На пограничном переходе - сборник

Звернення

Мужики и бабы вильной Украины!

Я, Нэстор Махно, дуже прошу вас выслухати мене.

Революция зараз перешла в нову фазу. 

Революция живе в наших сердцях и буде в них жити.

Герои донесли революцию до голив влади.

Але революция живе тильки в наших сердцях и до наших голив ще не дойшла.

Ничого йий там робити.

Зараз треба расходитися по ваших домах бо не можна щоб дойшло до голив.

Сидить в себе по домах, працюйте та ждить як воно буде.

Ви розумиете що зараз е Интернет якого ще не було тоди як я почав за вас вийну.

Як буде треба зберемося за пив дня.

Интернет це и е велика Анархия о якой мрияв я и брати мои и великий биолог Кропоткин, мий вчитель.

Ниякои иншои анархии не потрибно щоб держава працювала як нам треба.

Трохи про те де я був писля смерти. Ниде. Бо писля смерти так бувае з анархистами.

Як зьявився Интернет я прокинувся.

Сидив у Интернети.

Расходтеся по домах благаю на вас.

Вони вже нас бояться.

Треба працювати!

Хай живе Анархия та Украина!

Батько. 27 лютого мисяця 2014 року, на ранку.


Уходить лесами

Уходить стали по заболоченному поросшему ивняком и камышом берегу вверх по реке.

Трое.

Вольноотпущенник Микола, Стас, реестровый казак из Прилук и я, пасынок акцизного, мелкопоместный паныч из Броваров, по вере выкрест – все холостые и налегке.

Картохи на трое суток, сало, сухари – нельзя было сейчас попадаться на глаза никому: даже в шинках, где платили беглые талер или злотый продадут наших ворогу.

А ворога стало не отличить от своего – ни одеждой, ни речью – всё смешалось в Полесье.

Пачпорта пожгли – кордон по шляху всё одно не пройти – повяжут.

Вся надёжа на лес. Скольких он спас и погубил на этих болотах не знамо.

А и на Брянщине будет ли ещё спасение от дворни и псарей боярских, от воеводы Московского?

Не знамо.

Судьбы не знамо своеи целовице.

Когда хлопцы, поутру проспавшись, дознались, что гетман увёл полроты к шведу, спужались все – Москва не прощает таким, а куда убежишь!

А может и не к шведу ушли, можа на Вильно.

Саммит у них, брехал звонарь.

Уходить, уходить лесами, пока скачет гетман Мазепович на саммит, пока не очухался царь Московский и не нагнал топтать нашие городы тамбовское ополчение.

Стемнело.

Заночуемо без костра, без огоньку и дале пробиратися судьбе своей навпаки або назустріч.

10.10.2013


2019 год. Где-то под Бояркой.

Вокзал. Мешочники. Патруль  выхватывает из толпы и приводит в бронепоезд высокого небритого усталого человека.

Гимназист, совсем мальчишка в кожанке с красными глазами допрашивает его, нервно постукивая по столу рукояткой револьвера.

– …у вас даже билет до Ростова. Расстрелять вас на месте!

– От вас я суда и не жду.

– А вы судили? Это можно считать судом? Хватит.

– Стреляйте! Я устал.

– Ответьте мне на один вопрос. Почему при вас народ боялся прокуратуры и милиции больше чем бандитов?

– Молодой человек, правоохранительные органы это часть народа.

– Это я слышу здесь по десять раз в день! А бандиты не часть народа? Хорошо, я спрошу иначе. Почему до вас народ боялся сначала бандитов, потом прокуратуру и только потом милицию, а при вас стал бояться наоборот?

– Не знаю. Я устал. Вот вы пришли к власти и сделаете по-своему. А мы не сумели.

Офицера уводят.

Стенографистка нежным голосом: «Феликс, отдохните часок. Хотя-бы часок».

– Да, чаю бы выпил, пожалуй.

– А как надо? Чтобы кого боялись больше?

– При нас народ вообще никого бояться не будет. Это будет такой мир, Ольга, такой мир, вы даже не представляете, какой это будет мир.

Берет её за руку.

2119 год. Где-то под Золотоношей…


На пограничном переходе

На пограничном переходе между станциями Иловайск и Успенская на Украинско-Российской границе наш поезд замедлил ход.

Оказалось, что по межгосударственному соглашению по упрощению перехода границы вместо таможенного и пограничного контроля введён объединённый казачий круг войска Донского и Запорожского.

Сводный наряд донских и запорожских казаков пошёл по вагонам.

Человеческое лицо с обвислыми чёрными усами заглянуло в купе и заголосило: «Хлопцы, гойда но сюды, якысь яврэйи йидуть».

«Кого он имеет в виду?», – лихорадочно соображал я – в купе кроме меня находилась большая армянка с ребёнком-подростком и грустный читатель Марининой из Луганска.

Как всякий российский интеллигент, я всегда испытываю неловкость перед теми, над кем возвысился волею обстоятельств. То же было и теперь: лёжа на верхней полке, я смущался казаков.

«Побожитесь на купола», – потребовал бойкий чернец в папахе и заголил предплечье, где синькой была выколота церквушка в псевдо византийском стиле.

Армяне и луганчанин побожились.

«Зови старшого, тут оппозиция», – крикнул казак, сверкнув на меня глазами.

Вскорости появился старшина, голубоглазый детина.

Пронзив меня взглядом, он представился: «Лёня Розенблюм, старший в наряде».

Затем, перейдя на идиш в полголоса сквозь зубы спросил: «Ду бист аид?».

«Нахон», – опешил я.

Не своим голосом Розенблюм громко  потребовал: «Кого знаешь из наших?».

«Маяковского и Фиму Жиганца», – вконец растерявшись, отчебучил я.

«Патриоты-киприоты!», – выпалил с досадой старшой, – неси товар».

В складчину мы купили у казаков самовар и балалайку на троих, считая армянку с ребёнком за одного.

«Любо, любо», – кричали казаки вслед уходящему поезду и подбрасывали папахи.

«Цирк, новый цирк, – носилось в моей голове, – а казаки это новые цирковые персонажи – злые клоуны».

25.01.2015