Фортуна и Рок Лжедмитрия I-го

Бедный Дмитрий! (или Лжедмитрий)
Первый, конечно, а не второй.
Благословленный священником в митре
- Ухарь, храбрец, самозванец, герой.
Сын ли царя, монах ли расстрига?
Смелый, удачливый вор на троне,
Калиф на час, баловень мига,
В сердце взрастивший мечту о короне.
Кто ты такой? Кем родился на свет ты?
Где между ложью и правдой черта?
Много вопросов, и нет ответа,
Рядом с тобою всегда пустота.
Не разглядеть лица из-под маски,
Но одаренности есть ореол.
Это же надо так залихватски
Взять и взобраться на царский престол!
Лихо, отбросив боязнь и сомненья,
Выполнить дерзко намеченный план:
Грозною, неотвратимою тенью
Скрыть годуновых непризнанный клан.
Не прилагая малейших усилий
Все государство прибрать к рукам,
Так, чтоб свои на руках носили,
Чтоб в беспокойстве был Ватикан.
Только фортуны любимцу подвластно
Так триумфально пройтись по стране,
Замыслом и предприятием опасным
Всех удивляя в России и вне.
Стал он в итоге фигурой заметной,
Хоть пролетел по истории вскользь.
Яркой, стремительно-быстрой кометой
Царство монарха сего пронеслось.
Как несуразно это правление.
Все, что смог взять он,  не сохранил.
К древним обычаям питал небрежение -
Глупыми слишком казались они.
Царь развлекался и веселился
И занимался множеством дел.
Но в иноземное платье рядился,
В бане не мылся, телятину ел.
В город свободно ходил без охраны,
Поздно ложился, вставал чуть заря.
Был этот юноша очень уж странным,
Мало похожим на папу-царя.
Не избегал человечьих страстишек,
Дочь Годунова держал при себе,
Но обвенчался с Мариною Мнишек,
Словно покорствуя страшной судьбе.
И в эйфории свершившейся свадьбы
Глух был к наветам, устраивал бал.
Тут заговорщиков в пору вязать бы,
Вешать бы надо, а он танцевал.
Хмурых бояр раздразнил забияка,
Вместо того, чтоб прижать их к ногтю,
Ну а Москва, пострадав от поляков,
Лишь ожидала набата ноктюрн.
Тяжким бывает рок человека,
Силою взявшего царский венец.
Из своего двадцать первого века
Вижу Лжедмитрия жуткий конец.
Все ведь решали мгновенья, минуты,
И - фитилек превратился в пожар.
Так разгоралась русская смута,
Тайно зажженная кучкой бояр.
- Двери ломают. Поздно, измена!
Если б «вчера» было можно вернуть!
Вон же стрельцов караульная смена.
Самый короткий к спасению путь -
Через окно, по лесам, вниз, скорее!
Черт бы побрал мои каблуки!..
Жизнь, к сожалению, всегда лотерея.
В этой - победу взяли враги.
- Эх, велико до земли расстояние!
Тут оступился, спрыгнул и зря…
Сколько в глазах было отчаяния
У повредившего ногу царя.
Как исходил он стоном и криком,
Не прикрывая раздробленный рот.
Ведь никогда столь быстро и дико
Не совершался переворот.
С горечью думал – это расплата.
Плакал, грозился, хрипел и просил.
Каждый старался пнуть супостата,
Он отбивался, да не было сил.
Марфа за сына его не признала,
Ведь проигравших больше не жаль.
Дело решилось кровавым финалом -
В тело царя разрядили пищаль.
После его алебардой кололи,
Били дубиной, рубили мечом,
Мазали дегтем, но в этой юдоли
Было ему уже все нипочем.
Выпачкан грязью, в гвоздях и булавках,
В жалком рванье со следами  клинка
Несколько дней труп лежал на прилавке,
Взятом на рынке у мясника.
Отданный черни на поруганье
Обезображен вчерашний кумир.
«Вывихнут век» всем другим в назидание
Грустно сказал современник Шекспир.
Несостоявшийся русский мессия,
Опередивший жизнь лет на сто,
Царь и Великий князь всей России,
Цели достиг, а пропал – ни за что…