Зпизод из детства

  Было воскресное морозное зимнее утро 1943 года. В небольшом деревянном домике на окраине города Белорецка Екатерина Степановна, которую люди звали просто Степановна, готовила нехитрый завтрак из вареной картошки, куска хлеба и соли. На теплой русской печи грелись две дочери – пятилетняя Зоя и годовалая Валя.
 В дверь без стука вошли две представительные женщины, красные от мороза, запустив облако холодного пара.
- Здравствуй, Степановна! – поздоровалась одна из них.
- Здравствуйте! –  ответила та.
- Ну, меня ты знаешь. Я ваш участковый милиционер, а это работник прокуратуры Ольга Моисеевна.
  Степановна с удивлением смотрела на них, стараясь понять, зачем они пришли. Мысли сразу обратились к работе в заводской столовой, в которой она работала поваром. Может там что случилось?
- Странно вы живете, - произнесла Ольга Моисеевна, оглядывая избу придирчивым взглядом. – Почему пол только на кухне, а в горнице пола нет, голая земля?
- Так Николай не успел достроить дом, как началась война, и его забрали в армию, - начала оправдываться Степановна.
- Не забрали, а мобилизовали, - строго парировала работник прокуратуры. – Какую скотину держите?
- Да никакой нет. Корову еще до войны обменяли на доски, чтобы дом достроить, овец не держали, а кур кормить нечем.
- Ну, так уж и нечем. В столовой ведь работаешь, остатки чать домой несешь?
-Что вы! Что вы! На проходной сразу бы арестовали. Нет! В этом я безгрешна! – с горячностью возмутилась Степановна. А сама всё терялась в догадках: - «Зачем они пожаловали?»
- Да! Скудненько, скудненько вы живете,- продолжала Ольга Моисеевна. – А мы пришли конфисковать ваш дом.
- За что? – чуть не закричала Степановна.
- Твой муж Николай Александрович Самойлов осужден, как враг народа, к расстрелу с конфискацией имущества и выселению семьи в Казахстан. Вот постановление суда, которое к нам прислали, - строгим голосом произнесла представитель прокуратуры и показала какую-то бумагу.
- А что с Николаем? – шепотом спросила Степановна, опускаясь на стоявшую тут кровать.
- Расстрелян, - равнодушно ответила та.
 - А-а-а… - во весь голос заплакала Степановна, а следом за ней и две дочери с печки подхватили её рёв, еще не понимая, что случилось.
- Ну, хватит, хватит, Степановна. Успокойся, - пыталась остановить этот невыносимый рёв участковая.
- Что же нам с вами делать? – озадаченно произнесла Ольга Моисеевна, оглядывая скудное жилье этой семьи. Из мебели: деревянная кровать, стол да табуретка с лавкой. Посреди избы большая русская печь. И нежилая, пустая вторая половина дома.
  Минут пять, молча, ходила по кухне представитель прокуратуры, то ли ожидая, когда закончит плакать Степановна, то ли о чём-то думая. Наконец резким, строгим голосом сказала:
- Хватит реветь! Не будем мы вас выселять, и дом конфисковать не будем. Ты ведь Рябова?
- Да, - всё ещё всхлипывая, ответила Степановна.
- А муж Самойлов. Вы что не регистрированы?
- Нет. Только мы венчаны в церкви.
- А дети? Как у них фамилия?
- В ЗАГСе записали, как Самойловы.
- Не законно! Да, ладно, пусть будут Самойловы, но получается, что вы жили в гражданском браке. Значит, ты не являешься его законной женой и этот дом твой, а не его.
- Не понимаю, - как-то отрешенно сказала Степановна.
- Ладно, Екатерина! Успокойся и успокой детей. Живите. Напишем ответ, что семья у Николая Самойлова в Белорецке не обнаружена.
- Только вот и льгот, как семье участника войны, вам не будет, - застегивая пальто, сказала Ольга Моисеевна. – И про то, что твой муж расстрелян никому не рассказывай, а то детей будут дразнить врагами народа.
  С этими словами женщины покинули дом, оставив в страшном горе  плачущую Степановну.
  Потянулись долгие годы вдовьей жизни, полные труда, забот о детях. А летом 1953 года неожиданно пришел домой Николай, которому расстрел был заменен десятью годами тюрьмы на Колыме.
  За что его арестовали и судили, он так никому и не рассказал. Вспоминал только про семьдесят дней ожидания расстрела и, каким-то чудом, заменой отбывания в ГУЛАГе.