О чудовищах и нервах

На ладони - девятая линия смерти, и та крива.
Так живёт она полные двадцать два,
как растёт в зимнем саду трын-трава:
Спокойна, светла и назло всем жива
меж туманной осени покрывал,
Не боясь ни струну, ни ритм сердечный порвать.
Не страшат её ни выстрелы, ни слова,
ни в застенках шкафа хищная тварь.

Не боится она бандитов и темноты,
упырей, безумия, мертвецов
но боится до крика комнат пустых.
Ибо видит: где плоскость стен образует стык
по ночам проступает безгубое чьё-то лицо.

И тогда одевается в гомон пустое жильё,
и дрожит, как скальпель, рука её.
Застывает время, обращая часы в века,
поднимается мрак с чернильного дна зеркал
да кружит обезумевшим вороньём.
И нездешний голос тихо о том поёт,
что они пришли. И будут её искать.

На ладони её девятая линия смерти, и та крива.
Так живёт она полные двадцать два,
без улыбки, без страха листая дни.
И дорогой вьётся тонкая жизни нить.
Но упав в кровать, не смеет глаз закрывать.
И под камнем подушки холодную сталь хранит.