Томас

Томас был красив и чистоплотен. Последнее стало в том числе причиной большинства его бед: он не хотел марать руки о сиюминутные романы, ему не нравилась мысль о том, что любой профессионал – в первую очередь ремесленник, он презирал знания о подноготной мира сего и не любил правды-матки. Томас был слабаком, но слабаком хорошо воспитанным, эрудированным и чертовски обаятельным, а потому жизнь стелилась шелковой лентой у ног его и лишь иногда сборила на поворотах.

Я, естественно, не должна была любить его, но, спасибо глупой тяге женщин ко всему запретному, любила. И каждый наш разговор, стоило мне моргнуть, оборачивался возникавшей на изнанке век небезызвестной картиной Брейгеля про слепцов – последнее предупреждение откинувшегося разума, не иначе. Я была тем милым мужиком, что уже валяется в яме, обалдевший и бесхозный, а Томас, конечно же, - обладателем модной зеленой шляпки и аккуратненького креста на груди.
Собственно, забыла упомянуть: свое моральное превосходство над остальными мой дорогой Томми, естественно, признавал за аксиому. Когда надо, он умело оборачивался примерным католиком, православным, интеллектуалом, буддистом, пастафарианином, гуманистом, циником или зороастрианцем, и, надо заметить, в каждой из религий чувствовал себя как дома. Никто не раскрывал обмана, потому что обмана, согласно Томасу, как бы и не было – он обладал сногсшибательной способностью Верить во все свои сиюминутные идеи и монологи.
Наверное, этим он нас, безымянных обожательниц самого разного толка, и брал. За годы своего фанатства я не раз видела в чужих глазах – зачастую прелестных, прямо-таки обворожительных глазах! – то гниловатенькое слабоумие, которое четко сигнализировало всем посвященным о появлении новой поклонницы. Всем, но не Томасу – он всегда честно, искренне и до последнего не понимал, что еще одна «попала»: бери манатки и сваливай, влюбленная женщина – горе району.

Впрочем, судьба, надавав лично мне по щам в некоторых других сферах, однажды все-таки смилостивилась и решила уберечь меня от пагубного влияния доморощенного Дон Жуана: успешное исследование, целевой грант, прощай, подумытая родина, здравствуй, мой личный – и живой! – Ромео.
Так что, когда лет эдак десять спустя я вернулась в родные пенаты, никакие Томасы, Оливеры или там Брюсы уже не свернули бы меня с пути истинного. По этому поводу мой ангел-хранитель взял себе пару выходных и предоставил мне бродить, где вздумается, предательски наплевав на обязанность проверять линии метро на момент терактов или встреч с первой любовью.
В общем, с Томасом мы столкнулись буквально лоб в лоб: оба вроде как интеллигентно, а все же в стиле носорогов двигали с разных концов вагона к пустому сидячему месту. Я была на каблуках, он – с какими-то объемными бумажными пакетами из хипстерских магазинов. Ставки росли по мере того, как все сильнее и сильнее набирал ход (читай: раскачивался) вагон.
- Привет, - удивленно выдохнула я, когда из-за очередного резкого виража поезда мы с Томасом и сумками оказались друг у друга в объятиях более тесных, чем я мечтала когда-то.
- Пррррривет, - улыбнулся он, уперев мне один из пакетов в живот для собственной устойчивости.

И знаете что?
Я пропала. Да, пропала. Докторская степень, внятная будущность, панкейки по утрам, красивые фотографии в пресловутом инстаграме, роскошный джентельмен в моей постели, который шутливо обзывает меня «женушочкой», утешительные нолики в конце зарплаты и отпуск раз в два месяца полетели куда-то к чертям, мощно сброшенные в пропасть такой самоуверенной, такой чистоплотной и ограниченной улыбкой Томаса.
Нет веры ангелам-хранителям, что уж тут сказать.

13.09.2015