Когда-то давно меня звали Дионисом

Когда-то давно меня звали Дионисом –
У меня  были очи – как чёрные ониксы
И иссиня-чёрные змеящиеся кудри –
Я был юн, как хрустальное утро,
Пахнущее золотом жасмина и молочной
Сладостью – бродил я по туманам ночью
И искал созвездия в ресницах,
Чтобы смертным иногда присниться,
Пригрозить им виноградной гроздью –
Посоветовать им – жить, пока не поздно –
И с вакхическим восторгом наслаждаться
Жизнью в каждой инкарнации и ситуации.

А потом меня растерзали титаны –
Когда я гляделся в зеркала обманные –
Когда мои кудри вились змееподобно,
А что было потом – не знаю, не помню –
Я помню точно, как выходил я
Возрождённым и огненным из черепа могилы,
Из чрева, из чёрного глухого подземелья –
Возрождаться заново отлично умел я –
Это, в сущности, талант мой единственный –
Признаю, поникая скромно ресницами –
Если не считать талантом безумие –
И так ещё множество раз умер я –
Но умирал я неизменно чтобы
Вновь возродиться – такое хобби.

Впрочем, каждый истинный демон
Фениксом из пепла возрождаться умеет –
Ибо демонам по рангу положено
Вырываться огнём из сброшенной кожи –
И там, где смертные томятся смертным страхом,
Мы пируем с демоническим размахом –
На полях, где вороны и черти –
Мы срываем асфодели смерти,
Маки чёрные растим мы из венозной
Крови вашей и своей – и розы
Антрацитами восходят в чёрной чаще,
Озаряя лепестками наши
Лица – что горят, белея огненно –
Лица демонов, которые всё поняли –
Всё постигли и всем пресытились –
И свиваем это время в нити мы,
Имена богов себе присвоили,
Напились горячей волчьей крови мы
И прошли по миру адской армией –
Золотые, юные, кровавые,
Огнедышащие дети преисподней –
Те, что поняли – и я всё тоже понял –

Я прошёл по мифам и по рифам,
Я взвивался в небо чёрным грифом,
Я летел на крыльях ночи адской,
На лету подбрасывая маски
И меняя взоры и причёски –
Я срывался с каждого утёса
И взвивался смерчем в поднебесье –
Воскресенье было алой песней –
Воскресенье было моим бубном –
Я играл на нём, и были губы
И обветрены, и в алой пене –
Я искал себя на этой сцене –
Находил – и снова возвращался –
Разметавшись гривами – плащами –
И кудрями – и ресниц полётом –
На пределе я играл кого-то,
Кто был мной – а может быть и не был –
И черно, как кудри, было небо
И светлы, как очи, были звёзды –
Восходил – насмешливый и грозный –
Мой горящий лик над горизонтом –
Я был кем-то – я играл кого-то –
Я играл себя на фортепьяно –
Пусть прошли столетия дурманно –
Я надел камзольные ужимки –
Безначальный и тысячеликий –
Я надел парик и пудры розой
Испещрил – до смертного серьёза –
Свой бессмертный лик, который кто-то
Принимал за ангела – за чёрта
Принимали тоже, хоть и реже –
Вороные лошади в кортеже
И пажи – ночные дьяволята
Танцевали джигу на запятках,
И луна запястья холодила,
Я гулял по площади могильной,
Я искал себя – и был повсюду –
Как и вечно был – как вечно буду –
Черноокий, хрупкий и далёкий –
Волей неба – с наущенья рока –
Я пришёл в сады, где соловьино
Пели лютни, и текла малина
Алой кровью – в губы и на пальцы –
Столько раз пришлось перерождаться –
Но приесться это мне не может –
Просто – демон сбрасывает кожу –
Просто – демон сбрасывает душу,
Как платок надушенный – наружу –
Из окна несущейся кареты –
Что летит по тьме или по свету –
Это вовсе демону неважно –
Он сидит в винтажном экипаже –
Белоликий, лучезарноокий –
За окном сменяются эпохи –
Он листает их, как карт колоду –
Он творит всё, что ему угодно –
И уносит ветер его дальше –
Из окна платок луне помашет –
Упадёт на плиты – на траву ли –
Сотни раз по сотни раз живу я –
Сотни раз рождаюсь в мире этом –
Чёрной тенью гонится карета –
Я в карете – огненно пылая,
Окружён пажами-зеркалами,
И глаза горят во мраке ночи,
Души смертных весело мороча –
И летит моя душа – мой демон –
То, что есть я – через это время –
Через эти горы-буреломы –
Я не знаю своей сути, кроме –
Этой жажды пламени полёта –
И недаром называли чёртом,
И недаром иногда боялись –
Мой камзол горит картинно-алым
И мой дух всё так обжигает –
Я лечу над белыми снегами,
Я лечу над алыми кострами –
День настанет – снова я восстану –
В своей чёрной дьявольской карете,
Пересекшей пограничье смерти –
И стасую новые колоды
В белых пальцах огненного лорда,
Озарённых алыми когтями –
День настанет, смертные, настанет.