Просто... свободных... мест... уже... -н е- было

...вчера я с трудом припарковался                =    ///     ///////     ///    =                http://www.stihi.ru/2015/06/21/477

...а сегодня 22 июня 2015 года свободных мест на парковке уже не было  ...пришлось 380 рублей заплатить 

...зато какая замечательная лошадка  ...просто во всём можно увидеть хорошее = ) ) ) ) ) ) )


     НЕКОТОРЫЕ МОИ СТИХИ    = Э Т O                = ИСТОРИИ В КАРТИНКАХ ПОНЯТНЫЕ ТОЛЬКО
     МОИМ БЛИЗКИМ И ДРУЗЬЯМ      —                ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ У СЛУЧАЙНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ


... стойка службы по контракту уже у нас в метро стоит ... тел. ... ... ... 56 на мониторе в московском метро
не успели записать ... Отдел по работе с личным составом РВСН 8 (495) 440-94-56 ... ГРАУ не без юмора

... про День поэзии и Курский вокзал в другом месте написано =||= http://stihi.ru/2024/03/21/8210
... про День поэзии и Курский вокзал в другом месте написано =||= http://stihi.ru/2013/03/21/6798
... про День поэзии и Курский вокзал в другом месте написано =||= http://stihi.ru/2013/03/21/3545
... про День поэзии и Курский вокзал в другом месте написано =||= http://stihi.ru/2013/03/21/6397
... а этот раритетный утюг прямо как из фильма «Контрибуция» // http://stihi.ru/2016/03/21/11854

... просто забирали когда-то бойцов со Сборного пункта военного комиссариата Московской
области по адресу ул. Пионерская, 26, Московская обл., 143987 ... тел.: 8 (495) 522-59-15

... лет почти что 40 тому назад = ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) ) )

... а Курскую битву No. 2, наверное, скоро хитрым планом Генштаба РФ по выманиваю врага объявят
– поживём увидим       ... тяжко жить на свете пионеру Пете - бьёт его по роже пионер Серёжа :-)))))))


«Вот такого бы отца», — шептал он, вглядываясь в бесстрашные лица партизан и солдат.
Кешка даже вырезал из «Огонька» портрет Героя Советского Союза Ивановского и
прикрепил его кнопками над оттоманкой.

Однажды, когда Кешка сидел дома, рисовал в тетрадке танки и самолёты, в комнату
постучала девчонка.

— Кешка, к вам гости… Фу, невежа, иди встречай.

Но встречать Кешке не пришлось. В комнату уже входил высокий военный, в длинной
шинели с авиационными погонами.

«Раз, два, три… — Три больших звезды насчитал Кешка. — Полковник».

КРАСНЫЕ ЛОШАДИ. Последний рассказ. Радий ПОГОДИН.

Москва. «Детская литература» 1986. Стр. 73


= Es duro ser el Rey  <<>>  http://stihi.ru/2014/06/03/7473 =

     =   ЭПИГРАФ НА ИСПАНСКОМ ЯЗЫКЕ   =


                <<>>  http://www.stihi.ru/2014/06/26/73

                Чистота души, вера =i= чувство ритма

                ...вот и всё что для этого нужно+


... День Танкиста 08 сентября 2024 года           <<>>           http://stihi.ru/2015/09/08/8395

... просто такой сегодня памятный день = ) ) ) ) ) ) )


... вот так благодаря журналу «Огонёк» мы и прочитали этот рассказ гениального писателя

Радия Петровича Погодина   и   встали на своё место по адресу Архангельское 25

... просто это древнее Искусство, а вернее Мастерство, не для всех :-)))


                3:35   Мудрые наследуют славу, а глупые — бесславие.

                Библия, Ветхий Завет, «Книга притчей Соломоновых»


        НЕКОТОРЫЕ МОИ СТИХИ = Э Т О = ИСТОРИИ В КАРТИНКАХ ПОНЯТНЫЕ ТОЛЬКО
        МОИМ БЛИЗКИМ И ДРУЗЬЯМ — ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ У СЛУЧАЙНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ*

        *  просто эта исключительно личная страничка ещё -и- архитектурно-автобиографическая

        .. . .. и никакого отношения к виртуально-анонимной графомании она не имеет = ) ) ) ) ) ) )


                1.1. Успенский собор. 1475–1479, архитектор Аристотель Фиораванти

                Архитектурные прогулки по МОСКВЕ. И. Л. Бусева-Давыдова,
                М. В. Нащокина. Издательство «Ворон» 1997 год. Стр. 15.

