Такая судьба. Гл. 4. 12. Набоков

Такая судьба. Еврейская тема в русской литературе (2015). Глава 4.12.

     Не прошел и, видимо, не мог пройти мимо еврейской темы и Владимир Набоков (1899-1977). Он был, можно сказать, потомственным врагом антисемитизма и брезгливое отношение к нему испытывал с юных лет. Его дед, Дмитрий Николаевич Набоков, министр юстиции в начале царствования Александра III, выступал за расширение прав еврейского населения, а отец, Владимир Дмитриевич, один из основателей партии кадетов, в 1903 году выступил с решительным протестом против Кишиневского погрома и публикации «Протоколов сионских мудрецов».
     В 1925 г. писатель познакомился в Берлине с еврейской девушкой Верой Слоним, которая на протяжении всего следующего полувека  была не только женой, спутницей жизни и сердечным другом Набокова, но и его секретарем, корректором, критиком, советчиком и музой всего, что он написал. Многие литературоведы считают, что именно благодаря ее влиянию произведения Набокова обрели качество, сделавшее его классиком литературы XX столетия. Трудно усомниться и в том, что она оказала значительное воздействие на его обращения к еврейской теме.
     В первые годы после прихода Гитлера к власти Набоковы с родившимся в 1934 году сыном Дмитрием жили в Берлине. Как писала в своих мемуарах «Курсив мой» Нина Берберова, Набоков во время нацистского бойкота еврейских магазинов принципиально заходил в помеченные желтой звездой лавки, даже если не собирался ничего в них покупать. Таким образом он демонстрировал стоявшим у входа в магазины нацистским активистам свое отношение к их инициативе.
     Сюжеты романов «Дар» и «Пнин», как и некоторых более ранних набоковских произведений, в значительной степени автобиографичны и посвящены любовным отношениям героя-христианина с еврейской женщиной. В романе «Пнин» Набоков обращается к литературному осмыслению темы массового уничтожения евреев. Трагедию целого народа писатель показывает сквозь призму воспоминаний профессора Пнина, преподающего русский язык в американском колледже. Главный герой узнает, что его бывшая невеста Мирра Белочкина, которую он очень любил и с которой его разлучила Гражданская война, погибла в нацистском лагере смерти. Присутствуют в набоковской прозе и персонажи-евреи. Это Зильберман и Евгения Гринштейн в «Истинной жизни Себастьяна Найта» (1939), герои рассказа «Оповещение» (1934).
     Содержащиеся в его романе «Приглашение на казнь» (1938) намеки на нацистские времена и порядки не заметить нельзя, хотя действие книги происходит в конце 1920-х годов. Героиня романа, Зина, несомненно списанная с жены Веры, воплощает в себе многое из того, что ненавистно нацистам: она человек умственного труда и еврейка с космополитическим отношением к жизни. Беды и чаяния народа-изгнанника были близки и понятны человеку, который был вписан русскими фашистами в предвоенном Берлине в список подлежащих уничтожению деятелей искусства еврейского происхождения, человеку, который бежал из Европы с еврейкой-женой и евреем-сыном в 1940 году, человеку, близкие и друзья которого погибли в нацистских концлагерях.
     Но в ряду  всего написанного Набоковым о евреях особое место принадлежит его статье «Больной вопрос». Она появилась в журнале «Еврейская трибуна» менее чем через год после того, как писатель на греческом корабле «Надежда» навсегда покинул Россию. Статья эта провидческая. Хотя поводом к ее написанию послужили первые погромы, происходившие после революции, Набоков в ней обрисовал контуры будущего советского антисемитизма, объяснил его психологическую подоплеку и указал на средства противодействия ему.
     К великому несчастью для евреев, писал он, дело не только в погромах. «Страшны, бесчеловечны и невыносимы для нормального человеческого чувства эти проявления зверства, бесконечно жалки их несчастные и невинные жертвы, – но всякому понятно, что при теперешних условиях нет и не может быть такой организованной власти, которая сознательно допускала бы расправу с частью населения и не признавала бы первой своей задачей обеспечить жизнь и безопасность всего этого населения. Идеологов лозунга “бей жидов“ можно найти только в темных низах, откуда вербуются махновцы, григорьевцы и проч. И только среди людей, находящихся с этими низами на одном моральном уровне, кровавые побоища воспринимаются. Опасность в распространении той психологии, которая и сводится не к оправданию погромов, а к “объяснению“ их. И результатом такого “объяснения“ является другая психология – психология пассивного отношения к вздымающейся волне антисемитизма.
     Ни один уважающий себя политический деятель, ни один достойный уважения публицист не станет требовать пересмотра еврейского вопроса, возвращения к черте оседлости, восстановления других ограничений. Всякому просто здравомыслящему человеку понятно, что все эти атрибуты старого режима исчезли навсегда и бесследно вместе с самим режимом, коего они были ярким воплощением. Эта перспектива не страшна евреям. Их должно страшить другое: перспектива нравственной изолированности в новой, восстановленной России. Если те чувства, которые приходится теперь сплошь и рядом констатировать в самых неожиданных сочетаниях, будут развиваться, не встречая отпора, положение еврея – подлинного гражданина, любящего родину, желающего ей служить, – сделается поистине трагическим, безвыходным.
     Массы еврейские, и среди них все лучшие элементы еврейства, расплачиваются за грехи других. Пусть большевистская революция ничего не дала еврейству, всё же в первых ее рядах мозолит глаза целая плеяда еврейских имен. В “Совнаркоме“, “Совнархозе“ и других большевистских учреждениях евреи играют видную, часто господствующую роль. Ими в значительной мере комплектуются всякие комиссариаты на местах, чрезвычайки и т. д., и в исполнение своих обязанностей они вносят некоторые из худших черт, свойственных худшим представителям их национальности, оскорбляя и озлобляя русских людей. Пусть они насчитываются только десятками, сотнями, хотя бы даже тысячами, среди многомиллионного еврейского населения, по существу им совершенно чуждого, ненавидящего и боящегося их, страдающего от их диких социальных экспериментов, от бесправия, возведенного в систему, от грабительства, не щадящего ни эллина, ни иудея, – они дают психологическое основание представлению о еврейском колорите большевистского режима, и это представление не может быть поколеблено даже тем фактом, что Урицкий погиб, а Ленину грозила гибель от еврейской руки.
     Где же выход? Увы, его легче указать на словах, чем найти на деле. Та пагубная психология, порожденная всем недавним прошлым, должна быть преодолена. Задача каждого из нас, кто дорожит своим политическим миросозерцанием, общественными своими идеалами, кто хочет сохранить чистоту своей политической совести и кто вместе с тем понимает, во что может превратиться и к каким последствиям привести рецидив воинствующего антисемитизма, задача каждого – всеми силами и доступными ему способами разрушать эту психологию. И одновременно задача евреев – истинных граждан и патриотов – участвовать в общей борьбе за восстановление России и противопоставить гнусной оргии большевистских насильников неуклонную и неустанную работу, исполненную жертв и самоотречения, не падая духом и не теряя уверенности в конечном торжестве истинно-человеческих начал».