И особо те, кому больней меня

Подпоясавшись озябшею рекою,
Я бродягой-ветром шляюсь по Руси,
Осень лисья красит душу мне тоскою,
Распушив охряно-алый хвост осин.

Ну и что же… грусть души пойдет на убыль,
Словно лед, растает на ладонях дня,
Потому как сердцу все без края любы,
И особо те, кому больней меня.

Хоть вы думайте: их всех поела порча,
Хоть вы смейтесь, мне же не за чем шутить –
Лишь от боли иль со зла душою корчась,
Ты сумеешь правду высей ощутить.

В даль небесную ступая голенищем,
Старец-бог надел их судьбы-сапоги,
Знать, от этого всем странникам и нищим
Облака и звезды ближе, чем другим.

Ну а, может, я не прав, все в мире схожи,
И не важно, сколько радостей и бед,
И на лица уходящих вдаль прохожих
Одинаково струится лунный свет.

Эх, под ним забыть всё  в мире и уснуть бы…
Сквозь дремоту молвит ум мой небольшой:
Потому близки мне  сломленные судьбы,
Что я сам изломан глупою душой.

И теперь, встречая дальних и знакомых,
Я хочу, сметая в ночь побелку дней,
Гипсом строк лечить душевные надломы
И свои, и прочих, тех, кому нужней.

Мне родной, кто глупым бытом искалечен,
Кто озяб от холодов пустых дорог.
Обогреть бы вас, да обогреть мне нечем,
Сам я нынче разметался и продрог.

Ото льда неверья не дадим мы дубу –
Ухватив руками сонных далей синь,
Мы у осени-лисы отнимем шубу
И закутаемся в рыжий хвост осин.