               
                РЕБЯТАМ В КРОССОВКАХ ПОСВЯЩАЮ

                Памятному для меня 1985 году
                посвящаю

                Морской пехоте посвящаю
                Люше и Ване посвящаю
                Брату посвящаю =i=


Ибо у нашего молодого человека был конь, и даже столь замечательный, что он и впрямь был всеми замечен. Это был
беарнский мерин лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опух
шими бабками. Конь этот, хоть и трусил, опустив морду ниже колен, что освобождало всадника от необходимости
натягивать мундштук, всё же способен был покрыть за день расстояние в восемь лье. Эти качества коня были, к
несчастью, настолько заслонены его нескладным видом и странной окраской, что в те годы, когда все знали толк
в лошадях, появление вышеупомянутого беарнского мерина в Менге, куда он вступил с четверть часа назад через
ворота Божанси, произвело столь неблагоприятное впечатление,                что набросило тень и на самого всадника.

Сознание этого тем острее задевало молодого д'Артаньяна (так звали этого нового Дон-Кихота, восседавшего
на новом Росинанте), что он не пытался скрыть от себя, насколько он — каким бы хорошим наездником он ни
был — должен выглядеть смешным на подобном коне. Недаром он оказался не в силах подавить тяжёлый вздох,
принимая этот дар от д'Артаньяна-отца. Он знал, что цена такому коню самое большее двадцать ливров. Зато нельзя
отрицать, что бесценны были слова, сопутствовавшие этому дару.

— ТРИ ДАРА Г-НА Д'АРТАНЬЯНА-ОТЦА        //         http://www.stihi.ru/2020/07/12/7496 —

...Как мы уже рассказывали, шпага его была сломана пополам в первой схватке, о чём он успел совершенно забыть.
Поэтому, сделав попытку выхватить шпагу, он оказался вооружён лишь обломком длиной в несколько дюймов, который
трактирщик аккуратно засунул в ножны, припрятав остаток клинка в надежде сделать из него шпиговальную иглу. Это
обстоятельство не остановило бы, вероятно, нашего пылкого юношу, если бы хозяин сам не решил наконец, что тре
бование гостя справедливо...

. . . . . . .

Три мушкетёра. Москва. "Художественная литература". Тираж 1 000 000. Страница 23. Цена 1 р. 37 к.

                — http://stihi.ru/avtor/dogrose&book=23 —

... просто книгу "Три мушкетёра" я прочитал во 2 классе = ) ) ) ) ) ) )


Радий ПОГОДИН. Последний рассказ

Почти каждый день в жизни у людей случаются необыкновенные события — то у одного человека, то у другого. Такие, что даже и нарочно придумать трудно. Разве мог вообразить Кешка, что останется в квартире один, без соседей? А так случилось. Василий Михайлович — шофер — уехал на Ангару. Тетя Люся получила большую комнату от своего завода.

Пришли управхоз и дворничиха, опечатали пустое жилье.

Нет теперь у Кешки соседей, только сургучные унылые печати болтаются на дверях. Можно Кешке не только морской, но и какой угодно бой устраивать. В первые дни они с Мишкой так и делали. Чего только не вытворяли! Раньше за такие дела тетя Люся неделю прохода не давала. А сейчас кричи сколько угодно, кувыркайся, на голове ходи. Но ведь как человек устроен?.. Пустая квартира: играй, пой. Нет, не хотят, к Мишке идут. Кешка совсем от дома отбился. Появится к маминому приходу и опять за дверь — до самого вечера.

Однажды, когда Кешка обедал в кухне, ел холодный суп из кастрюли, пришли в квартиру управхоз, дворничиха, а с ними круглая старушка с белобрысой девчонкой.

— Вот вам ключи, — сказал управхоз, срывая печати с обеих комнат. — Живите. Соседи у вас хорошие, мирные. Комнаты тоже хорошие. — Он сам открыл двери, показал старушке и девчонке обои, потолки и только после этого отдал ключи. — Располагайтесь, вещички привозите. Если, скажем, машина нужна и грузчики, в нашем доме склад размещается, у них машинку прихватить не трудно. Я похлопочу.

— Спасибо, — поклонилась старушка. А девчонка начала чертить ногой на полу, будто размечала что-то.

Всего этого из кухни, конечно, не видать. Но ведь на то Кешка и главный жилец в квартире, должен он с новенькими познакомиться. Кешка вышел в коридор, прижал кастрюлю покрепче к животу, отхлебывает ложку за ложкой, наблюдает. Управхоз и дворничиха ушли.

— Ой, бабушка, смотри! — вдруг крикнула девчонка. — Кто это?

— Человек, кто… — ответил Кешка. — Что, людей не видела?

— Ты в этой квартире живешь, мальчик? — поинтересовалась старушка.

— Живу.

Старушка хотела еще что-то спросить, но девчонка подтолкнула ее в бок и засмеялась.

