2. Боюсь я упустить тебя не в шутку. Миледи и все,

– …Жан, мы среди своих иль средь диаспор?
Зачем в салоне  пыжишься  ты,    нА   спор?
– Салон – он ведь моей  удачи  кров.
– ТебЯ  что ль в злачном месте ждёт улов?

Меня таскать ты в пику всем контрастам,
лишь чтобы я себя   убереглА, стал?!
Над кем тут шанс твой на победу плёв,
так это надо мной.              – Я и не хвастал…

– Среди юнцов и старых пердунов
  кого Амур тут   пОхотью  загваздал,
мужчин я отличу от болтунов –
от тех, кто силой  пустозвОнно  хвастал.

Всех предо мною в диком, а не в красном,
представил виде ты, но  нА  смех ли?
Здесь женщины безудержно смелы –
от дерзкой до немыслимо развязной.

В пропорции одна б…  к семерым
красотка кавалеров держит властно.
– По мне тут  комильфО  всё.         – Вот увяз-то!
Ужель разврат – мерило всех мерил?!

– МонИк, весельчаков ты кроешь бранью?!
– В салоне не бывать мне кроткой ланью.
   КтО  б из проступков, что посеял, пёк
себе напоминанья к покаянью!..
Ты б, Жан,  предупредИл  про сей раёк!

Понятие о чести впрямь размыто,
мораль тут в состоянии транзита...
И ведь не жалко непоседе ног!
Тебе не надоело жить в  грязИ-то?
– Салон – не грязь. Я тут не одинок.
– Ты мне напоминаешь паразита
иль просто тяжкий выпал мне денёк?..
Нет. Зверь ты крупный. Но ещё щенок.
Облизан мамкой с головы до ног.
Ты, Жан, не мой герой, однако, свита!
– МонИк, не пропускай меня сквозь сито!

– ПриглЯдываюсь  я. Мне невдомёк.
В твоих глазах, Жан, волчий огонёк,
иль просто краснота от недосыпа?
Пошёл бы ты проспался!              – Мой конёк –
в том, что с тобой я впрямь   зверЕю,  цыпа.

На мне густеет – без обмана! – мех.
Посмотрим? Удивить – и  вОвсе  лестно…
Я знаю, удаляясь, на ночлег:
во снах со мной ты будешь повсеместно!

– Уж лучше в  нЕбо  я взберусь наверх!..
О, Жан! В салоне место есть для всех,
но лишь в твоём присутствии тут тесно.
Тебе и впрямь теснить всех интересно?

Как ты тут не теряешься! С трудом?
– Кто спелый виноград, кто терпкий тёрн,
на глаз понятно даже и без пробы.
– Насколько же ты зорок и хитёр?
Ведь это, мой всеядный мародёр,
работа   головЫ,  а не утробы!

– Кто чудо витража, а кто слюда,
я разбираюсь – зренье не обманешь!
Моник, не для того ли я сюда
таскаюсь, чтоб увидеть тут   тебЯ лишь?!
– Всё-всё мне от себя, от плясуна
(что шелухой завалено), суля,
ты хочешь, ухватив меня за палец,
всем   тЕлом  овладеть моим, засранец?!
– А я определился не вчера.
Мне сладкое полезнее, чем глянец.

В   обрАтном  в чём меня   уверь, пчела!
– В салоне и без нас стоит шумиха.
Жан, я не пропускаю вечера,
хотя от плясуна, кем стал ты мигом,
всю жизнь теперь страдать мне нервным тиком.
– Как жаль, что ты не мной увлечена!
– Большая ты весьма величина.
– Смеяться надо мною стало шиком?
– Все ль нынче хороши кокотки ликом?
– Моник! Хочу, ревнивый дочерна,
я, чтоб от чувств моих, как от реликвий,
ты млела…            – Млела б, шалопай, жена!
– С тобой не   захлебнУсь  я в ливре лиха…
А всё же какова за пай цена?
Моник, со мной будь умницей великой:
сокройся хоть загробной Эвридикой –
меня лишь не держи за пацана!

