Моя Прекрасная Ника

Это – голубая мечта: пока нет ни одного печатного экземпляра роэмы «Моя Прекрасная Ника». Нет, нет, автор не лежал тем самым камнем, под который вода не течет. Обращался к разным вершителям судеб. То ли им неинтересно, то ли они равнодушны, т о ли не по зубам, то ли никакие они не вершители. Но автор всё надеется: вдруг появится такой человек, который продвинет его, как Белинский – Достоевского с его первым романом «Бедные люди». Надеется несмотря на то, что на дворе – век отнюдь не XIX-й, даже не советский, но гонки пустоцветных развлечений и откровенно купипродайский…
                ============================

                Из Части I романа-поэмы

       Валя усадила гостей за круглый стол образца 50-х годов, массивный и тяжелый. Улучив момент, зашла за спину мужчины и сделала подруге знак в сторону двери.
       – Я поставлю чайник, – сказала хозяйка и направилась к выходу.
       – А я помогу, если что надо принести, – поднялась Ника и улыбнулась Фархаду Асхадовичу. – Мы мигом…
       – Знаешь, случилось непредвиденное, – начала Валя на кухне. – Меня вызвали в вечернюю смену вместо заболевшей Наташи. Через полчаса я должна уходить.
       – Как?! – в восклицании Ники были и удивление, и разочарование, и тревога. – Каким образом?! Прислали кого-то? У тебя же нет телефона.
       – У нас же пейджеры! Еще с прошлого года! Сообщения посылают… Ну, ты чего испугалась-то?
       – Чего мне пугаться! Просто неловко. Придется извиниться. Он, конечно, поймет. И все-таки…
       – Что все-таки?! Что, гоню я вас, что ли?! Просто предупреждаю, что я уйду через полчаса. А вы здесь будьте, сколько хотите. Уйдете до моего возвращения, так я оставлю ключи: закроете двери и спрячете, где покажу. А хотите – до утра оставайтесь. Меня-то дежурная машина завезет после смены, за полночь. И вам не помешаю: вы устройтесь в спальне, а я переночую в гостиной, на диване…
       – Ты нас уже поженила?! – засмеялась Ника своим обычным смехом, придя в себя после первого замешательства.
       – Зачем?! – в тон ей ответила подруга. – При чем тут я?! Сами всё и обделаете! Времени предостаточно!
       – Ну, что ты прямо! Я… Я… Не готова!
       – Что, готовность дома позабыла? Так, у вас хватит времени три раза съездить за готовностью, куда надо! Машина-то – под вами!
       – Да я вообще не готова оставаться с ним с глазу на глаз на отшибе!
       – Что, сомневаешься?! Или хочешь поломаться? А кто мне давеча все уши прожужжал про Фархада Асхадовича! «Ах, какой он умный! Ах, какой прекрасный! Какой желанный!» Так это оттуда, – Валя ткнула пальцем в потолок, – всё устроили таким образом, чтобы вы не тянули резину, как дети, а оказались в объятиях друг у друга! Да если бы у меня появился такой человек, как твой Фархад, я бы с ним, не задумываясь, хоть в омут, хоть на край земли! Всё от Бога!
       – А может, в данном случае чёрт приложил свою руку?
       – Ну, какая тебе разница, от кого твое счастье?! В конце концов, не было бы чёрта, так Адам и Ева до сей поры ходили бы манекенами в райском саду! И не было бы сейчас ничего – ни тебя, ни меня, ни твоего ненаглядного, ни этого домика, ни завода, ни смены, ни Алмалыка!
       – Как ты не понимаешь?! Он, я надеюсь, тоже будет рад остаться наедине. И не скажет, но подумает, что я специально всё устроила, заранее знала, что ты уйдешь на работу, а неожиданность твоего вызова на смену сочтет нашей договоренностью, женской солидарностью и хитростью…
       – Ну, хочешь, я ему сообщение покажу? Оно еще сидит в пейджере…
       – Это тоже не годится: и смешно, и глупо…
       – Вот и я говорю: самое правильное – плыть по течению, а не бултыхаться против!
       – Есть еще одно. Ты посмотри, как я одета! Всё туда же! Специально! Чтобы соблазнить!
       – Конфетка! Гордиться надо! Мне бы такую фигуру! Такое лицо! Такие ножки! Хотела бы я заглянуть в его глаза, когда они увидят тебя совсем без одежды!
       – Валя!..
       – Уже, увы, сорок лет как Валя! И тебе, кажись, не меньше! Хоть и выглядишь лет на 15 младше! Время – не ждет! Не теряйте его даром! И вообще! Заболтались мы тут с тобой! Это разве хорошо оставлять одного человека, впервые пришедшего в дом!
       – Фархад Асхадович! – начала Ника, когда они вернулись в гостиную. – Случилось непредвиденное: Валю неожиданно вызвали на внеочередную смену. И она уходит через полчаса.
       – Уже не через полчаса, а 15 минут, – уточнила хозяйка.
       – И поэтому мы обе извиняемся перед вами. И нам, к сожалению, тоже надо уходить. Мы с Валей договорились, что соберемся у нее в другой раз…
       – Она… Она, – перебила Валя подругу. – Она немного не так говорит. Я четко сказала, что вы можете оставаться здесь хоть до утра. А Ника надумала, что так, мол, неудобно. Что Фархад Асхадович, мол, подумает, что мы намеренно всё так устроили…
       – Я так – не подумаю! – решительно сказал мужчина. – Потому что, раз пошли такие толки, то честно признаюсь: это я позвонил Валиному начальнику и попросил вызвать ее на работу.
       Женщины замерли в недоумении и растерянности.
       – Вы знаете нашего начальника? – пролепетала, наконец, Валентина. – Знаете его фамилию? Или вы с ним друзья?
       – Конечно! Закадычные друзья! Знаю полное ФИО: Махарашвили Арчил Вахтангович!
       – Подождите, подождите! – опомнилась Ника. – Как вы могли позвонить Арчилу Вартановичу или как там его… Вагановичу, если еще не прошло и часа, как вы услышали, что мы поедем к Вале?!
       – Да, да! – подхватила та. – Тем более что и я впервые узнала, что наш начальник только прикидывался, что его фамилия Курбанов, а на самом деле, оказывается, совсем другая, грузинская, Махарашвили!
       И – тишина! Взорванная через несколько мгновений дружным смехом…
       Валя прошла к комоду, чтобы достать чашки и тарелки, используемые только по большим праздникам. И за спиной мужчины показала подруге большой палец, энергично и с мимикой, не терпящей возражений.