— Смотри, как он ест. Прямо из кастрюли…

— Ну и ем, — ответил Кешка. — Так вкусней; небось не пробовала.

Он зачерпнул полную ложку гущи и, громко жуя, пошел в кухню. Для важности он еще пристукивал по дну кастрюли пальцами, как по бубну.

— Мама, у нас теперь новые жильцы, — объявил он за ужином матери. — Девчонка одна и еще старушка.

На следующий день новые жильцы переезжали. Грузчики носили тяжелые вещи — шкафы, столы, диван, пианино, много ящиков и разных узлов.

Кешка ходил по коридору, посвистывал, тыкал в узлы ботинком. Он с удовольствием помог бы, но девчонка вертелась, как заведенная, всюду поспевала, указывала:

— Шкаф здесь поставьте. Диван — здесь. Вот сюда для телевизора шкафчик. Здесь книжные шкафы.

Старушка сидела на подоконнике в комнате и лишь иногда поправляла ее:

— Не сюда, Анечка, здесь кресло.

Кешку девчонка будто и не замечала. Только один раз она обратилась к нему, да и то обидно:

— Вместо того чтобы болтаться без дела, помоги. Бабушка больная, а я одна не могу… — Нужно было придвинуть к стене поплотнее туалет светлого дерева с высоким овальным зеркалом.

— Не можешь, дык и воображать нечего, — ответил Кешка с вызовом. Он уцепился за зеркало. — Давай!.. Рраз!.. Раз, два, взяли!..

Девчонка надменно посмотрела на него. А когда зеркало было установлено на место, пробормотала так, чтобы слышал один только Кешка:

— Дикарь.

— Барракуда[1], — огрызнулся Кешка в ответ.

Хищная рыба, водится в южных морях.

Вот так и начали завязываться Кешкины отношения с девчонкой Анечкой.

Вечером мама тоже познакомилась с новыми соседями. Они долго стояли на кухне со старушкой. Мама рассказывала о себе, о своей работе, о Кешке.

— Одичал он у меня. Я на работе целый день.

— Да, да, — кивала старушка. — Я так же своего растила. Отец продкомиссаром был. В Средней Азии погиб…

Теперь рассказывала старушка, а мама кивала.

Девчонка вела себя с большим достоинством, как взрослая.

Если есть на свете цапля с короткой шеей, то девчонка напоминала Кешке именно такую птицу. Она любила, зацепив одну ногу за другую и наклонив голову, искоса поглядывать за Кешкой. Посмотрит-посмотрит и что-нибудь скажет умное, вроде:

— Давай я на тебя буду культурно влиять.

— Попробуй только.

— Причешись, неприлично ходить лохматому.

— А тебе что за дело?

— Ненормальный…

— Барракуда!

Однажды девчонка сказала Кешке:

— Ты такой невоспитанный дикарь потому, что у тебя отца нет.

— А у тебя-то есть?

— У меня есть. Мой папа на Севере, он там важное месторождение разведывает.

Кешка ничего не ответил на это, оделся и ушел на улицу. Неприятно было на душе у него. Раньше ему никто такого не говорил. Как-то давно, еще совсем маленьким, Кешка спросил у матери про отца. Она смешалась, посмотрела куда-то поверх Кешкиной головы, потом сказала очень тихо и очень серьезно: «У тебя есть мать, Кешка… Разве тебе этого не достаточно?» По правде говоря, Кешке было достаточно и одной мамы. Он очень любил ее, слушался, насколько мог, и ни за что на свете не огорчил бы ее умышленно ничем, даже самой малостью. А если он и причинял маме неприятности, то они вдвоем всегда очень хорошо могли разобраться и всегда уступали друг другу. В общем, они хорошо ладили. Несмотря на это, слова девчонки Анечки больно кольнули Кешкино сердце. Он почему-то затосковал, как не тосковал после потасовок и других крупных неудач. Играл в этот день вяло, часто отходил от ребят, стоял, уставившись в небо. А под вечер, сидя у поленницы, спросил своих друзей, Мишку и Симу из четвертого номера:

— Скажите, а… почему у меня отца нет?

Мишка захлопал глазами, даже рот приоткрыл, но, как старший, взял себя в руки и ответил очень авторитетно:

— Это бывает… Понимаешь, бывает, что ребята без отцов растут.

— А может, у тебя отец в войну погиб, — высказал предположение Сима. — У многих ребят отцы в войну погибли. Смертью храбрых…

Кешке такой оборот дела очень понравился. Он представил себе, каким был его отец отважным, высоким, в каждой руке по гранате… Но Мишка не дал ему и помечтать даже.

— Когда же он погиб, если ты давно после войны родился?..

— А может, при самолетной катастрофе… А может, он моряк был и шторм его корабль перевернул, — продолжал фантазировать Сима.