Тебя я объявлю принцессой дня.
– А ты меня бессрочно  утверди-ка!
– Сегодня упоительный сходняк!
Пусть даже, не ликуя, а скорбя,
пред всеми выйдешь дурочкой ты дикой,
смешной, но… предо мной – предстань умна!

Ты выглядишь сегодня королевой!
Моник, у ног твоих нет кавалеров,
но если будут, первым стану я
и ночью наверстаю планы дня!

– Закрыта я плотней, чем лик мой – в пудре…
– Твой лик мил даже и не расписной.
Моник! Жизнь без тебя мне – серость, будни!
Такое началось со мной весной.
Моник, у ног твоих я сам не свой!
Моник, у глаз твоих я не распутье!
Продли иль кончи  срок  мой проживной!
Ты и влечёшь, и ты – сторожевой
пёс собственной красы. Я –  вОлк,  по сути,
скулю щенком!            – Тебе привычней  вой?
– В душе моей разлад – помимо смуты.
Понур мой и  ночнОй  дух, и  дневнОй.
– Не я, а лишь весна тому виной.

– – Вкушу ли я с тобой хоть что-то дальше?!
МонИк, ты так увёртлива, что даже
и в мыслях я тебя не приручил!
– Но пробовал   рукАми  и тогда же
внял: ни для игрищ я, ни для продажи.
От ласк во мне   самОй  – внутри ключи.

– Одною бы идти нам вместе нивой!   
   Моник, была ты прежде не спесивой.
А нынче ни обнять уж, ни увлечь!
– Тут пробовал один юнец Жан силой
меня поцеловать. Кружил, как смерч,

за всё подряд ловчился подержаться,
но я не подставляюсь даже в танце.
Со мной ты, Жан, ещё не обручен.
– Моник, я извинился, а нотаций
повторно мне не нужно. Я учён…

Все знают, что ты вовсе не срамница.
Без дерзостей  дозволь хоть компромисс!
Всего лишь поцелуй.            – Ты что! Граница
меж нами нынче строгая, уймись!
– Но почему меня ты сторонишься?
Отдам   всегдА  я, страстный, не скупой,
тебе вмиг  предпочтенье пред толпой!
– Ни вызовет во мне восторга ниша,
в загоне отведённая  тобой.
 
Не быть мне средь овечек и индюшек!
        Тебе, Жан,  мАло  что ли тех подружек,
что целой виноградною лозой
упали сами в рот?!               – Я – отказной?
Я надоел?              – Да ладно, не   попрУ же
тебя  я на глазах у всех долой.
Стреляй глазами! Ты во всеоружье
всегда, поскольку парень удалой.
До посевной и после сева нужен –
на   сеновАл  вхож к девкам и  домОй…

Сияешь?! Без ума от этих пышек?!
– Все ж из твоих подружек, впрочем, бывших.
– Тебе компашка эта дорога?
– Да, с ними мне достаточно простору.
Во мне зрят рай. И никогда – врага.
Они, конечно,   чУвственней.  Нет спору.
Но счастье подобрать наверняка
хотелось не с земли бы и не с полу
такОе   мне, чтоб сказкой на века!
– Кто ж   подразумевАется  под сказкой?
– Как будто ты не  вЕдаешь,  ма шер!
– Какою ж несусветною оглаской
мне новость  принесЁт  кто, например?
– Сама – потенциальный изувер…

Боюсь я  упустИть  тебя не в шутку!
К тебе неровно дышит наш квартал.
– А это ты о чём?  Представить  жутко…
Быть может, кто меня оклеветал…
– Жизнь без тебя лишит меня рассудка.
А если уведут?! Потом вертай!
– Всё – вздор! Дай оправдаться, хоть минутку…
– Вдруг выскочишь ты замуж?..  Не встревай!..

– Всё ярче я невеста  с каждым годом.
Да как же ты  живЁшь  под этим гнётом?!
– В одном уверен: свататься едва ль
приспичит к католичке гугенотам.
А то б устроил этим доброхотам!..
Хоть в этом мне  не нанесёт вред тварь,
что наши оскверняет все приходы,
да и способна после стольких свар
устроить на католиков охоту!