                * * *
       Мама на все мои доводы только презрительно улыбалась. Умеет она это делать. И становится похожей на миледи из «Трех мушкетеров» в исполнении Маргариты Тереховой.
       А свой отказ ехать с нами сочла необходимым объяснить: «Да, я родилась в Воронеже. Но сюда пригнала нас война, когда мне еще и года не было. Всё моё – здесь: школа, институт, замужество, работа, дом, рождение детей, а потом и внуки, могилы родителей и мужа. Моя родина – Алмалык, Узбекистан. Оля здесь со своей семьей: муж, двое детей, дом на земле, работа. Они вовсе не собираются в Россию. Точно так же и я. Кроме всего остального, мне до пенсии осталось совсем ничего. Все обломки бывшего СССР переживают сейчас переходный период. Со временем всё наладится. А в Узбекистане – тем более. Поэтому еще раз советую тебе: пусть муж едет один в свой Свердловск».
       И сейчас, как ни горько мне, я должна признать: все советы и предположения мамы были правильными. Муж, как говорится, объелся груш. К большинству русских переселенцев Россия проявила себя не матерью, а мачехой. В Узбекистан вернулся спрос на знание русского языка. Хотя бы в том плане, что узбекские гастрабайтеры в России должны иметь хотя бы минимальную подготовку в языке. Теперь в Узбекистане всюду имеется дефицит учителей руслита, а хороших – тем более. И даже такие, как я, съев в России тот самый пуд соли и выйдя там, что называется, в люди, всё равно тоскуют в душе по Узбекистану, его солнцу, природе, неповторимым овощам и фруктам. И, самое главное, по его людям, добрым, приветливым, уважительным, готовым помочь незнакомому человеку. Всего этого в России – нет. Во всяком случае, для нас, переселенцев.
       – Вот и ладно! – сказал Фархад. – Все обстоятельства требуют возвращения. Мы ведь с тобой – муж и жена. Никак нельзя, чтобы я был здесь, а ты – там. Я поехать в Екатеринбург никоим образом не могу. А ты вернуться – и можешь, и хочешь, и должна.