Мишка был настроен более прозаически.

— Должно быть, они просто разошлись. Бывает такое. Не поладили — и в разные стороны.

За ужином Кешка опять спросил маму об отце. Она поставила на стол недопитую чашку чая, повертела в руках сухарик и, не отрывая глаз от него, будто в сухаре и был заключен ответ, сказала:

— Кешка, твой отец нас бросил. Не спрашивай больше о нем. Ладно?..

Кешка почувствовал, что своим вопросом он причинил маме боль. Кешка ткнулся в стакан и, дыша паром и всхлипывая, пробормотал:

— Ладно. Если он такой, и нам на него наплевать.

А сам сидел и не понимал, как это можно бросить двух живых людей.

* * *

На девчонку Кешка не сердился. Чего сердиться? Она не со зла сказала, просто сумничала по своей дурацкой привычке. И все-таки Кешка не утерпел, ввернул к случаю каверзный вопросик:

— Слышь, ты… А твоя мать тоже на Севере?..

Девчонка захлопала большущими ресницами и, пришлепывая нижней губой, заревела:

— Умерла ма-а-ама…

Кешка набрался смелости, дотронулся до Анечкиной руки.

— Ладно, не реви. От слез слабость в поджилках бывает.

Девчонка руки не отняла, только чаще замигала, отчего с ее ресниц на Кешкину щеку полетели теплые брызги.

После этого случая у них временно установился мир. Кешка иногда подсовывал девчонке грязную посуду, когда она мыла свою. Но девчонка была хитра и свою посуду отлично знала.

— Чего тебе, жалко вымыть, да?..

— Чтобы ты совсем в лодыря превратился?.. Ишь какой!..

Девчонкина бабушка часто рассказывала о своем сыне. Приносила Кешкиной маме его фотокарточки, читала его веселые, немножко озорные письма и говорила:

— Лохматый он у меня немножко… Хороший…

Девчонка давала Кешке интересные книжки: у нее их было по крайней мере штук сто. Кешка точил девчонке ножи, помогал натирать пол. Между ними установилось нечто вроде молчаливого договора.

Никто из двух высоких сторон не лез в запретные области. Этими запретными областями были родители. Девчонка первая нарушила договор.

Как-то к маме пришел сослуживец, они посидели, попили чаю и отправились в кино.

— Это кто?.. Жених к твоей маме приходил?

Кешка даже не понял сразу. Потом побагровел и двинулся на девчонку.

— А ну, повтори.

— Жених… — испуганно повторила девчонка.

Кешка потянул ее сразу за обе косы. Пригнул ее голову к столу и постукал о клеенку.

— Я тебе дам жених!.. Это просто мамин знакомый. А ну говори за мной: зна-ко-мый…

— Жених! — ревела девчонка.

Их разняла девчонкина бабушка. Сначала она напустилась на Кешку: «Как тебе не стыдно девочку обижать?!» Но, узнав, в чем дело, поддала своей внучке: «Слишком умная стала… Марш домой!» Она увела девчонку в комнату и еще долго бушевала там. А Кешка пошел во двор.

— Мишка, как ты думаешь, к маме разные знакомые ходят… это женихи, значит?

Мишка обстоятельно обдумывал ответ. Он заметил, что с недавних пор Кешку стали мучить какие-то глупые вопросы. Но ведь и на них отвечать нужно, потому что именно такие вопросы чаще всего портят настроение и мешают жить людям. Уж Мишка-то это знал…

— Не все женихи, — заговорил он осторожно, — но, конечно, и женихи тоже бывают. Без них нельзя. Пустяковый народ, ты на них не обращай внимания.

Но как раз после этого разговора Кешка и стал обращать внимание на то, что раньше его совсем не волновало.

Знакомых у мамы было много: с завода, из вечернего института, и мужчины, и женщины. Женщины, конечно, не в счет. А из мужчин Кешка выделил троих. Когда кто-нибудь из них приходил, Кешке хотелось кричать: «Мама, гони его — это жених!» Первый входил в комнату широко, как в свою. Трепал Кешку но голове и говорил с ним, как со взрослым: «Здорово, брат!.. Ну, как твои дела?.. Что сейчас изобретаешь, куда двигаешь?.. Может, у тебя в деньгах затруднение, не стесняйся — чего-нибудь придумаем, сообразим… То-то, брат Кешка, мы ведь мужчины».

Кешка денег не брал, мужчиной тоже не считал себя. И не любил, когда с ним разговаривали вот так, словно с приятелем. «Чего выламываются, будто я уж такой маленький, не понимаю?»

