Вот и не стало моего отца

Ночь тоскливо скулит за окошком, в сентябре она чуть холодна.
На душе волки воют и кошки скребутся, и агония корчит отца.
Сильный волей, и крепкие руки, сжали мокрую ткань простыни.
Самый близкий на свете уходит, мой родимый отец, погоди…
Боже что ж ты наделал со мною? Для чего ты так долго терзал?
Мой отец самой трудной тропою Белый свет по ночи покидал.

Держишь руку, глаза чуть открыты, и еще тихо сердце стучит
Только грудь опустилась и стихла… Он «уснул» и уж нет в нем души.
Он еще где-то рядом со мною, в это трудно поверить пока
И лампада горит в изголовье. Только рвется от боли душа
Вот и не стало моего отца, великого поверьте человека
Он ростом мал был, но его душа была огромной, как душа поэта.

Прости отец, что мало дал любви, простой людской, сыновей, человечьей.
Прости, что поздно так признался, когда ты, одной ногой шагнул сквозь бесконечность.
Я буду помнить смоль твоих волос, и запах их со свежестью морозной
Блеск глаз твоих,  когда в порыве ты был словно зверь такой не осторожный.
Как песни пел, и как терзал струну гитары в русском семиструнном строе
И как меня мальчишку на руках нес сонного холодною зимою.

Ты жить учил, так чтоб по правде жить, любить учил, чтоб все внутри сгорало…
Ты сам любил, но знаю, ты страдал, ведь самому любви так доставалось мало.
И крепких рук твоих, во век, не позабыть, и стати крепкой  хоть и маленького роста
Как ты работал, мог метал варить и это было загляденье просто.
Как ты шагал в болотных сапогах, по берегам со спиннингом, с блесною.
И как собаки слушались тебя как будто ты для них был самое родное.

Ты научил любить родимый край, леса и реки, всяку тварь живую
Как, нужно просто не лукавя жить и быть везде, всегда самим собою.
Ты уважал детей и стариков, и говорил: «Все там когда-то будем»…
И брошенных могил не проходил, мол, в них лежат забытые, но люди.
Всего сейчас, увы, не рассказать, за раз не вспомнить ты уходишь в бесконечность
И пусть хранит тебя сам Бог Иисус Христос и Богородица и крест нательный отворяет вечность.

Вот и не стало моего отца, великого поверьте человека
Он ростом мал был, но его душа была огромной, как душа поэта…
Он песни пел, я лучше не слыхал. Он мог до глубины растрогать душу.
Он так рассказывал, что мир весь замирал, и я годами мог его подолгу слушать
Мне думалось состарится отец и мы как в детстве двинем на рыбалку.
И за грибами сходим на конец, за голубицей… Но, увы как жалко…

Я так мечтал, что к старости своей, отец смиренней и степенней станет.
И вечерами можно будет вместе с ним чайку попить, попеть и погутарить.
Не будет рваться из дому туда, куда ему всю жизнь, зачем-то надо.
Неугомонному мальчишке сорванцу и в нем угомониться дух бродяги
Он так любил, читать, искать, мараковать, изобретать чего-то и творить руками.
Он жить любил и так чтоб в ней сгорать и падать с опаленными крылами.

Он весь сгорел в радениях своих, трудах, стараньях, думах и заботах…
В последний час глядел в мои глаза и чуть шептал: «Мне сына жить охота,
Я б столько сделать бы еще успел, ведь столько недоделанным осталось…»
Недосказал, не сделал, не допел, недолюбил – сгорел, и жизни не осталось.
Вот и не стало моего отца, великого поверьте человека.
Он ростом мал был, но его душа была огромной, как душа поэта…