Письмо матери

Мой милый сын,

прости, что скачут строки, я слишком долго не брала пера.

Давно минули  мыслимые сроки, вам воротиться в дом давно пора.

Эпирской шерстью не согреть мне плечи. Огонь волос разлукой погашен.

Дождусь ли я такой желанной встречи?  Ответ твой, милый,  знаю, предрешен.

Здесь льют дожди, и дико свищет ветер... Пришли немного Персии тепла и, осушая  к ночи полный кратер, подумай, как же мать тебя  ждала.

Уже не жду. Уже тоскую  мирно. Живу детьми твоей родной сестры. В их смехе я ищу, будто невинно, отгласы  твоей младой поры.

Я знаю, ты пропустишь эти  строки, ища политики заклятые ключи. Я знаю, предостаточно мороки правителю, чтобы не спать в ночи. Не станет мать тревожить понапрасну, интриг свивая тягостный венок. Я без тебя в горах, увы, угасну, к груди прижав лишь образ твой, сынок.

Что ж, я сама когда-то предрешила такой исход, взяв царственный венец. Но я богов отчаянно молила вернуть поход на север под конец. Не будет так, теперь уж точно знаю, что царство света слаще нашей тьмы. Но неужели можно так вот вечно под солнцем жить без ледяной зимы?

Зимой согреться в чувственных объятьях  дороже золота чужой нам стороны. Хитон сменив на дорогие платья, неужто позабыл, что  не ровны нам те, кто раболепщет перед равным, в лесть обращая дружественный смех,  во всех делах стремится быть коварным, чтобы перед троном встать поближе всех...

Все замолкаю, я звучу старухой, я верю, все ты знаешь без меня. Молоссов кровь в том будет мне порукой,  что выстоит эллинская броня под натиском персидских маловеров, льстецов, жрецов и мелочных воров... А я ж молиться стану бесконечно, чтоб весь Олимп тебя, сынок, берег.

Текут минуты,  тают тихо в вечность, в горах уже пастуший слышен рог. Прощай и знай, что нет таких пределов, куда любовь Мерталы не дойдет.