Второй отличался тем, что обязательно приносил Кешке подарки — конфетки, книжки — и называл его «детка», «хороший мальчик», «Кешка дорогой»…

Третий совсем не обращал внимания на Кешку. Он смотрел на него, как на пустое место. Морщился слегка, когда Кешка все же попадался ему на глаза.

Первого и второго Кешка презирал. Третьего ненавидел. Ни одного из троих он не мог представить своим отцом.

— А тебя и не спросят, — говорил Мишка.

— Я тогда из дома убегу.

— Брось чепуху молоть. Поймают, дадут, сколько надо, — и успокоишься.

Рассматривая журналы или книжки, Кешка подолгу останавливался на военных картинах и фотографиях. «Вот такого бы отца», — шептал он, вглядываясь в бесстрашные лица партизан и солдат. Кешка даже вырезал из «Огонька» портрет Героя Советского Союза Ивановского и прикрепил его кнопками над оттоманкой.

Однажды, когда Кешка сидел дома, рисовал в тетрадке танки и самолеты, в комнату постучала девчонка.

— Кешка, к вам гости… Фу, невежа, иди встречай.

Но встречать Кешке не пришлось. В комнату уже входил высокий военный, в длинной шинели с авиационными погонами.

«Раз, два, три… — Три больших звезды насчитал Кешка. — Полковник».

— Можно? — спросил военный.

— Можно…

Полковник поздоровался с Кешкой, поинтересовался, где мама, и попросил разрешения подождать ее. Говорил он просто. Самую малость заикался и тянул слова. Кешку он разглядывал с нескрываемым интересом.

— Большой ты уже.

— Ага, — подтвердил Кешка.

Полковник сел на оттоманку. Повернул голову, отчего шея под тугим воротничком покраснела, и стал разглядывать портрет Героя Советского Союза Ивановского. А Кешка, не переставая рисовать свои танки, искоса поглядывал на гостя. Через всю щеку у полковника тянулся розоватый прямой шрам. Плечи у него были широкие и грузные, как у борца.

— Это что же, твой родственник? — спросил наконец полковник.

— Нет. Я его просто так повесил. Он очень храбрый, наверно. — Кешка покраснел, отвернулся к окну.

— Он очень храбрый, — подтвердил полковник. — Он был моим командиром полка в войну.

Несколько минут оба молчали. Полковник наклонился, оперся локтями о колени и так сидел, чуть склонив голову. Наверно, вспоминал своего командира.

Кешка кусал карандаш; он никак не мог собраться с мыслями и выпалил невпопад:

— Вы заикаетесь, да?..

Полковник смутился, засмеялся тихо.

— Да, да… в-видишь, немножко.

А Кешка ерзал от неловкости. «Нужно что-нибудь хорошее сказать, вот бахнул, не подумав».

— А рисовать вы умеете?

Полковник смутился еще больше.

— Когда был мальчишкой… вот вроде тебя, рисовал… Но все больше самолеты да кавалерию. Чапаева…

— И я самолеты рисовать люблю, — встрепенулся Кешка. — Реактивные больше… Во, смотрите…

Полковник подошел к столу и нагнулся над Кешкой.

Когда пришла мама, в комнате было накурено. Ее сын и высокий, широкоплечий военный, склонившись над альбомом, старательно выводили бомбардировщик новейшей конструкции, каких еще и в воздухе не летает, а если и будут летать, то по меньшей мере лет через десять.

— Мама, смотри, какого бомбардировщика мы изобрели! — бросился к ней Кешка.

Мама стояла, теребила косынку и удивленно смотрела на гостя. Сердце у Кешки сжалось. Он осторожно положил свой альбом на оттоманку, сунул три пальца в рот, прикусил их и так стоял.

— Здравствуйте, — глухо сказал полковник. — Извините, что я так, без разрешения…

— Здравствуйте, — ответила мама. — Но как вы нашли?..

— В Ленинграде это не трудно. — Полковник наклонил голову и теперь смотрел на маму чуточку исподлобья. В глазах его и вокруг глаз, в тонких белых морщинках, притаились тревога и ожидание.

— Кешка, ты уже познакомился? — с непривычной поспешностью справилась мама. — Это Иван Николаевич, мой старинный приятель. Еще когда тебя не было… — Мама запнулась, махнула рукой, сказала: «Впрочем, неважно», — принялась расспрашивать гостя. С обеих сторон так и сыпалось: «Что? Как? Где? Когда?..»

А Кешка стоял у оттоманки, глядел на бомбардировщик новейшей конструкции, и на бумагу, в то место, куда предполагалось накидать бомб, падали частые соленые капли.

Через час гость стал прощаться. Он попросил разрешения прийти еще раз. Кешка с волнением ожидал, что ответит мама. Она сказала:

— Конечно, приходите. Я очень рада, что вы не забыли меня.