Сгущаться ни на день не прекратив,
по воле сатаны весь негатив
соседства с гугенотами уж скоро
и   нАс  коснётся – к  бабке  не ходи!..
На гарде этой шпаги нет узора,
но вражескою кровью нанесу
на лезвие узор я навесу.
Об этом говорить мне не зазорно.
Я – истинный католик! Яр – до жора –
  с поправкой я не только на весну.
За правду веры, видя кривизну,

пойду я до конца! Я из упорных!
– И  мнОго  вас, попробовавших ром?
– В союзниках у нас лишь сталь да порох.
Я, паж мой Пьер… дерёмся вчетвером.

Так хочется подраться, аж до колик!
Мы гугенотам головы свернём!
– В тебе сейчас ярится не католик,
а выпитое крепкое вино.
– Да ты – неблагодарное зверьё!
– А я себя тебе уподобляю.
– Моник! Тебя сейчас я забодаю!
Я выпил много и ещё добавлю.
Но крошками святой земли в горсти
апостолам святым Петру и Павлу
поклялся я всю ересь извести!

Я знаю, как задать уродам перца!
        А памятью прадедушки-марсельца
клянусь я гнать до моря и топить
подряд еретиков. Но эту прыть
должна мне обеспечить дама сердца.

– Когда обзаведёшься таковой,
лояльной к упивающимся ромом,
прекрасной  и, наверно, роковой,
признайся мне, что взял её измором,
да и нашёл не рядом, а за морем.

Ты   осликов   дари ей, пони, лам –
наверняка ведь для твоей матроны
все лошади окажутся огромны.
– Моник, ты ничего не поняла!

Иль просто издеваешься надменно.
Своею дамой сердца непременно
я сделаю тебя! И брошу ром.
– Зачем тебе такая перемена?!
Ты бросишь ром, лишь сделавшись жмурОм.

Найдя тебя с бутылкою порожней,
пристрастие твоё прочтут по роже.
Она палитрой станет всех цветов.
– Твоё расположенье мне  дорОже.
Ты зря меня списала со счетов.

Сейчас допью вот ту бутылку рома
и больше пить не стану… при тебе.
– Пускай тебе поверит та кулёма,
что станет дамой сердца и беде
твоей помочь захочет неуклонно.

– Брани  меня по-женски, не брани,
Моник, но та бутыль   ужЕ,  пойми,
оплачена и мною же почата!
– Остатками ты   ПьЕра  напои.
Всё ясно про тебя уже по чаду,

в котором узнаётся перегар.
        Ищи, кузен, невесту хоть по норам!
Твоя… я повторюсь… живёт за морем.
Относимся мы к разным берегам…
Твой гульфик тоже в роме.       – Всё  замОем!
– Ну не со  мнОй  же! Где там   пАж  твой, хам!

– Моник! Ну, право, слишком ты сердита!
– Так я ж – неблагодарная свинья.
Тут   двОе  рассыпают бисер:  тЫ да
Пьер – паж твой – предо мной… На раз вина

тебе, Жан, предостаточно. Смирись же!
– А вдруг меня карьера ждёт в Париже?!
Столица без спиртного – нонсенс! Я
запретами и   прЕжде  не мурыжил
себя – пить иль не   пИть  мне – но стеснял.

– Париж?! Да там таких, как ты, бессчётно!
На рынке за экю сдаётся сотня!
Вот им обещан будет райский сад,
хотя б как для толпы второго сорта.
А прочих отошлёт столица в зад!

– Пусть будет море трудностей, пусть горесть.
Но это же на первых лишь порах!
А вот когда в Париже я устроюсь,
нас либо ждёт размолвка, либо брак.

     Хотел бы заручиться я согласьем,
дав на раздумье несколько недель.
– Сливовым ли носам,   глазАм  ли красным
симпатий не отдам своих нигде.
  Сужу я по чертам благообразным,
кто мил на цвет, на вкус. Мотай на ус.
– Ну, если так, то я пойду нажрусь!..

  (продолжение главы "Одна такая вы Ночь-Недотрога!"
        http://www.stihi.ru/2015/09/14/9478)