расправы с Еврейским антифашистским комитетом было еще далеко, но политическая линия определялась отчетливее с каждым годом. Поэтому глава из поэмы Алигер, распространявшаяся отдельно под названием «Мы евреи» воспринималась как выступление, направленное не только и не столько против гитлеровского фашизма, но против сталинского антисемитизма.

Лорелея, девушка на Рейне,
старых струй зелёный полутон.
В чём мы провинились, Генрих Гейне?
Чем не угодили, Мендельсон?
Я спрошу и Маркса и Эйнштайна,
что великой мудростью полны, –
может, им открылась эта тайна
нашей перед вечностью вины?
Милые полотна Левитана –
доброе свечение берёз,
Чарли Чаплин с бледного экрана, –
вы ответьте мне на мой вопрос:
разве всё, чем были мы богаты,
мы не роздали без лишних слов?
Чем же мы пред миром виноваты,
Эренбург, Багрицкий и Светлов?
Жили щедро, не тая талантов,
не жалея лучших сил души.
Я спрошу врачей и музыкантов,
тружеников малых и больших.
Я спрошу потомков Маккавеев,
кровных сыновей своих отцов,
тысячи воюющих евреев –
русских командиров и бойцов.
Отвечайте мне во имя чести
племени, гонимого в веках,
мальчики, пропавшие без вести,
мальчики, погибшие в боях.
Вековечный запах униженья,
причитанья матерей и жён.
В смертных лагерях уничтоженья
мой народ расстрелян и сожжён.
Танками раздавленные дети,
этикетка «Jud» и кличка «жид».
Нас уже почти что нет на свете,
но мы знаем, время воскресит.
Мы – евреи. Сколько в этом слове
горечи и беспокойных лет.
Я не знаю, есть ли голос крови,
только знаю: есть у крови цвет.
Этим цветом землю обагрила
сволочь, заклеймённая в веках,
и людская кровь заговорила
в смертный час на многих языках.

     Советская власть, естественно, увидела в этих стихах обвинение в свой адрес, и это убедительнее всего подтверждается тем, к какой цензурной правке принудили поэтессу. Вместо приведенных строк печатались беспомощные стихи, не сохранившие и следа того, что речь идет о евреях:

Знаю я поэтов и ученых,
Разных стран, наречий и веков,
По-ребячьи жизнью увлеченных
Благородных, грустных шутников,
Щедрых, не жалеющих талантов,
Не таящих лучших сил души,
Знаю я врачей и музыкантов,
Тружеников малых и больших.

Зато еврейскую общественность стихи Алигер всколыхнули так, как ничто другое из ею написанного. Появилась масса полемических откликов, большей частью беспомощных в художественном отношении, но очень значимых как показатель общественных настроений. Безвестные авторы большей частью распространяли свои творения анонимно, но особую популярность заслужил, по воспоминаниям автора этих строк, стихотворный «Ответ Маргарите Алигер», написанный от имени Эренбурга. Он распространялся со скоростью лесного пожара, и тираж этого самодельного «издания», думаю, не уступал тиражу самой поэмы. Оказалось, что Алигер попала в нерв, в болевую точку, зацепила какие-то важные струны в сердцах еврейской части своих читателей. «Ответ Эренбурга»  многословен, написан слабо, а главное, действительной полемики со сказанным Алигер не содержал. Завершался он, если мне не изменяет память, таким двустишием:

А я горжусь! Горжусь, а не жалею,
Что я еврей, товарищ Алигер!

Каждый, кто хоть как-то знаком с отношением Эренбурга к национальному вопросу, согласится, что он ничего подобного сказать не мог, потому что не раз  повторял, что гордиться своей принадлежностью к той или иной национальности по меньшей мере глупо. В том, что ты родился евреем (или русским, или французом),  никакой твоей личной заслуги нет. Но главное даже не это. Нелепа была сама эта бурная полемическая реакция. Ведь никакого повода для такого ответа поэма Алигер не давала. Напротив, поэтесса с восхищением перечисляла имена замечательных евреев, как и неизвестный нам автор «Ответа», испытывала несомненную гордость фактом своей принадлежности к  еврейской нации, ни словом не обмолвилась о том, что об этой принадлежности жалеет.
     Она говорила совсем о другом: о том, что «все было так безоблачно вокруг», что она «посмела» вообще забыть о том, что она еврейка, привыкла считать само собой разумеющимся, что с  так называемым еврейским вопросом как вековым проклятьем, висевшим над евреями, навсегда покончено. И поэтому разразившийся в самой середине XX века Холокост, ужасы  Майданека, Освенцима, Треблинки  и Бабьего Яра стали  для нее страшной неожиданностью.
     С другой стороны, оказалось, что и Октябрьская революция с антисемитизмом отнюдь не покончила, что через четверть века он расцвел здесь пышным цветом, и пришлось напоминать советскому обществу и его вождям о том, к какой национальности принадлежали Маркс и Гейне, о том, какой вклад внесли врачи и музыканты, труженики малые и большие в строительство социалистического дома.
     Приписать свой ответ именно Эренбургу самодеятельный автор скорее всего решил лишь потому, что Эренбург был высшим (если не единственным) еврейским авторитетом в стране, и больше некому было дать достойную отповедь "товарищу Алигер". Вместе с тем нельзя сказать, что, подписав свой "Ответ Маргарите Алигер" именем Эренбурга, самодеятельный автор совершил подлог. Острота его реакции имела под собой основания. Этим своим "Ответом" он что-то ухватил, инстинктивно почувствовал, угадал. Не только в раздражившей и возмутившей его (и не его одного!) позиции Алигер, но и в безусловно отличающейся от нее позиции Эренбурга.
     Существует такое высказывание Морица Геймана: «То, что еврей, занесенный на необитаемый, непосещаемый остров, представляет себе как еврейский вопрос, только это и есть еврейский вопрос". Предполагается, очевидно, что еврей, оказавшийся на необитаемом и непосещаемом острове, узнает  о том, что он еврей, не «от окружающих наций». И только там, на необитаемом и непосещаемом острове, этот проклятый вопрос обретет наконец свой истинный смысл.
     Именно там, освободившись от необходимости стесняться своего еврейства, отрекаться от него, равно как и от противоположного комплекса, проявляющегося в стремлении подчеркивать свою кровную  связь с преследуемым, истребляемым народом, и только там, оставшись наедине с собой, еврей сможет докопаться до своей еврейской сути. Иными словами, только на необитаемом острове пресловутый еврейский вопрос предстанет перед ним как вопрос сугубо метафизический, экзистенциальный.
     Здесь и коренится разница  между отношением к «еврейскому вопросу» Ильи Эренбурга и лирической героини поэмы Алигер «Твоя победа». Вот почему правомерно считать, что автор «Ответа Маргарите Алигер» угадал что-то важное  не только в позиции Алигер, но и в позиции Эренбурга. Лирическая героиня поэмы Алигер про то, что она принадлежит к иудейскому племени, узнает «от окружающих наций». На необитаемом и непосещаемом острове она и не вспомнила бы о том, что она еврейка. Эренбург остался бы евреем и на необитаемом острове.