— Приходите, — напомнил в дверях Кешка. — Обязательно приходите.

Так появился в Кешкиной жизни Иван Николаевич, человек, которому Кешка отвел особое место в числе маминых знакомых. Иван Николаевич пришел и на следующий день. Он принес билеты в театр.

— Вот, Елизавета Петровна, у меня тут два билета, если хотите, возьмите их… Сходите в театр с подругой.

— А вы разве не можете? — спросила мама. В ее глазах Кешка заметил лукавые смешинки.

Иван Николаевич засмеялся:

— Могу, Елизавета Петровна.

Полковник стал приходить к ним часто. Кешка очень радовался его приходу, встречал его шумно, изо всей силы жал большую, с узловатыми венами, руку. Он ждал этого человека. Кешке было приятно выйти на кухню и, свысока поглядывая на девчонку Анечку, рассказать, какой Иван Николаевич храбрый летчик, что он летает на реактивном бомбардировщике со скоростью звука и даже больше, что он командует целым авиационным полком. Рассказывал Кешка и старушке, Анечкиной бабушке. Та делала удивленные глаза, восклицала: «Да что ты говоришь?!» — притягивала Кешку к себе, трепала ему вихры, и Кешка не сопротивлялся.

Однажды Кешка пришел с улицы и застал дома такую картину: мама стояла у окна, а Иван Николаевич, нахмурив лоб, ходил по комнате и курил, часто затягиваясь.

Кешка обомлел: «Поругались, наверно». Он тихонько разделся и молча забился в угол между печкой и оттоманкой.

Иван Николаевич, словно вспомнив что-то, засобирался.

— До свидания, Кешка. До свидания, Елизавета Петровна. Я вас не тороплю, подумайте. Эх, да что там!.. — Махнув рукой, он вышел порывисто, но дверью не хлопнул, аккуратно прикрыл ее, словно боялся, что оторвет маму от каких-то раздумий.

— Поругались? — тихо спросил Кешка. И, заранее боясь, что мама ответит положительно, переспросил: — Не поругались, нет?

— Нет, — задумчиво проговорила мама. — Иван Николаевич предложил мне выйти за него замуж. Он скоро уезжает. На днях уезжает в Германию… в свою часть.

— И ты не согласилась? — Кешка соскочил с оттоманки, бросился к матери. — Неужели не согласилась?..

Мать удивленно посмотрела на него.

— Тебе он нравится?

Кешка кивнул. А ночью он вздыхал, ворочался. Он видел, как идет по улице за руку с Иваном Николаевичем. Все прохожие с уважением поглядывают на них. Гордость волной заливала Кешкино сердце, и он улыбался. Потом тревога стискивала Кешкину грудь. Он поджимал колени к подбородку. Замирал. Слушал… В комнате тихо. Но он знал — мать не спит. Мать тоже думает. И Кешка старался угадать таинственные и непонятные пути, по которым текут мысли взрослых.

Следующий день был переполнен мучениями. Мама ушла чуть свет, так и не сказав Кешке, что она думает. Девчонка Анечка умненько посматривала на Кешку из-под своих длинных ресниц.

Мишка и Сима во дворе отозвали Кешку в сторонку.

— Ты чего такой?

От них Кешка, конечно, ничего не скрыл. Все рассказал и даже поделился своими опасениями.

Сима все на свете видел в хороших тонах. Он сразу же уверил Кешку, что будет полный порядок.

— Кешка, может, он и нас на самолете прокатит, ты поговори.

Мишке тоже казалось, что все кончится хорошо.

— Что ты!.. Такой человек… Полковник!.. Непременно согласится!..

Вечером пришел Иван Николаевич. Лицо у него было спокойное, даже немного суровое. Только по сцепленным за спиной пальцам да по сведенным к переносице бровям было заметно, что он волнуется.

— Кешка, поди-ка погуляй, — предложила Кешке мама.

Кешка посмотрел на нее такими просящими глазами, что она не выдержала и отвернулась. Иван Николаевич опустил голову и еще крепче сцепил за спиной пальцы.

Кешка вышел на лестницу, постоял немного, облокотясь о перила, и уселся на ступеньку. Какое уж тут гуляние! Он сидел долго, прислонив к перилам голову. А когда снова пришел домой, мама накрывала на стол. Иван Николаевич стоял у оттоманки и смотрел на портрет героя. Сердце у Кешки упало.

Иван Николаевич смотрел на портрет тяжело, упорно. Жилка у виска, чуть повыше розового шрама, вздувалась и опадала. Ему, наверно, было очень тяжело. Он глянул на вошедшего Кешку и безнадежно качнул головой — мол, плохи дела, Кешка. Мать заговорила, обращаясь больше к Кешке, чем к Ивану Николаевичу:

— Вот пришел ваш единомышленник. Спит и видит вас.

