У столба с циферблатом застыл

                *     *     *
У столба с циферблатом застыл,
но за стрелкой мне с места не сдвинуться:
как аппендикс, не вырезан стыд —
ноет в ночь от подонков из Винницы.

На пороге гражданской войны,
себестоимость выбросив в улицы,
воровство на урон замененив,
в отчуждённые лица замкнулись.

Не страна уходила на взлёт,
а процентные ставки по выкупам,
где Донбасс, как колода, залёг,
по колено в крови себя выкупав.

Сколько зим на кону не гони,
западло им наследные метрики.
Лишь на Западе, срезав гнойник,
можно чёрные дыры примеривать.

Подорожник к ребру приложить
иль зелёнкой прижечь — словно долларом —
за которым и сдвинулась жизнь,
разбивая все прежние доводы.

Платят кровью и кровом других,
обороты с земель увеличивая,
расширяя вторжений круги, —
«ничего нет для бизнеса личного».

Сотни тысяч остались ни с чем;
золотой взять на зуб — мера качества.
Даже дерево точит не червь,
символично ли, — доллар выкачивает!

Жаль народ, разделённый как дом,
как поющие души под пулями,
где смыкались и Волга и Дон,
с чернозёма ресниц как капнули бы.

Исторически совесть права;
и одышки нет в лёгких у стайера,
что забег свой, разводом прервав,
в чёрный вторник по банкам выстаивал.

Сталь, дрожащая в почках у птиц,
с «Бастиона» зияющий азимут —
не до жеста ли жесть искупить
дождевою водою обязывает?!

Может, хватит играться в приют
да будить в себе лихо намеренно?
Как кислотные ливни прольют —
поздно станет свой дух охимеривать!

Поздно будет будёнными вплавь,
нарастая протезными навыками, 
словно печь, по закатам пылать,
только чтобы не быть одинаковыми.

Звери вымрут. Моря отойдут.
И пустыня затянется средами,
где оазисом вскрыл свой недуг
и кругами воронку обследовал.