Лес

Я открыл глаза. Впереди расстилался бесконечный густой туман. Казалось, он висел над миром всегда, а люди, деревья, птицы то ненадолго появлялись, то навсегда исчезали в его густых холодных клубах. По лицу струились капли чего-то солёного  и липкого, я не мог понять, где я и что происходит. Кто –то склонился надо мной, что-то говорил. Кого-то звал.
— Мама!– хотел крикнуть я, но  губы не слушались,  язык  задеревенел. Я ничего не чувствовал. Только тревогу – лёгкую, непонятную. Туман перед глазами начал чернеть, расплываться,  а я стал  падать, проваливаться в зыбкое  рыхлое небытие.

                *****         
      
Большущая клетка была накрыта зелёным бархатным покрывалом.
  — Это  сюрприз, — сказала мама.
— И ты обещал хорошо учиться и слушаться, -добавил папа.
Они сняли покрывало,  и я впервые увидел свой долгожданный и выстраданный подарок.
На жёрдочке близко друг к другу сидели  два волнистых попугайчика. Мальчик и девочка.  Мальчик был зелёный с желтой головкой и животом. А девочка вся серебристо-голубая, невероятно красивая. Они были влюблённой парой и ласково переговаривались друг с другом. Я медленно подошёл к клетке и  налил им свежей воды в поилку. Птички  осторожно  опустились на поддон, боязливо покосились на меня и замерли. Я широко им улыбнулся и начал тихонько насвистывать  весёлую песенку про паровозик. Они успокоились, деловито зачирикали мне в ответ, расправили крылышки и стали жадно клевать зёрна,  а потом пить воду, смешно запрокидывая голову. Именно в  этот момент я  и понял, что мы подружились.

                *****

Сильно пахло лекарствами.  Постоянно  кто-то ходил, гремел,  гудел лифт. Звуки чужих шагов, казалось, проникали мне прямо в мозг и не прекращались не на секунду.  Стучали чем-то железным, скрипели дверные петли,  незнакомые  голоса шипели, кто-то плакал,  шумела вода из-под  крана. Меня тошнило.  Уши заложило, виски резанула внезапная боль. "Где я?  В больнице?" – пронеслось  в голове.
  — Аня, – позвал я жену и сразу отключился.

                *****

Она нравилась мне очень давно. Была совершенно необыкновенной, не от мира сего, и я абсолютно терялся в её присутствии, не знал, что сказать, как подойти, что сделать. Сегодня в нашем институте был выпускной.  Завтра мы уезжали по распределению кто куда, поэтому  медлить со знакомством   нельзя было ни секунды. Я весь вечер наблюдал за ней, грустно потягивая пиво, и вдруг заметил, что она вышла из главного зала, легко сбежала по ступенькам и медленно направилась в лес. Совершенно одна. Наверное, к реке,   решил я, и как сомнамбула поплёлся следом, так и не придумав ничего  определённого, чтобы познакомиться и заговорить. На ней было лёгкое, почти прозрачное, белое платье, туфли на высоких каблуках и высокие до локтей кружевные перчатки. У меня закружилась голова, когда я понял, что она действительно пошла к речке.   Иногда  ветер доносил  лёгкий запах  её цветочных духов, я шёл за ней как привязанный и не мог оторвать глаз от  ускользающего в темноте силуэта. Возле берега она остановилась, села прямо на траву, сняла перчатки и стала задумчиво смотреть  на  воду. Я уже намылился выйти из тени и завязать какую-нибудь умную беседу, когда понял, что Катя плачет.
 -Что-то случилось?- непроизвольно спросил я, и как привидение выплыл из-за  деревьев  прямо у неё за спиной.
Она молчала.  На берегу  было очень тихо, еле-еле  слышалось мерное журчание прибережных ручейков, пахло водой, течение монотонно разгоняло набегающие от ветра  волны.
— Я Ник, учусь с тобой на одном курсе,  только на другом факультете, — как бы между прочим добавил я.
— Я знаю, — сказала она, слегка улыбнувшись, и протянула мне руку.
Я взял её руку, крепко сжал холодные тоненькие пальчики и сел близко-близко, как мне и хотелось.
Мы посидели так  некоторое время, помолчали.   И вдруг у  меня снова неожиданно  вырвалось: «Катя, а давай купаться».
Она удивлённо приподняла брови, внимательно посмотрела мне  в глаза, и  задорно улыбнувшись, ответила:  «Давай!».
Её губы были невероятно желанными,  теплыми и мягкими, как сахарная вата, меня волнами бросало то в жар, то в холод, я был ужасно счастлив и абсолютно уверен, что никогда  не смогу от неё оторваться.