— Я его тоже вижу. Ну что ж, не повезло нам… — Полковник повернулся к Кешке и, усмехнувшись одними губами, сказал: — Кешка, я второй раз прошу твою маму выйти за меня замуж. Первый раз — когда тебя еще и на свете не было… Второй раз — сейчас.

— Не согласилась, — пробормотал Кешка убито и впервые подумал о маме с неприязнью: «И чего ей надо?.. Почему?» Он знал, что ни мама, ни кто другой не ответят ему. А если он и будет настаивать, то просто наговорят ему всяких непонятных слов. Кешка думал: «Вот Иван Николаевич сейчас возьмет шинель и уйдет». Но полковник остался.

Когда мама разливала чай, рука у нее чуть заметно дрожала. Она пролила заварку на скатерть и отругала Кешку за то, что он не может как следует подставить стакан.

— Когда вы уезжаете? — спросила мама Ивана Николаевича.

— Завтра ночью. В Москву сначала. — Иван Николаевич смотрел в свой стакан, не пил. — Я вам все же пришлю письмо с моим адресом, Елизавета Петровна. Я понимаю, все так быстро. Но, может быть, пройдет время, и вы решитесь…

«Решится! — хотел было крикнуть Кешка. — Я ее уговорю!» Но мама опередила его.

— Хорошо, — сказала она, — я буду ждать ваших писем.

Иван Николаевич ушел, даже не прикоснувшись к чаю. На пороге он крепко пожал Кешкину руку.

— До свидания, Кешка.

На другой день, после школы, Кешка держал совет с приятелями — с Мишкой и Симой. О чем они там договорились, никто так и не узнал. Вечером, часов около пяти, он стоял в вестибюле Северной гостиницы, прятал за спину маленький узелок и робко спрашивал у портье:

— Скажите, где здесь тридцать второй номер?

— Второй этаж, налево… за пальмой, — равнодушно ответил пожилой толстый администратор. — Иди, тридцать второй сейчас дома.

Кешка робко постучал в светлую дверь. Ручка шевельнулась, и со словами «да, да» в коридор вышел Иван Николаевич.

— Кешка!.. Ты что? — Он схватил Кешку за плечи, втащил его в номер. — Что случилось?!

Кешка стоял, уставившись в пол. Он успел заметить две кровати, покрытые мохнатыми одеялами, вишневыми, письменный стол, обеденный и две тумбочки. Около одной кровати на стуле стоял раскрытый чемодан.

— Кешка, ну?.. Мама согласилась?.. Почему она сама не пришла, не позвонила?..

— Нет, — пробормотал Кешка. Он прижался к Ивану Николаевичу и прошептал тихо: — Я с вами поеду.

Иван Николаевич опустился на кровать. Кешка доверчиво положил на его колени свой узелок.

— Как ты меня нашел? — наконец спросил Иван Николаевич, опустив на Кешкину голову свою большую ладонь.

— Я-то?.. Дак вы же говорили маме, где остановились. А у меня память ужасно крепкая. Мы с вами поживем вместе, а потом мама сама к нам приедет. Мы ей даже письмо можем написать, чтоб не волновалась.

Рука Ивана Николаевича опустилась на Кешкино плечо. Глаза его были добрые и грустные. Он шевелил бровями, раздумывая над чем-то, потом вздохнул и сказал:

— Ты знаешь, что такое запрещенный удар?

— Знаю. Ниже пояса, в спину и по почкам.

— Точно… То, что ты предлагаешь, тоже запрещенный удар по твоей маме… Нельзя нам с тобой вместе ехать, если она не согласна.

— А я-то ведь согласен, — еще тише прошептал Кешка.

Иван Николаевич встал, заходил по комнате.

— Да взял бы я тебя, Кешка, дорогой ты мой… Но ведь я права на это не имею. Мне ведь твоя мама вовек не простит… Понимаешь ты, Кешка? — Он сел на стул и поставил Кешку между своими коленями. — Понимаешь?

— Понимаю.

Но он ничего не понял. Ведь все так просто. Кто же их может осудить, если они вместе уедут? Даже мама не может.

— Я тебе письма писать буду, — говорил тем временем Иван Николаевич, — и ты мне отвечай. А на будущий год я приеду. — Он подтянул Кешку поближе к себе. — Только ты к маме не приставай, не проси за меня, ладно?

Это Кешка понял и одобрил. Иван Николаевич гордый.

Кешка посмотрел на раскрытый чемодан, и ему очень захотелось плакать.

— Когда вас сюда ранили, — Кешка дотронулся до шрама, — больно было?.. И вы, наверное, не плакали.