                ------------------------------------------------

                Из Части II романа-поэмы

       – М-да…, – Пулатов был хмур и выглядел постаревшим лет на 10.
       – Замуж я вышла.
       – Официально?
       – Да.
       – Хосров!
       – Что? – не поняла Вероника Захаровна.
       – Хосров – это имя коварного и подлого шаха, разрушившего своими грязными ходами близкое и возможное счастье главных героев поэмы Алишера Навои «Фархад и Ширин». А как же печать в паспорте по первому браку?
       – Оказывается, возможен развод по пункту «без вести пропавший». А деньги – ускоряют. Приезжала в Алмалык…
       – Это в том же, в 2000-м?
       – Нет, в следующем.
       – Новое тысячелетие – с нового листа, – горько усмехнулся Пулатов.
       – Затем оформила и гражданство, – заспешила Вероника, словно ее на собрании поджимал регламент. – Потом подросший сын, которого, казалось бы, недавно я называла Ромашкой, стал выкидывать фокусы и фортеля. В том числе и против, так сказать, отчима. А тому и я приелась. Нашел молодую. И мы, не прожив и двух лет, как говорится, разбежались.
       – Официально?
       – Да. Это – не сложно…
       – И какая же теперь у тебя фамилия?
       – Отцова. Вернула при первом разводе. Потом не меняла…
       – И на том спасибо! – снова усмехнулся Пулатов.
       – Одно преступление потянуло за собой целую цепочку с параллельным накручиванием наказаний, – подытожила Чеканюк.
       – М-да, – лицо Фархада Асхадовича стало серым, осунулось и стало еще старее.
       Но Вероника Захаровна не видела того: декабрьский день уже спешил на покой, за окном темнело, в комнате и вовсе стоял сумрак. Включить же свет руки не доходили.
       – А Роману уже 27?
       – Да, полных. После школы поступил в Уральский федеральный университет. Это в Екатеринбурге. Программист. Бакалавр и магистр. Стажировался в Германии. Женился там. Там и остался. Как вы и говорили в августе 99-го, дети уходят в свою жизнь. И если бескорыстно кто-то и нужен кому-то в этом насквозь торгашеском мире, так только любящие друг друга муж и жена. Я вышла на пенсию. Но в Екатеринбурге, как и во всей России, у меня никого нет. И Роман меня в Германию не позовет. И Узбекистан никому не дает своего гражданства. И не возвращает тем, кто однажды предал, изменил. Но я решила, что буду жить в Алмалыке. Здесь у меня сестра, зять, племянники. Здесь лежат мои родители. Здесь моя Родина. Здесь мой август 99-го.

