Булгаковское

           Все события и лица вымышлены.
           Любые совпадения прошу считать случайностью.

Через века с улыбкой странной,
В очередной поверив вздор,
Шёл мастер с новеньким романом,
Убитый критиком в упор.

Откуда шёл он, всем известно.
Куда он шёл, никто не знал.
Вдруг влез он по стене отвесной
И на карниз зачем-то встал.

В больничной жёваной пижаме
Простукивал, как идиот,
Настойчиво, упёрто, с жаром
Стеклопакеты без щеколд.

Найдя простёртый подоконник
Сидящей с мыслью: вниз иль ввысь?
Ворчал пригубивший половник:
«На сквозняке не простудись!»

Она вещала в изумленье,
А он рассеянно внимал:
И о нелепом приглашенье
На новый сатанинский бал,

Об окровавленных оскалах,
И про усталость от всего,
Как всё искала и искала,
Кого-то, может быть- его.

Ему припомнился внезапно
Из прошлой жизни их подвал,
Куда врывалась беспрестанно,
В котором ждал, и ждал, и ждал.

Он вдруг в ужасном озаренье
Увидел вмиг сквозь ореол,
Что в череде перерождений
В который раз её обрёл.

Она летала, хохотала,
И вновь стучали каблучки
По гулким лабиринтам  залов
Чертям и смерти вопреки.

Вновь изменённая сансарой,
В очередной врывалась дом
С воображаемой гитарой
И пела песенку о том,

Как…      «сидя перед пламенеющим  камином,
           Ты розы разноцветные макаешь в вина
           Различной крепости, букетов и сортов.
           И так всю жизнь перебирать готов.
           Ты в вечном изучении ингредиентов,
           Составов, алгоритмов, инструментов,
           И список выверен, логичен и неплох.
           А я не роза, я чертополох!»

И вскакивала без заминки.
Он нервно вздрагивал: «Не лезь!»
Взлетали нити паутинки
И золотистой пыли взвесь.

Бумаг сумятица взлетала,
Шурша, на пол и потолок.
И было мало, мало, мало
Курьёзных строк, серьёзных строк.

И пальцы в волосы вонзались,
Зиял экстаз зелёных глаз
И смыслы текстов распускались
Бутонами согретых фраз.

Снимались для неё запреты,
Господства призрачных границ.
Ей снились мёртвые поэты,
Седлавшие огромных птиц,

Колючесть профилей отважных
От стартов, срывов  и витков.
И это было страшно важно.
И страшно, страшно высоко.

Её капризам потакая,
Лелея лёгкость хрупких крыл,
«Ну что ж ты страшная такая?»
С досадой мастер говорил.

Без праздников и воскресений,
В сраженьях посреди миров,
Всё отдавая за  спасенье,
И может, лично за него,

Летала в снего-листопады
Всё  беззащитней и страшней.
Рыча в лицо, исчадья ада
Не смели прикоснуться к ней.

Её хранили заклинанья,
Что он в сердцах произносил.
Храня заветное желанье,
Всё поносил что было сил:

«Ах, чтоб тебя!- ворчал он грубо,-
Маньяк зарезал, дом сгорел,
В бассейне засосало в трубы,
Убила фура, волк заел!»

Изобретая наказанья,
Ей прочил множество хлопот.
Он знал, исполнит мирозданье
Их точно, но наоборот.

Привычно сидя в лунном свете,
Предвидя всё- и ничего,
Ей красным вышил на берете
Крыло и буковки:
                Мар…(г)О.

На фото какие-то копейки. Вообще непонятно, что к чему. Одна из копеек почему-то кубинская. Странно.