Иван Николаевич засмеялся тихо, откинулся на спинку стула и тепло посмотрел на Кешку.

— Нет, Кешка, не плакал… Я пел тогда. Пел песню про партизан. Знаешь?.. «Шли лихие эскадроны…»

— Знаю, — улыбнулся Кешка. Он взял свой узелок и протянул Ивану Николаевичу руку.

— До свидания.

Иван Николаевич поднялся.

— Нет, нет… Подожди, Кешка, так нельзя. Давай в буфет сходим, выпьем на прощание лимонаду, что ли…

Кешка не возражал. Ему было все равно теперь.

Они сели за столик у самого окошка. На улице с крыш капала вода. Из дверей метро выходили люди, некоторые в пальто нараспашку, потому что уже была большая весна и из мокрой земли на газонах проглядывала реденькая бледная зелень. Они выпили лимонаду. Иван Николаевич напихал в Кешкины карманы конфет и апельсинов и пошел проводить его до автобусной остановки. Он махал Кешке рукой. Кешкино лицо за мокрым стеклом казалось сморщенным, беззащитным. И может быть, поэтому Иван Николаевич бежал вслед за автобусом, пока тот не набрал скорость и не ушел на середину Невского.

Мама уже была дома, когда Кешка явился. Узелок он оставил у Симы, чтобы избежать расспросов.

В квартире чувствовалось оживление. Девчонка Анечка бегала по коридору с мохнатым полотенцем. Она приплясывала и пела:

— Кешка, Кешка, мой папа приехал, э!..

— Толя, познакомься, вот наш главный сосед! — крикнула старушка в ванную.

Оттуда вышел белоголовый мужчина с синими, как у Анечки, глазами. Он взял полотенце, вытер руки.

— Здравствуй.

— Здравствуйте — ответил Кешка и вяло пожал протянутую ему руку.

Старушка и девчонка ничего не заметили, а мужчина осторожно спросил:

— Подрался, может?.. Или что?..

— Подрался…

Кешка, не снимая пальто, протопал в комнату и сунулся лицом в свою верную оттоманку. Кто-то тяжелый сел рядом с ним. Кешка плотнее забился в угол оттоманки. Человек сидел молча, потом тихо поднялся, ушел.

Анечкин отец наполнил квартиру деловитостью и весельем. В квартире постоянно толпились геологи. Они приносили материалы разведок, образцы, доклады, оглушали рассказами о своем «железном» Севере. Мама теперь часто бывала у соседей, помогала Анечкиному отцу проверять какие-то расчеты. А Кешка целыми днями пропадал во дворе.

Весна развернулась, окрепла и незаметно уступила город лету, нежаркому, ленинградскому, но все-таки лету. Ребята со двора разъехались по дачам. Уехал и Кешка. Уехал он в пионерский лагерь сразу на три смены. Мама принесла из завкома путевки.

— Вот, Кешка, поживешь в лагере, поправишься, окрепнешь.

Лето было дождливым, но веселым. И мама приезжала в родительские дни тоже очень веселая, какая-то улыбчивая, какой он не видел ее уже давно.

Дни иногда тянутся долго, а сроки приходят незаметно. Подошел срок и лагерю уезжать в город.

Мама Кешку на вокзале не встретила. Всех ребят разобрали, а он и дожидаться не стал. Сел на трамвай и покатил домой.

Открыла ему девчонка Анечка.

— Лохматый-то, — сказала она ему, — грязный…

Кешка молча прошел в свою комнату, сбросил рюкзак, сандалии. На небольшом столике, где Кешка готовил уроки, лежали стопки чистых тетрадей и новые учебники. Еще на столе лежал синий конверт с иностранной маркой. От Ивана Николаевича!.. Кешка схватил письмо, сунул его под майку и так заволновался, что побежал на кухню мыть руки. Письмо он хотел прочитать в одиночестве, неторопливо. Он все время прижимал его локтем.

Кешка вытерся кухонным полотенцем и стал разогревать обнаруженные в кастрюле макароны.

— Масло-то положи, — сказала ему девчонка Анечка. Она вошла в кухню, как ее бабушка, в теплом платке.

Кешка не ответил. Тогда она взяла масло из своей масленки и положила его на сковородку.

— Ты чего мне своего суешь?.. Очень надо! — возмутился Кешка. — Где моя мама?..

Девчонка села на табурет и, глядя на стену, пробормотала:

— Дикарь, они тебя встречать поехали. Они поженились.

— Чего? — надвинулся на нее Кешка.

— Поженились, говорю… мой папа и твоя мама.

Макароны горели. Кухня наполнялась смрадом. А Кешка сидел не двигаясь, прижав к голому боку синий конверт.

Радий ПОГОДИН. Последний рассказ
Москва. «Детская литература» 1986