                * * *

       – Фархад Асхадович! – позвала она тихим голосом с порога его спальни.
       Никакой реакции. Повторила чуть громче. Та же тишина. Подошла к кровати и тронула его за плечо.
       – А? Что? Что случилось? – очнулся он ото сна.
       – Мне жутко…
       Привычно дотянувшись до нужной точки, он включил над головой бра. Ника в его пижаме, которую он дал ей на ночь, стояла с распущенными волосами и озабоченным лицом, но не рядом, не вплотную, а чуть поодаль, в нерешительности.
       Приподнявшись на руках, он сел на постели и прислонился спиной к головной панели кровати.
       – Меня преследует один и тот же страшный сон…
       – Садись. Хочешь сюда на краешек. Или вон стул пододвинь.
       Она села на кровать, повернувшись к нему, сколько позволяла продольная панель.
       – Скачки под «Гренаду» Светлова. Невидимый хор ее поет. А я как будто тот самый боец-хохол. И падаю наземь с пронзенным сердцем. И ужасно больно мне. И хочется плакать. Но говорю себе: «Тебе уже не надо плакать, ты мертва». И черные вороны кружат надо мной. И слышу, что кто-то рыдает по моей загубленной жизни. Вдруг земля подо мной раскалывается надвое, и я лечу в пропасть. Вздрагиваю и просыпаюсь. Лежу, пока опять не забываюсь сном. И опять те же видения с небольшими вариациями. И так – трижды. А перед тем, как прийти к вам, была кульминация: я скакала под «Гренаду» не в своем облике, а в образе Смерти, какой ее обычно изображают. Не голова, а череп. Не глаза, а зияющие глазницы. Цокающие в ритме песни кривые зубы. Черный балахон с рваными краями подола. И коса в одной руке…
       При последних ее словах погас свет, и она от неожиданности издала невнятно-испуганный звук.
       – Отключение. Твои кошмары, видимо, где-то на линии выбили пробки. Неизвестно, сколько не будет света. Может, до утра. Ты принеси свою подушку и одеяло и ложись рядом. Благо, кровать широкая. Вот возьми…
       Он опустил руку к полу, взял сотовый телефон, включил его фонарик и подал Нике.
       – Значит, скачки? – они лежали в темноте, едва различая контуры, рядом, каждый на своей подушке и под своим одеялом, на боку, повернувшись лицом друг к другу. – Под «Гренаду»? Воистину: кто не скачет – тот москаль! Ты ведь у нас украинка!
       – Нехай високі ідеали приведуть нас до заповітної мети! Та будемо ми!
       – О, ты даже языком владеешь! В августе 99-го я об этом не успел узнать! Молодец твой отец! Да и Светлов (кстати, его настоящая фамилия – Шейнкман) родился в Екатеринославле, ныне – Днепропетровск, где буйствует губернатор-олигарх. Тоже из богоизбранных. Так что, твои долгоиграющие сновидения – на злобу дня.
       – То, что сейчас творится по всей Украине, на Донбассе, в Луганской области, – это ужаснее любого кошмарного сна.
       – Как это было во всей истории человечества, правители заваривают кашу, а простые люди расхлёбывают. Тысячи человеческих жизней, которым эта каша не нужна была не только даром, но и с приплатой, уже захлебнулись от нее навсегда. И не видно ни конца этих смертоносных скачек, ни краю.

                * * *

       Вероника Захаровна дочитала и задумалась, глядя в окно поверх монитора. Чувства удовлетворенности и гордости за любимого человека переполняли ее. И в то же время ей было грустно. И даже печально.
       – Иваны и Миколы родство народов гнобят, – проговорила она, наконец. – И те, кто воюют. И те, кто подначивает их на клавиатуре своих компьютеров. И те, кто посылает людей убивать друг друга. И не думают ни о настоящем, ни о будущем. Если и думают, то не головой. Не чета узбеку Фархаду. Который, живя безвыездно в Ташкенте, всей кровью сердца болеет и за Москву, и за Киев, и за Россию, и за Украину. И, конечно, – за Узбекистан тоже.

                ===============================

Можно скачать роэму (роман-поэму) «Моя Прекрасная Ника» (А-5, с.162, иллюстрации, pdf) в электронном виде, обратившись за ссылкой к автору: avaz-nurzef@litnet.ru
Условия – договорные.