                *****

Я шёл по пустынной улице среди незнакомых чужих домов, глухая ночь пряталась в голых чёрных ветках причудливых странных деревьев, света нигде не было: ни от фонарей, ни от окон.  Безликие серые  стены окружали меня со всех сторон, даже  небо казалось совершенно безлунным .  Только мои шаги гулко отмеряли бесконечно тянущиеся минуты нереально искажённого бытия. Вдруг на горизонте я увидел, что город заканчивается, и начинается высокий сосновый лес. Мне стало легче дышать, я ускорил шаг,  почти побежал, чтобы  поскорее окунуть своё тело в долгожданное спасительное море  настоящих живых деревьев. Я дотрагивался руками к шершавой влажной коре сосен, гладил шелковистые руки трав и улыбался.
Но лес пропал. Снова появился туман, и я услышал голоса.
  -Да, дома, спасибо. Да инсульт. Держимся, спасибо, — это говорила жена. Я хотел спросить, у кого инсульт? И чего ты такая грустная? Но говорить не мог. Жена измерила мне давление, помыла тёплой водой из кухонной миски мои руки, тщательно протирая их тряпочкой, расчесала волосы и стала кормить с маленькой детской ложечки. Но вкуса пищи я не чувствовал, как и её прикосновений.
— Тебе нельзя всё время лежать на спине – сказала она.  — Куда ты всё время смотришь? –её голос дрожал.
— Не смотри в одну точку, не пугай меня, — её глаза наполнились слезами. Мне очень хотелось  её утешить и что-нибудь   сказать, но я не смог и провалился в сон.
Ночью я проснулся. Я был дома, лежал у себя в постели. Тихо тикали стрелки будильника, пахло свежеиспечённым  хлебом и молоком. В соседней комнате спал сын, я почему-то был уверен в этом. Всё казалось до боли знакомым и родным. И обычным. Только я стал другим. Тело не двигалось. Руки и ноги не шевелились и не слушались.  Я с трудом осознавал, что я это  я, и был совершенно не уверен, что знаю, кто я такой. Захотелось пить. Из губ вырвался грубый хриплый стон.  Он был до того страшным и нечеловеческим,  что я сам его испугался.
Жена проснулась. Принесла воды, сунула в рот соломинку и я начал пить. Снова что-то захрипело, забулькало, и я понял, что пить для меня сейчас  — очень тяжело.  Аня грустно смотрела мне в глаза. Вдруг она спросила:
— Ты меня видишь сейчас? Понимаешь? Я тебя очень люблю. 
Она пристально всматривалась в моё лицо и я дал ей понять, что всё понимаю.
— Поцелуй меня, — попросила она жалким, униженным, умоляющим  голосом, и подставила мне свои губы.
И тут я всё вспомнил.
Мне ужасно захотелось отвернуться от неё к стенке или встать и убежать, куда глаза глядят. Но я не мог. Поэтому  просто скривился и зажмурился, а потом от слабости  отключился и стал засыпать.
Аня  посидела возле меня некоторое время, измерила температуру, растёрла камфорным маслом  мне ноги и руки, поправила одеяло и легла спать на раскладушку, стоящую возле моей кровати.
Я открыл глаза, тупо вперился в потолок, и меня затопила волна одновременно жалости и отвращения  к самому себе. Из глаз хлынули слёзы. Я плакал и не мог остановиться.
 Жена не вставала.
 Я закрыл глаза и снова увидел туман. Он возник из ниоткуда, из глубины моего сердца, заполнил всё видимое пространство, и мне стало легче, боль отступила. Впереди снова замаячил сосновый лес, это был мой родной лес, где я знал каждое дерево, каждую веточку и травинку. Я облегчённо вздохнул и уверенно зашагал вперёд.